— Кто-нибудь хоть раз был в этих местах? — обратился лорд Генри к матросам.

Те замотали головами, и Генри понял, что помощи ему не будет. Две девчонки и он сам сгинут в этих местах, и обезьяны будут скакать по их трупам, пока совсем не вдавят в белый песок.

…

Город и правда оказался не так далеко.

Сначала Генри увидел корабли на рейде. Флаги, развевавшиеся на мачтах, говорили о том, что корабли принадлежат Португалии, хозяйке этих мест. Вокруг кораблей сновали шлюпки, ялики и какие-то странные плавательные средства, управляемыми неграми. Пройдя вдоль бухты, путешественники оказались в небольшом, но достаточно шумном поселении, где черные женщины в ярких повязках на головах и таких же одеяниях, почти ничего не закрывающих, носили на головах корзины фруктов на продажу, а вокруг них шныряла забавная черная малышня.

Анджела тут же начала умиляться маленьким негритятам, ласкала их и смеялась, будто это были живые куклы, а не настоящие дети. Генри пришлось держать ее за руку, чтобы она не задерживала их движение, и побыстрее найти место, где он мог бы спрятать двух белых женщин.

На спутниц его заглядывались шатающиеся без дела по пирсу матросы, жующие табак и переговаривающиеся на португальском, которого Генри, естественно, не знал. Впервые он понял назначение чадры, скрывающей арабскую женщину от любопытных глаз. Ему тут же захотелось найти две чадры, чтобы скрыть Элли и Анджелу.

Арабы тоже были в городе. Их было достаточно много. Они расхаживали, одетые в ниспадающие белые одежды до пят, в покрывалах на головах, бородатые, черноглазые. Воспитание не позволяло им пялиться на женщин, но Генри чувствовал, что как только они проходили мимо, в след девушкам летели не менее сальные взгляды, чем кидали на них португальские матросы.

Гостиниц оказалось в городе две. Генри послал матросов в обе из них, и им повезло снять два номера. Боясь, что девушек ночью посетят не те люди, он сам и еще один матрос, постарше, решили спать с ними, забыв о приличиях. И, хоть хозяин-араб уверял на ломаном французском, что в гостинице его безопасно, как утробе матери, Генри не чувствовал этой безопасности. Всю ночь он спал урывками, просыпаясь от каждого шороха, и не выпуская из рук ружья.

Наутро к нему подошли два мулата в похожей на европейскую одежде, представившиеся послами от короля Ольстена. Элли, которая пожелала сама принять их, вдруг заулыбалась, и сообщила Генри, что ее отец позаботился о них. Проводники помогут им преодолеть дорогу, укажут направление, а за перевалом их встретят другие послы.

— А нельзя было выслать за нами армию, если уж вы — принцесса этого королевства? — в раздражении сказал лорд Генри.

— Вам не будет никакой опасности, милорд, — проговорил мулат, нещадно коверкая английские слова, — тут безопасно. Дорога большая, по ней все ходят!

Генри хотелось сжать голову руками и хорошенько удариться лбом о стену.

Какая может быть безопасность, если…

— Вы не думайте, что мы дикие, — заговорил второй мулат, — тут очень хорошие люди, все добрые!

Особенно те, с сальными взглядами, хотелось добавить Генри, но он промолчал. Нужно было собираться в дорогу и охранять женщин, нужно было придумать, как передвигаться по этой дороге, и возможно ли в этом городе купить лошадей.

Лошадей купить было можно, но стоили они приблизительно, как фрегат капитана де Фосса.

— Лучше возьмите нашу повозку, милорд, — сказал один из мулатов, тот, что потемнее, — на повозку можно посадить женщин и положить вещи. И лошадь понадобится только одна.

При виде повозки, запряженной худенькой лошаденкой, которая, казалось, готова отдать богу душу в ближайшие дни, Генри снова захотелось удариться головой о стену. Или о копыто этой клячи. Чтобы наверняка. Какого черта он влип в это дело? Какого черта он оказался здесь, в каком-то ином мире, с двумя девочками на руках и пегой клячей, которая смотрела на него грустными влажными глазами?

— А кормить ее не надо? — спросил он, оборачиваясь к мулатам.

— Надо, сэр, надо. Но она мало ест.

Это было очевидно и без всяких слов. Генри раздобыл яблок и скормил скотине целый мешок, надеясь, что она хоть немного прибавит сил. Лошадь ела жадно и быстро, будто ее не кормили несколько лет. Как это было возможно при наличии травы вокруг, Генри не мог понять. Ладно бы он был в снегах России, где травы нет по определению, а здесь, в зеленых краях… Нужно запастись яблоками, решил он, и согласился клячу взять. Одна лошадь, да еще с телегой — это намного лучше, чем ни одной.

Выход назначили на утро. Генри снова не спал всю ночь, нервничал и пытался понять, что он забыл. Матросы с послами закупили провиант, порох и пули в большом количестве, на случай охоты, сказал мулат, какие-то одежды для дам. Анджела восхитилась красочной шерстяной тканью, которую ей предложили накинуть на плечи, и тут же сняла шляпку и завернулась в ткань, как в плащ. Генри одобрительно смотрел на нее. Так было намного лучше. Со спины ее было не отличить от местных женщин. Элли накинула на себя другое покрывало, серое с синими разводами. Ее синие глаза были задумчивы и спокойны.

— Лорд Генри, я уверена, что вы справитесь, — сказала она, видя его нервное состояние, — я помогу вам.

— Вы? — он поднял брови.

— Я. Ничего страшного с нами не случится. Я уверяю вас.

— Тогда я вам верю…

Ему было больно смотреть на нее, ему было больно от ее презрения и холодности. Элли могла улыбаться всем вокруг, но никогда не улыбалась ему. Она старалась уйти, если он входил в комнату, и за два месяца на корабле он практически не видел ее и ни разу не говорил с ней наедине. Сейчас же, когда они ночевали в одной комнате, когда целыми днями вынуждены были находиться рядом, их разделяло такое расстояние, будто она осталась в Англии, а он отправился на Южный полюс.

Он усмехнулся, отойдя от Элли как можно дальше. Ее глаза метнулись за ним, но Генри уже не видел того долгого взгляда, что она кинула на него. Элли сжала губы.

Она не имеет права на свое мнение. Все равно оно никому не интересно.

Дорога была широкая и пыльная. Люди шли пешком, неся поклажу на головах, кто-то ехал на телеге, кто-то верхом… Телега, запряженная несчастной худой клячей, двигалась медленнее, чем пеший путник. Элли и Анджела, сидевшие на подушках, то и дело клевали носом, уставая рассматривать путников и открывающийся унылый пейзаж.

Вдоль дороги раскинулись поля, перемежаемые перелесками, впереди виднелись вершины гор, которые казались недостижимыми, и сколько дней им предстояло трястись по колдобинам никто сказать не мог. Мужчины шли вокруг повозки. Тент, натянутый над повозкой, защищал от солнца, а если начинался дождь, то мужчины забивались под него, и давали лошади отдохнуть, съезжая на обочину.

Генри испытывал жалость к бедной старой кляче. Вдоль дороги встречались какие-то деревеньки, торговцы продавали разные нужные товары, и он покупал кляче яблоки. Не веря, что лошадка сумеет вытянуть дорогу в гору, он готовился идти с поклажей пешком и помогать женщинам, но надеялся проехать на телеге как можно дальше.

Ночевали в каких-то хижинах у дороги, где за огромные, по мнению Генри, деньги, можно было лечь и хоть как-то отдохнуть. Черные женщины были нелюдимы, но вкусно готовили, и вскоре отряд привык к этой странной на вкус пище, состоявшей из неведомых ингредиентов, что приходилось есть всю дорогу. Более приличные гостиницы держали арабы, но чем дальше дорога уходила вглубь континента, тем реже они встречались. Генри видел несколько раз арабские отряды, гарцующие на прекрасных конях мимо их колымаги, и завидовал скорости и лошадям.

Через несколько дней дорога сузилась. Нырнув в джунгли, она стала темной и настолько узкой, что теперь на ней едва разъезжались две телеги. Гостиниц больше не было, и ночлег приходилось организовывать прямо на обочине. Женщины ложились под тентом на телеге, а мужчины — кому как повезет. Генри выставлял патрули, и целыми ночами боялся уснуть, ожидая неведомого противника. Это могли быть и звери из джунглей, чьи голоса в изобилии слышались вокруг. Это могли быть и злые люди, что заприметили белых женщин… Он постоянно просыпался, и вскоре стал злым и издерганным.