Я вгляделась снова в исковерканную фигуру и поняла, отчего у меня мурашки бежали при одном взгляде на него. Эти огромные карие глаза, этот сильный прямой нос – они были такими же, как у Никки. Я всегда считала, что коричневую кожу и темные глаза Никка унаследовал от фей-крошек, которые числились в его родословной, но теперь, глядя на карлика в постели, я поняла, что ошибалась.

Я смотрела на мужчину с ожившим страхом, потому что вдруг увидела. Как будто кто-то взял сидхе и ужал его до размера крупного кролика. Я не находила слов для того ужасного, что лежало в больничной постели, почти теряясь в ней. И не могла вообразить, как он мог до такого дойти.

– Как? – тихо спросила я и тут же пожалела, что спросила, потому что карлик на постели взглянул на меня огромными глазами на усохшем личике.

Он заговорил на хорошем английском, хоть и с акцентом:

– Я сам довел себя до такого, девочка. Я и только я.

– Нет, – возразил Никка. – Это неправда, Букка.

Карлик покачал головой. Его волосы, коротко стриженные, но густые, сбились от его движения.

– Здесь есть знакомые мне лица, Никка, помимо тебя и гоблина. Есть и другие, кого обожествляли когда-то и кто потерял своих почитателей. Они не иссохли, как я. А я-то отказался отдать свою силу, думая, что это умалит меня! – Он рассмеялся, и от горечи в этом смехе можно было задохнуться. – Посмотри, Никка, посмотри, до чего довели меня гордость и страх.

Я была растеряна, если не сказать больше, но – как это часто бывает в обществе фейри – сами вопросы, которые я хотела бы задать, оказались бы невежливыми.

Карлик повернул свою слишком тяжелую голову, чтобы взглянуть на Китто.

– В последнюю нашу встречу ты казался мне маленьким. – Странно притягательные глаза пристально смотрели на гоблина. – Ты изменился, гоблин.

– Он – сидхе, – сказал Никка.

Букка вроде бы удивился, а потом рассмеялся.

– Подумать только, я столько веков боролся за чистоту нашей крови, препятствовал ее смешиванию с любой другой. Я когда-то считал тебя нечистым созданием, Никка.

Никка продолжал гладить его по руке.

– Это было очень давно, Букка.

– Я не позволил бы никому из чистокровных Букка-Ду смешаться с другими сидхе. А теперь все, что осталось от моей крови, – это такие, как ты, полукровки. – Он с видимым усилием повернул голову. – А все, что осталось от Букка-Гвизенов,[19] – это ты, гоблин.

– Среди гоблинов есть и другие моей крови, Букка-Ду. И – видишь лунную кожу этих сидхе? Букка-Гвизены не забыты.

– Может, кожа и осталась, но не волосы и не глаза. Нет, гоблин, они ушли навсегда, и это моя вина. Я не позволял нашему народу соединиться с другими. Мы должны были оставаться скрытым народом и блюсти старый обычай. Сейчас старых обычаев не осталось, гоблин.

– Он – сидхе, – напомнил Дойл. – И признан таковым при Неблагом Дворе.

Букка невесело улыбнулся.

– Даже сейчас я думаю только о том, как низко пал Неблагой Двор, что принимает гоблинов в свои ряды. Даже умирая, даже увидев смерть последних из моего рода – я не могу счесть его сидхе. Не могу.

Он отнял свою руку у Никки и закрыл глаза, но было не похоже, что его клонило в сон, скорее, он просто не хотел нас видеть.

Детектив Люси все это время ждала с удивительным терпением.

– Может, кто-то объяснит мне, что происходит?

Дойл обменялся взглядами с Холодом и Рисом, но никто из них не произнес ни слова. Я пожала плечами:

– На меня смотреть нечего. Я почти в такой же растерянности, как и ты.

– И я тоже, – присоединился Гален. – Я опознал то ли корнский, то ли бретонский, но произношение для меня слишком архаическое.

– Корнский, – сказал Дойл. – Они говорили на корнском.

– Я считал, что в Корнуолле не было гоблинов, – удивился Гален. Китто отвернулся от постели и посмотрел на высокого рыцаря.

– Гоблины – не единый народ, не более, чем сидхе, которые только внешне разделены всего на два двора. Все мы когда-то были чем-то большим. Я – корнуэльский гоблин, потому что моя мать-сидхе была из Букка-Гвизенов, корнуэльских сидхе, до того, как была принята к Благому Двору. Когда она увидела, какой ребенок у нее родился, она знала, куда сложить свое бремя. Она оставила меня среди змей Корнуолла.

– Гнезда змей есть повсюду на Островах, – хрипло произнес Букка. – Даже в Ирландии, как бы ни хотелось последователям Патрика верить в обратное.

– Почти все гоблины теперь в Америке, – сказал Китто.

– Йе, – согласился Букка, – потому что ни одна другая страна их не потерпит.

– Йе, – кивнул Китто.

– О’кей, – сказала Люси. – Что бы у вас тут ни было – неделя воспоминаний, семейное собрание, – мне без разницы. Я хочу знать, как из этого Букки, который заявил, что его зовут Ник Основа – я проверила, между прочим, это персонаж из «Сна в летнюю ночь», очень мило, – так вот как из него едва не высосали досуха всю его жизнь?

– Букка! – тихо позвал Никка.

Карлик открыл глаза. Их переполняли такая усталость и боль, что я отвернулась. Словно заглянула в бездну, ведущую куда дальше, чем просто в забвение, куда хуже, чем просто в смерть.

Его акцент из-за эмоций стал сильнее.

– Я не могу умереть, ты ж понимаешь, Никка, не могу умереть. Я был королем своему народу и не могу даже истаять, как бывает с другими. Но я таю. – Он поднял болезненно тонкую руку. – Я таю вот так, словно какая-то гигантская рука выжимает из меня соки.

– Букка, пожалуйста, расскажи нам, как на тебя напали голодные призраки, – тихо попросил Никка.

– Когда эта плоть, за которую я все еще цепляюсь, истает – я стану одним из них. Я буду одним из Жаждущих.

– Нет, Букка.

Он выставил вперед эту тонкую-тонкую ручонку.

– Нет, Никка, именно это и случилось с другими сильными. Мы не можем умереть, но не можем и жить, и мы остаемся между этим и тем.

– Слишком хороши для ада, – сказал Дойл. – И слишком плохи для рая.

Букка посмотрел на него.

– Да.

– Мне очень нравится узнавать новое о культуре фейри, но давайте вернемся к нападению, – напомнила Люси. – Расскажите мне, как они напали на вас, мистер Основа, или мистер Букка, или как еще вас называть.

Он моргнул почти по-совиному.

– Они напали на меня при первом признаке моей слабости.

– Чуточку подробнее об этом можно? – попросила Люси, раскрывая блокнот, с ручкой наготове.

– Ты их поднял, – заявил Рис. Он впервые обернулся к Букке, в первый раз посмотрел на него с момента, как мы вошли в комнату.

– Йе, – подтвердил Букка.

– Зачем? – спросила я.

– Это входило в плату, которую с меня запросили, чтобы принять ко двору фейри.

Мы все замолчали. На секунду это показалось объяснением всему. Это сделала Андаис – или приказала это сделать. Вот почему никто не смог ее выследить. Вот почему никто из ее людей ничего об этом не знал. Она не вовлекала в это никого из своих людей.

– Кому ты должен был заплатить? – спросил Дойл.

Я удивленно посмотрела на него, чуть не сказав вслух: «Это и так ясно». Но тут Букка проговорил:

– Таранису, конечно.

Мы все повернулись к постели, как в замедленной съемке.

– Ты сказал – Таранису? – переспросила я.

– Ты оглохла, девочка?

– Нет, – сказала я, – просто удивилась.

Букка посмотрел на меня, нахмурившись.

– Почему?

Я оторопело моргнула.

– Я не знала, что Таранис – такой псих.

– Ну, так это не я здесь дурак.

– Она не видела Тараниса с тех пор, как была ребенком, – пояснил Дойл.

– Тогда прошу прощения. – Он обвел меня критическим взором. – Она похожа на благую сидхе.

Я не совсем поняла, как отреагировать на комплимент. С учетом обстоятельств я даже не была уверена, что это – комплимент.

Люси подошла к дальнему краю кровати.

– Вы утверждаете, что король Благого Двора приказал вам пробудить этих голодных призраков?