Литмир - Электронная Библиотека

– Ты бы выбросила его из своей постели ради одного из твоих воинов-сидхе.

– Нет, – тихо проговорил Китто. – Меня одарили милостью оставаться здесь, когда они соединяются. Я видел, как их огонь отбрасывал тени на стены – так ярко они пылали.

Шалфей слетел к поднятому вверх лицу Китто.

– Гоблин, твой народ поедал моих сородичей в часы войны.

– Сильные едят слабых. Таков мир, – сказал Китто.

– Гоблинский мир, – ответил Шалфей.

– Единственный, какой я знаю.

– Ты сейчас далеко от своего мира.

Китто закопался в простыни так, что виднелись только его глаза.

– Теперь мой мир – это Мерри.

– И тебе нравится твой новый мир, гоблин?

– Я в тепле, в безопасности, и она носит мою отметину на теле. Это хороший мир.

Шалфей еще несколько секунд держался в воздухе, а потом спланировал на мою подставленную ладонь.

– Если гоблин даст самую торжественную клятву, что ничего из того, что он увидит, услышит или почувствует любым из чувств, он не расскажет никому, то пусть он остается.

Китто повторил обещание слово в слово.

– Отлично, – сказал Шалфей. Он обвел меня взглядом, и хотя весь он был не больше моего предплечья, я вздрогнула и почувствовала сильнейшее желание накрыться чем-нибудь. Маленький красный язычок – будто капелька крови – облизал бледные губы. – Вначале – кровь, лекарство – после.

Тон, которым он произнес слово «лекарство», едва не заставил меня пожалеть, что я отпустила стражей. Он был меньше куклы Барби, но в этот миг я его боялась.

Глава 28

Шалфей вспорхнул с моей руки, направляясь к груди. Я успела преградить ему путь, прикрывшись рукой. Он приземлился на запястье, и я отвела руку подальше, чтобы лучше его видеть. Другой рукой я натянула простыню повыше.

Он надулся.

– Ты откажешь мне в крови сердца?

– Я видела, как твои сородичи обошлись с моим рыцарем. Я была бы дурой, подпустив тебя к таким нежным местам, пока не знаю, насколько деликатно ты питаешься.

Он сел, скрестив лодыжки и упершись руками по сторонам от себя для вящего равновесия. Мне показалось, что сидя он весит больше – не намного больше, но ощутимо.

– Я всегда нежен и деликатен, прекрасная госпожа.

Его голос звучал будто колокольчики под летним ветерком. Точно ли его губы походили на маленький алый цветок… мгновением раньше? Он коснулся моей ладони нежно-лепестковыми губами, вытянувшись на моей руке всем телом, как я вытянулась бы на кушетке. Губами и крошечными ручками он провел по волоскам у меня на предплечье. Любовник более крупный пригладил бы их губами и кончиками пальцев – Шалфей играл с ними, словно извлекал музыку из моей кожи, беззвучную песню, слышать которую мог только он, но чувствовать могла и я. Она трепетала по моей коже, по моей руке, как будто все происходящее было больше, значительней, чем на самом деле.

Я резко подбросила его в воздух, и он зажужжал на меня, как рассерженный шмель.

– Зачем ты это сделала? Мы так славно развлекались!

– Никакого гламора, запомни, – набычилась я, комкая простыню.

– Без гламора этот процесс будет тебе совсем не так приятен. – Он пожал тонкими плечиками, провалившись вниз от этого движения. – Мне это, в общем, все равно, для целей Нисевин – тем более не важно, но для тебя, прекрасная принцесса, разница существует. Позволь мне избавить тебя от боли и неприятных ощущений, пусть это будет дружеской услугой.

Если бы он застал меня не в тот день, когда укус Китто еще болел, я бы, наверное, сказала «нет», велела бы просто взять кровь для его королевы и убираться. Гоблины гламором не владеют вовсе, так что у Китто выбора не было – без естественного очарования секса, смягчавшего боль укуса, он ничего не мог поправить магией. Шалфей предлагал мне выбор.

Я глубоко вздохнула и медленно выпустила вдох, а потом кивнула.

– Гламора ровно столько, чтобы сделать ощущение приятным, но и все на этом, Шалфей. Если ты замахнешься на что-то большее, я кликну стражей – и тебе не понравится то, что они с тобой сделают.

Он издал звук, который показался бы грубым, если бы не прозвенел словно крошечные фанфары – будто бабочка попыталась изобразить ослиный крик.

– Мрак веками ждал, чтобы я высунул голову хоть на миг, принцесса. Я хорошо знаю, может, лучше тебя, сколько он мне задолжал.

– Я заметила, что у тебя с ним личные счеты, в большей степени, чем с другими.

– Личные? Ну, можно и так сказать. – Он улыбнулся, и улыбка вышла милой и злобной одновременно, как будто он воображал жуткие вещи и представлял, как забавно будет их проделывать.

Я могла бы спросить, что же это было, такое личное, но не спросила. Или Дойл расскажет сам, или я не узнаю об этом никогда. Вряд ли Дойл легко простит мне, если я стану выспрашивать его секреты у фейри, которого он ненавидит. Одно дело – получить такую информацию от друга, но говорить о своих друзьях с врагами – не дело, и нельзя позволять врагам заглазно обсуждать ваших друзей. Некошерно.

– Питайся, Шалфей, и можешь использовать немного гламора, чтобы это не было слишком неприятно. Но веди себя прилично.

– Тебе все еще нужна чья-то защита? У тебя здесь ручной гоблин. Разве он не прыгнет и не схватит меня прямо в воздухе и не обгложет мои косточки, случись мне тебя обмануть?

– У гоблинов не много шансов против сильного гламора, ты отлично это знаешь.

Он прижал руку к груди и открыл глаза пошире.

– Но я всего лишь эльф-крошка. Я не могу владеть гламором, как знатный сидхе. С чего бы гоблину бояться таких, как я?

– По всем описаниям феи-крошки обладают сильнейшим гламором, и тебе это хорошо известно. Ваше любимое развлечение – сбить с дороги неосторожного путника.

– Немножко болотной воды еще никому не вредило, – сказал Шалфей, подлетая ко мне поближе.

– Если под ней случайно не окажется трясины. Ты – неблагой фейри, а значит, если путник так и не сумеет выбраться вновь на дорогу – тем забавнее.

Он скрестил на груди руки – в обхвате они были чуть тоньше карандаша.

– А что случится, если бродячие огоньки благих заведут путника в болото, и тот провалится в топь? Только не говори мне, что они помчатся на помощь, да еще прихватят веревку. Может, они и прольют слезку над несчастным смертным, но как только последние пузырьки поднимутся из пучины, они поспешат прочь, смеясь и прыгая и подыскивая следующую жертву. Может, они станут обходить стороной злополучную топь, но и не подумают отказаться от веселой игры только потому, что она кончилась смертью для какого-то бедолаги.

Он опустился на мое прикрытое простыней колено.

– И разве так уж нечестно завести в смертельную ловушку какого-нибудь коллекционера бабочек с сачком наперевес, если он, случись ему меня поймать, бросит меня в морилку, а после насадит на булавку, проткнув ею мое сердечко?

– У тебя хватит гламора, чтобы избежать такой участи.

– Да, но мои меньшие братья – бабочки и прочие насекомые, которым мы подражаем, как же они? Один глупец с сачком может превратить цветущий луг в пустыню.

Если взглянуть с этой стороны, то у него были свои резоны. Звучало, во всяком случае, убедительно.

– Ты сейчас используешь гламор?

– Принцесса сидхе должна знать, когда ее обманывают гламором, – ответил он, сохраняя все ту же позу со скрещенными на груди руками.

Я вздохнула.

– Хорошо, это не гламор, но я не согласна, что ты имеешь право довести до смерти какого-нибудь энтомолога только за то, что он собирает бабочек.

– А-а, – протянул Шалфей, меряя меня взглядом, – но ты согласилась со мной хотя бы отчасти, иначе не спросила бы про гламор.

Я опять вздохнула. Когда-то в колледже я совершила ужасную ошибку, решив изучать энтомологию: тогда я не подозревала, что для этого придется убивать насекомых. Я помнила мельтешение бабочек, пойманных в морилку, – трудно назвать более красивое зрелище. Живыми они были волшебно прекрасны; мертвыми – походили на цветные бумажки. В конце концов я спросила, сколько насекомых нужно собрать на тройку, и ровно столько и собрала. Не было никакого смысла их ловить, раз в коллекциях колледжа уже имелись практически все насекомые, которых убивали мои сокурсники. Больше я не бралась ни за одну из биологических дисциплин, где приходилось что-либо коллекционировать.

54
{"b":"9430","o":1}