Мне пришла в голову мысль.

– А если отметина заживет?

– Шрам-то останется, – сказал он.

– Она зажила, не оставив шрама, Кураг.

Его оранжевые глаза распахнулись и придвинулись очень близко к клинку.

– Этого не могло случиться.

– Я не знала, что возникнут проблемы, если она заживет. Китто ничего не сказал.

– Любовные укусы всегда оставляют шрамы, Мерри. Всегда. По крайней мере среди нас. – Я не могла различить выражение его лица в узком кусочке металла, но он вдруг громко фыркнул и спросил: – Ему позволили отметить эту белую плоть лишь однажды?

– Да, – признала я.

– А секс? – Теперь в голосе звучало подозрение.

– Договор требовал только разделить плоть. Гоблины ценят это выше, чем секс.

– Да чтоб меня гончие Гавриила взяли! Да, мы ценим плоть, но что значит укус без маленького перепихона? Воткнуть в тело и зубы, и конец, девочка моя Мерри, вот в чем штука!

– Китто делит со мной постель, Кураг, и проводит со мной почти все время, прикасаясь ко мне. Похоже, у него такая потребность.

– Если ему доставалось только прикосновение твоей кожи… – Он снова перешел на высокий гоблинский, что редко случается с гоблинами: считается невежливым использовать язык, незнакомый присутствующим. Отец немножко учил меня гоблинскому, но это было давно, а Кураг говорил слишком быстро для моих заржавевших навыков.

В достаточной степени отведя душу, он сделал паузу набрать дыхание и заговорил на языке, который был понятен почти всем из нас.

– Высокие и могущественные сидхе, гоблины достаточно хороши, чтобы драться в ваших войнах, чтобы подыхать за вас, но недостаточно хороши, чтобы с ними трахаться. Порой я вас всех ненавижу. Даже тебя, Мерри, хоть ты еще из лучших.

– Я тебя тоже люблю, Кураг.

– Не подлизывайся ко мне, Мерри. Если бы ты трахалась с Китто, причем регулярно, шрам не зарос бы. Китто нужна постоянная подпитка плотью, чтобы поддерживать его жизнь в Западных землях. Плоть или секс – не важно, но его связь с тобой без них слишком слаба, и потому он умирает.

Я взглянула на неподвижное, холодное тело в моих руках и тут поняла, что оно не такое уж холодное. Нет, холодное, очень холодное, но уже не ледяное.

– Он стал теплее. – Я проговорила это тихо, потому что не совсем этому поверила.

Дойл коснулся лица гоблина.

– Он теплее.

– Это ты, Мрак? – спросил Кураг.

– Я, царь гоблинов.

– Он действительно истаивает? Не думаю, чтобы Мерри хоть раз видела, как это бывает.

– Он истаивает, – подтвердил Дойл.

– Тогда почему он потеплел? Он должен становиться все холоднее и холоднее.

– Мерри уже какое-то время держит его на руках. Полагаю, это его и согрело.

– Тогда, может, для него не все кончено. Ему хватит сил на трах?

– Он едва дышит, – сказал Дойл.

Кураг буркнул словечко, которое, как я знала, означало то, чего ни один гоблин никогда не пожелает другому: импотенцию. Это было страшнейшим оскорблением среди гоблинов.

– А зубы в ее мясо он может запустить?

Мы все уставились на неподвижную фигуру. Он стал теплее, но двигаться он не мог вовсе.

– Вряд ли, – ответила я.

– Тогда кровь. Может он глотать кровь? – спросил Кураг.

– Может быть, – сказала я неуверенно.

– Если мы выжмем ее прямо на губы, может, что-то попадет внутрь, – сказал Дойл. – Если он не задохнется при этом.

– Он гоблин, Мрак. Кровью он поперхнуться не может.

– Нужна обязательно кровь Мерри?

Это спросил Рис.

– Я помню тебя по старым временам… Рис. – Пауза содержала имя, которое больше никто не употреблял. – Тебе стоит посетить нас еще разок, сидхе. Наши женщины все еще тебя вспоминают. Это высокая оценка со стороны гоблинских женщин.

Рис побледнел – сильно побледнел – и затих. Ничего не ответил.

Кураг мерзко хихикнул.

– Да, это должна быть кровь Мерри. Потом, если кто-то еще из вас пожелает поделиться с ним кровью и плотью, – вперед! Сидхе – еда хорошая. – Он взглянул на меня своими оранжевыми глазами. – Если кровь оживит его, так дай ему плоть, Мерри, и по-настоящему на этот раз!

Вдруг глаза у него стали огромными. Наверное, он почти прижался носом к клинку.

– Ты хотела заполучить гоблинов в союзники на полгода и при этом не взять в свою постель ни одного из нас. Ты поделилась с ним плотью, и я не могу назвать твои обещания лживыми. Но на дух договора ты наплевала. Ты это знаешь, и я знаю.

Продолжая говорить с Курагом, я положила все еще кровоточащий палец на губы Китто, и они окрасились алым.

– Если я возьму его в постель, он получит шанс стать королем, королем всех неблагих. Это стоит побольше союза на полгода.

Глаза Китто блеснули, рот чуть дернулся. Я всунула палец между его зубов, и его тело содрогнулось – только один раз.

– Ну нет, деточка Мерри, на такой мякине ты меня не проведешь. Ты дашь ему плоть, как должна была сделать с самого начала, и получишь только три месяца союза. После дерись со своими врагами сама.

Китто начал посасывать мой палец, как ребенок – поначалу слабо, потом все сильнее и сильнее, зубы стали грызть мне кожу.

– Он сосет мой палец, Кураг.

– Ты бы лучше отняла палец, пока он его не откусил. Он еще слабо соображает, а гоблины могут прокусить кочергу.

Китто противился мне, его рот пытался удержать мой палец. Ко времени, когда я его высвободила, Китто пытался открыть глаза.

– Китто, – позвала я.

Он не реагировал ни на имя, ни на что бы то ни было, но он стал теплее и двигался.

– Он может двигаться, и он потеплел, – сообщила я.

– Хорошо, очень хорошо. Я свое доброе дело сделал, Мерри. Дальше сама.

Я снова взглянула прямо в клинок, отведя взгляд от Китто.

– Ты намерен просто сидеть и ждать, чей будет верх?

– Что нам за дело, кто сядет на трон неблагих? Нам важно только, кто сидит на троне гоблинов.

В беседу ворвался глубокий голос Дойла:

– А что, если приверженцы Кела задумывают войну с благими?

Дойл опустился на колени, одна рука нежно, но твердо легла на мое плечо. Наверное, он хотел предупредить меня, чтобы не перебивала.

– О чем ты бормочешь, Мрак?

– Мне известно многое о сидхе, чего не знают гоблины.

– Ты сейчас не при дворе.

– Уши у меня остались.

– Шпионы, ты хочешь сказать.

– Я не использую подобных слов.

– Ладно, ладно, играй словами сколько угодно, как вы все это обожаете, только со мной говори прямо.

– При Неблагом Дворе есть такие, кто считает, будто Андаис в отчаянном положении, раз она назвала Мерри своей наследницей. Они думают, что смертная на троне – это конец нам всем. Они говорят о начале войны с благими до того, как мы все станем бессильными смертными. Наша сила происходит от наших королей и королев, это тебе известно.

– Того, что ты рассказываешь, мне достаточно, чтобы связать свой жребий с Келом.

– Если бы гоблины были союзниками Мерри, никто из неблагих не рискнул бы сражаться против нее. Они осмеливаются бросать вызов благим лишь потому, что уверены в поддержке гоблинов.

– Что нам за забота, если сидхе поубивают друг друга?

– Вы связаны словом, кровью, землей, огнем, водой и воздухом. Вы должны поддерживать законного наследника трона неблагих во всех бедах и напастях. Если Мерри сядет на трон и мятежники из неблагих станут сражаться против нее, а вы – бездействовать и отсиживаться, то ваши клятвы обратятся против вас.

– Ты меня не запугаешь, сидхе.

– Безымянное снова идет по земле, а ты думаешь, что тебе меня нужно бояться? Есть многое, что ужасней меня, и оно поднимется из глубин, сойдет с небес – и возьмет справедливую плату с тех, кто презрит клятвы, подобные вашим.

По смутному изображению трудно было судить, но, кажется, Кураг встревожился.

– Я слышу твои слова, Мрак, но Мерри хранит молчание. Ты – ее новый кукловод?

– Я привожу в порядок твоего гоблина, Кураг, и я могу найти лучшее применение словам, чем повторять то, что ты и так знаешь.