Осознав всю степень трагедии, два друга — старший и младший — похоронив Семена в снегах, принялись за осмотр вещей. Тех вещей и скудных продуктов, что оставил беглец.

— Не слишком нас одарил он вниманием, — горестно заключил бригадир. — Две банки тушенки, две пачки галет. Стало быть, по одному пайку на брата. — Он бросил печальный взгляд на юного бурильщика. Валька проверял сани.

— Главное, винтовку забыл впопыхах, — сам себя успокаивал Валька. — И девять патронов. Как он забыл, Андреич, не знаешь?

Вадим Андреевич Строев размышлял и об этом. Вывод один:

— Боялся, что мы проснемся от стона Семена. В пылу шока, очевидно, прирезал его со спины. Сначала убил, потом пришел в себя. Ужаснулся, что не миновать ему кары. Схватил первое, что бралось в руки, взгромоздил на плечи и бросился наугад в темноту.

— Ага. Наугад. Как же! — усомнился Валька. — И ракетницы взял и два одеяла. Знал, что придется ночевать где-то в снегу. Даже флягу со спиртом успел прихватить, собака!

— Зато оставил кроме ружья нам фонарь и ракетницы. И бинокль. Глянь! — извлек из брезента прибор. — А что у тебя там в санях?

— Скатки брезента. Снегоступы Петрухи и Гриши. Сейчас добавлю к ним и Сёмы. Ну и коллекция выходит, едрит тебя в душу! Почему волки разрывают в клочья одежду, а снегоступы не трогают? Три пары скопилось.

— Это не просто волки, мой друг. Ты, к примеру, ничего не заметил странного?

— Не заметил? Да я только и замечаю кругом одно странное!

— Я другое имею в виду. Вот эти волки, к примеру. За все наши дни пути от места крушения, ты хоть раз слышал их вой? Настоящий волчий вой, какой мы, люди, привыкли слышать на ту же, скажем, луну? Хоть раз ты услышал их природный голос зверей тундры?

— Я слышал другой голос, — вспомнил, дернув плечами, Валька. — Будто шорох листвы. Вот, примерно, такой: ВШУ-УУХХ… — изобразил он, вытянув губы. — Как ветер шумит в проводах. Не знаю, как объяснить.

— Ты тоже слышал? — удивился старший начальник.

— А что?

— И мне мерещился такой же шум. Не то голос, не то шепот. Будто манит к себе.

— И зовет. Ты прав, Андреич. Эти волки, они… они странные. Необыкновенные какие-то.

Оба пришли к одному похожему мнению. Спустя три часа после сборов и похорон, наскоро перекусили. Отметив могилку Семена самодельным крестом, закопав в снегу банку с запиской, покинули место трагедии. Теперь в блокноте маршрут отмечал Валька. После Семена эта обязанность легла на него. Покидая лагерь ночлега, оба поклялись на могиле, что вернутся сюда с экспедицией. Вернутся, пройдут по следам погибших друзей, чтобы разыскать их могилки. Холод и вечная мерзлота долго может хранить тайны людей.

…И вот они шли по сугробам. Шли долго. Смотрели под ноги. Сани не взяли: все, что осталось, взвалили на плечи. По сугробам мела поземка. Вчерашние следы беглеца уводили куда-то к поляне.

Спустились в овраг. Поднялись наверх. Сумрак полярного дня позволял видеть в десятке шагов от себя. Хотя, если по сути, они пребывали в долгой полярной ночи. Но по часам сейчас был как раз день.

Тут и увидели место пиршества.

— Ёптыть! — выдохнул из груди Валька. — А вот и мерзавец-беглец. Глянь-ка, Андреич!

Бригадир уже сам видел место трагедии. Половина окоченевшего тела, припорошенная снегом, валялась в кругу вытоптанных следов. Кругом брызги крови в виде сосулек. Разорванный брезент с остатками чего-то... Оторванный фрагмент кисти левой руки.

Валька нагнулся, ковырнул носком сапога:

— Да. Левой. А правая где?

Обвел взглядом поляну. Вадим Строев держал ружье наготове.

Валька в три захода, по кругу, подобрал на снегу жалкие крохи, что могло пригодиться. И замер, радостно выкрикнув:

— А вот и спиртяга, Андреич!

Нагнулся. Извлек из мерзлого грунта жестянку. Потряс. Внутри булькнуло.

— Не замерз!

— Спирт не замерзает, братец мой.

— Я в восторге! Не все успел вылакать, собака! Видимо, волки не дали опомниться.

— Меня другое занимает, — обводя дулом ружья место пиршества, поделился начальник.

— За каким хреном он поперся сюда? Прямо в пасти волков?

— Именно так! Ну, положим, боялся нашей кары за убийство Семена. Положим, бежал без оглядки. Но он ведь должен был знать, что как раз здесь, в этих сугробах они поджидали свои жертвы.

— Ни хрена он не знал, бригадир. Я еще накануне заметил его безумный взгляд зверя. Помнишь, когда хоронили Гришу? Его взгляд мне уже тогда показался… безумным. А когда нашего друга, пустился в бега напролом, не разбирая дороги. Ружье-то забыл впопыхах, верно?

Потом уже с долей серьезности:

— Хлебнем за Семена. И за наших товарищей. А про эту падаль забудем.

И, собрав кое-что подходящее, двинулись дальше. Необходимо было как можно скорее выйти из снежной долины. По их подсчетам еще дня четыре предстояло идти в полном безлюдье. По белой пустыне. По безмолвию.

Что до Степана, как там его, Позднякова — оба полярника даже не похоронили останки. Бросили банку с запиской, что именно этот труп виновен в смерти их друга. Имя, фамилия — всё. Больше, формально, они о нем ничего не знали.

А когда покидали поляну, во тьму отступил силуэт альфа-самца.

Он наблюдал.

Наше время.

Где-то в снегах Заполярья.

Восьмой день пробирались по тундре два уцелевших нефтяника. Восьмой день изнуряющего холода, без надежды хоть кого-нибудь встретить. Бригадир шел вперед, примечая ориентиры в сторону запада. Валька брел следом. День назад юный бурильщик едва не провалился в ледяную трещину. Зигзаг раскола был запорошен снегом, и Валька, отклонившись в сторону от следов идущего впереди бригадира, застрял ногой в изломе замерзшего грунта. Пришлось потратить почти три часа, чтобы вытащить бедолагу из ямы. Еще минута, и Валька бы скользнул вниз. Спасли веревки, которые Григорий когда-то нарезал из строп парашюта. Нарезал, когда был еще жив.

— Ну и понесло бы меня, ёптыть, в недра планеты, у-ух! — ошалело выкатив глаза, смотрел Валька в пропасть разлома, куда сыпались лавины снега. Еще не придя в себя от шока, он пытался шутить. Бригадир, прерывисто выдыхая остатки сил, повалился рядом. Земля под ногами мелко дрожала. Вниз ледяного раскола устремились фрагменты лишайника, мха, веток чахлых растений. Они долго лежали, отдуваясь, смотря счастливыми глазами в звездное небо.

— Пронесло! — выдавливал из себя Валька, бросая благодарный взгляд на лежащего рядом спасителя. Тот крупно дышал, хватая озябшим ртом морозные струи воздуха.

Это было ровно день назад.

Сейчас Вадим Андреевич Строев размышлял на ходу.

Больше недели назад произошла катастрофа борта 84, сгубившая вначале пилотов, а потом всю его группу. Петруха — славный парень, едва старше уцелевшего Вальки. Григорий — добродушный силач и атлет, прекрасный охотник. Семен — лучший помощник на всех бурильных установках и отец двух милых дочурок. И этот Степан, что примкнул к группе во время крушения. Сошедший с ума. О нем думать совсем не хотелось. Валик правду сказал — глаза у того были последнее время безумными. Источали ярость и гнев.

— Чего ты застрял, Валентин? — обернулся к младшему другу. — Забыл, как чуть не свалился в провал? По следу моему иди. По следу.

Тот никак не мог приспособиться к самодельным снегоступам. Спотыкался, увязал в снегу, ругался, на чем стоит свет.

— Ёптыть, Андреич… — пыхтел юный бурильщик. — Еще долго? Когда на ночлег остановимся?

— Терпи. Пока волки нас не преследуют, будем идти, сколько сможем.

— Вчера я тоже не видел. Может, отстали? Нашли другую добычу?

— Это не те волки, к которым привыкли люди — мы уже обсуждали. У их вожака какая-то странная цель.

— Ага. Обглодать половину и бросить.

— Я тоже теряюсь в догадках. Обычно волки, особенно стаей, сжирают все до костей. Будь то олень, кабан или даже одинокий тощий медведь. А эти неведомые нам твари отчего-то оставляют половины трупов. Как трофеи, что ли…