Вытирал рот рукавицей. Оглядывался назад. Среди черных сугробов едва мерцали два огонька. Это были костры, которые могли с минуты на минуту угаснуть. Поддерживать огонь стало некому, а двое полярников — старший и младший — спали в мешках, провалившись в теплые сладкие грезы.
Светила луна. Он шел наугад. Мысли лихорадочно сменяли друг друга. Он разговаривал:
— И почему я забыл взять ружье? Нож прихватил, ракетницы тоже. А ружье взять забыл?
И тотчас сам себе отвечал:
— Оно валялось у трупа. И страшно было взять его в руки. И надо было собрать остальные вещи. Меня ждут. Меня желают видеть. Где-то там. Впереди!
Набухшими веками он прикрывал от мороза глаза. Потом открывал — и глядел и глядел. Замирал, прищуриваясь. Один раз показалось, где-то там, за сугробами, метнулась чья-то огромная тень. Два красных зрачка следили за ним. Потом они скрылись во тьме. Растворились, пропали.
— Эй! — поминутно он звал пустоту.
Луна, казалось, смеялась над ним, выстилая серебристую дорожку своим загадочным светом. Путеводная нить Ариадны. Он шел по этому лучу лунного света — без компаса, лишь по наитию.
— Эй! — кричал его голос. — Ты манил меня, и вот я здесь. Покажись, мой Хозяин!
Громадная черная тень отступала в снега. Он снова кричал. Останавливался, с опаской ожидая: кто его встретит?
Два раза ему показался на слух тот самый шелест:
Вшу-ууххх…
Но никто уже не манил его в темноте. Оглянулся на лагерь. Две точки, мерцающие еще сто шагов назад, теперь окончательно пропали из виду. Погони не было. Его никто не преследовал. Он остался один посреди бескрайней тундры вековых безмолвных снегов.
— А-ауу-аа… — завыл он совсем как по-волчьи.
И тут же озарился догадкой: а эти волки-то, что преследуют нас — они-то совсем и не воют!
Потом мысленно сам себе же:
А волки ли они вообще?
Сделал привал. От лагеря теперь его отделяло два километра, не меньше. Именно столько он смог пройти с грузом. Под светом луны развязал узел. От некоторых предметов, что бросал впопыхах, необходимо избавиться. Уж больно тяжелая ноша.
Стал проверять, бормоча под нос:
— Это нам пригодится, — откладывал в сторону две ракетницы.
Разделял, оставляя в узле то, что еще представляло ценность: галеты, две банки консервов, фляга со спиртом — самое ценное, что смог не забыть захватить. Ценнее могло быть только ружье. Но он его как раз и забыл.
Глотнув два раза обжигающей жидкости, тут же заел снегом. Обожгло еще больше.
— Кхры-ыы… твою мать! — закашлялся.
Вытер рот рукавицей. В груди потеплело.
Все ненужное, что бросал в дикой спешке после убийства, оставил в снегу. Котелок прихватил. Рассовал по карманам ракетницы, спички, фонарь. Галеты с консервами связал теперь в маленький узел. Забросил на плечи. Оставил себе скатку брезента и два одеяла — на случай бурана. У тех в лагере оставались спальные мешки и навес. Плюс остатки тушенки, плюс бинокль, ружье, фонари и прочая мелочь. Сани им теперь тоже не пригодятся. Пойдут налегке. Пойдут…
Но, куда?
Облегчив узел, вновь огляделся. Там, в темноте, промелькнули две тени.
— Здесь я! — вырвался отчаянный крик. — Я пришел, как и звали!
Закашлялся. В голове прояснилось от спирта.
— Где ваш Хозяин? Он меня звал! Пусть меня встретят!
И сам поразился, что стал общаться с тенями.
— А-а, черт с вами, ублюдки! — отмахнулся рукой. — Не хотите встречать, сам представлюсь!
И, покачнувшись, шагнул в темень сугробов.
…Там его и видали.
***
Вожак стаи, черный волк огромных размеров, давно приметил человека с узлом. Два десятка волков, помельче размерами, ожидали команды наброситься, разорвать, обглодать забредшую к ним жертву. Но вожак не спешил, как будто догадывался, что этот гость может ему пригодиться. А вот для чего — время покажет. Так, собственно, и вышло. Когда путник с узлом, пошатываясь, в пьяном угаре ступил в круг поляны, вытоптанной лапами, вожак отступил в темноту. По кругу сидели и лежали его младшие сородичи, алчными взглядами приветствуя гостя. Тот скинул узел. Обвел поляну мутным от спирта взором. Икнул. Увидел двух самцов-одиночек.
— Я прибыл! — возгласил он на людском языке. — Разговариваю с вами как с разумными тварями. Где ваш Хозяин?
По всей видимости, Степан Поздняков начисто лишился рассудка. Здравый ум покинул его. Он перестал замечать, что сначала разговаривал с каким-то внутренним голосом, приходившим к нему, а теперь обращается к стае зверей. К той стае зверей, что преследует их с первого дня катастрофы. Глотнув еще спирта, под парами куража похвастался:
— Я убил одного, как и велел ваш Хозяин. Осталось в лагере двое. Теперь они ваши.
Осознание того, что волки его почему-то не трогают, придет к нему позже. Придет тогда, когда уже ничего нельзя будет сделать. Придет в ту секунду, когда его, еще живого, будут разрывать на куски.
Пока же, под влиянием спирта, он продолжал восхваляться:
— Я буду вашим собратом! Вместе мы завоюем тундру, станем ее властелинами! С вашим Хозяином мы станем всесильными!
Он нес такой бред, что сам постепенно стал верить в него. Теперь он часть волчьей стаи. Теперь он помощник Хозяина. Того вожака, что мерещился ему в темноте. Того старшего волка, альфа-самца, что обладал интеллектом и разумом. Кто гипнотически звал его, маня своим шелестящим голосом: Вшу-уухх…
А когда он после пафосной речи вдруг огляделся, несколько протрезвев, то был удивлен. Подчиняясь внутренней чьей-то команде, десяток волков сузили круг. Шерсть ощетинилась. Оскалились пасти. Все ближе и ближе раздавалось рычание. Круг сужался с каждой секундой.
— Эй! Что случилось? — хотел крикнуть он.
Но напрасно. Множество зубов вонзились одним махом в его плоть. Он не успел издать даже стон.
Три секунды…
Две…
Одна…
И атака!
Под клыками исчезла одежда. Кусками она разрывалась на части. Хрип и рычание голодных зверей одним разом заполнили воздух. Сначала вырвали ступни. Пожирая теплую плоть, волки рвали и самих себя, не желая уступать добычу. Рык над поляной возгласил настоящее пиршество.
— А-аа… — орал, раздираемый в клочья полярник.
От боли не хватало сил отбиваться. Но больное воображение заставляло его хрипеть уже разодранным ртом:
— Я властелин тундры!
Его дикий крик в секунду оборвался. Один кусок мяса, вырванный из бедра был подхвачен одним из самцов. Сам вожак не участвовал в пиршестве. Отступив в темноту со сверкающим кровью взглядом, он наблюдал. Руководил своей стаей. Еще пять секунд, и все было кончено. Мысленно отдав команду бросить растерзанное тело, альфа-самец отозвал тварей назад. Степан Поздняков перестал существовать в этом мире. От бурильщика осталась половина. В снегу тут и там торчали обглоданные кости конечностей. Глаза мертвого властелина тундры, как он себя величал еще минуту назад, смотрели теперь в морозное небо. Где-то там, в вышине, в кулуарах небесной канцелярии, его ожидали архангелы. Волки отступали назад. Назад, в темноту. Их горящие глаза постепенно растворялись в ночи. Отступали. Исчезали. Пока…
Пока совсем не пропали.
И, блестя в свете луны, одиноко покоилась фляга со спиртом. И лишь этот деформированный жестяной сосуд теперь будет напоминать будущим путникам, что где-то здесь, на этой поляне, когда-то, был заживо растерзан некий Степан Поздняков. Тот самый бурильщик с «борта-84», который считал себя властелином тундры. Но это будет позднее. Пройдет много лет. Забудется шок от трагедии. Сменятся поколения.
А тело Степана, леденея и покрываясь налетом снега, так и осталось валяться в сугробах. Кругом виднелись следы двух десятков лап. И один, особенно крупный след, выделялся среди всех отпечатков. След вожака. След настоящего, а не мнимого Хозяина тундры.
Его-то, этот отпечаток огромных размеров, и обнаружили на второй день Валька с Вадимом Андреевичем.
А произошло все вот так…
***