такие моменты ты… другой.

Усмехнувшись, Юэн задумался. Другой. Он неоднократно слышал это от Берна.

Да и сам прекрасно знал, что музыка его преображала. Делала искренне и

чувственнее. Показывала его настоящего. Было кое-что ещё, что показывало его

настоящего, но сейчас это скрывал длинный рукав кофты. Юэн коснулся

предплечья. Снова раздался щелчок. Это его не смущало. Наоборот. Он только

явственнее чувствовал незримую крепкую связь с Бернардом, тот знал, какой

момент лучше запечатлеть в плёнке. И Юэн видел себя на фотографиях поющим, но никогда не видел, как он трогал свой шрам. Даже просто как смотрел на него.

Рассеяв странные мысли, он вскинул голову. Несколько секунд они с Берном

просто молча смотрели друг на друга. Никто из них не шелохнулся. Потом Берн

предложил Юэну лечь, поправил свет лампы и они принялись за фотосессию.

Юэну не надо было привыкать ни к камере, ни к фотографу, поэтому всё сразу

пошло как по маслу. Он пел песни, разыгрывал какие-то нелепые шутки и без

застенчивости через объектив заигрывал с Бернардом. Берн ему отвечал, подхватывал шуточки и искренне смеялся.

— Теперь можешь снять кофту?

Юэн ухмыльнулся и схватился за край чёрного лонгслива.

— А я всё ждал, когда ты попросишь об этом.

— Медленнее, — низко сказал Бернард, и Юэн застыл с задёрнутыми вверх

руками и оголённым прессом. — Раздевайся медленнее.

Юэн опустил края кофты и даже разгладил её ткань на животе и боках, будто

никакой быстрой первой попытки и не было.

— Знаю, ты не любишь раздеваться медленно, — улыбнулся Бернард.

— Да, потому что мне нравится, когда ты меня раздеваешь. Медленно. Быстро.

Неважно.

— Но сегодня ты сам. Я по ту сторону объектива, — ухмыльнулся Бернард и

демонстративно постучал пальцем по корпусу фотоаппарата.

— Я понял, — кивнул Юэн. — Раздевание как часть творческого процесса. Ты

хочешь это тоже зафиксировать в деталях.

— Догадливый, — улыбнулся Бернард и вскинул фотоаппарат. — Давай, поработай для меня.

Юэн дразняще показал ему кончик языка и оттянул ворот кофты, обнажая

ключицу и часть плеча.

— Так тоже неплохо, — одобрительно закивал Бернард. — Сопротивление и

лёгкое хулиганство характеризуют твою натуру.

— Что ещё её характеризует? — спросил Юэн и будто бы совершенно

незаинтересованно приподнял край кофты, касаясь живота кончиками пальцев.

— Игривость. Ненавязчивый, но вполне недвусмысленный эротизм.

Щелчки посыпались один за другим.

— Правда? — Юэн улыбнулся, не поднимая взгляда к фотоаппарату, однако

ужасно довольный, что его действия вызывают у Берна желание чаще нажимать

на кнопку спуска затвора.

Он мог бы и не говорить этого «правда?», но не хотел прерывать разговор.

Поболтать он любил. Пусть о какой-то ерунде. Пусть просто перекинуться с

Берном банальными фразами, пока они оба попутно были заняты другим. Иногда

разговор — всего лишь полупрозрачная вуаль. Она не может скрыть то, что

происходит, но здорово подпаляет фантазию.

Коснувшись языком верхней губы, Юэн задрал лонгслив почти до ключиц и

прошёлся пальцами свободной руки по прессу и до груди.

— Может, скажешь что-нибудь ещё? — спросил он тихо и низко. В словах

дрогнула хрипота. Не специально. Но очень вовремя. Бернарду она нравилась.

— Жаждешь комплиментов?

— Оче-ень, — протянул Юэн и, подцепив зубами ткань кофты, опустил руки к

ширинке джинс.

— Болтливость. Болтливость тебя характеризует.

Не выпуская кофту изо рта, Юэн запрокинул голову и глухо засмеялся в ткань.

— И заразительный смех.

— Угу.

— В хорошем смысле слова.

Снова щелчки. Юэн ловил эти звуки краем уха, так как вошёл во вкус и

неспешно раздеваться на камеру Бернарда ему понравилось. Он старался делать

это эстетично, при этом естественно. Как того и просил Берн.

Пальцы его расстегнули пуговицу на поясе, опустили «собачку» молнии и

потянули джинсы вниз. Медленно. По бёдрам и до колен. Только штаны. Пока

что. Боксеры в этот раз надел однотонные чёрные. Весёлые бананы и кактусы

решил продемонстрировать позже. Сегодня у них по плану эстетичная

фотосессия. Носки Юэн стянул одним жестом и отправил их куда-то на пол, потом, напевая под нос позитивный мотив только что придуманной мелодии, приступил к кофте. Вновь позаигрывал с Бернардом через объектив, улыбаясь и

поглаживая себя по стройным бокам, пока наконец не обнажил шрам. Коснулся

его и провёл пальцами от запястья до сгиба локтя. Таким большим он был. Таким

бесконечным. Дефект, который никогда не сотрётся. Событие, которое оставило

след не только на теле.

— Ю?

Среди хмурых и неоднозначных мыслей голос Бернарда было особенно приятно

услышать.

— Да?

— Всё нормально?

Юэн вновь провёл пальцами по шраму.

«Сейчас уже точно нормально, потому что ненормально было очень давно».

— Вполне.

Он посмотрел на Бернарда. Тот крепко сжимал фотоаппарат и выглядел

обеспокоенным, с погасшей улыбкой и внимательным взглядом.

— Не жалеешь, что мы это затеяли?

— Не в моём стиле жалеть, — усмехнулся Юэн. Он лёг на спину и поднял

правую руку, пригладил неровности предплечья ладонью. — К тому же я ведь

сам тебе это предложил. Я знал на что иду.

— Просто хочу сказать, что… для меня это важно. То, что сейчас происходит.

Всё ещё касаясь своего шрама, Юэн запрокинул голову и вновь посмотрел на

Бернарда. Секунды две-три они оба молчали.

— Для меня тоже.

Бернард кивнул и поднял фотоаппарат.

— Тогда… продолжим?

Юэн не знал, сколько времени утекло и сколько снимков было сделано, пока он

касался и гладил свой шрам, привыкая к мысли, что скоро увидит себя на

снимках со стороны. Это было странное чувство. Хотелось и петь, и ругаться. И

смеяться, и плакать. Потому что только сейчас он начинал наконец принимать ту

часть себя, которую обычно обделял вниманием, а Бернард очень любил.

Бернард будто бы восполнял то, что Юэн игнорировал. Может, поэтому ему так

нравилось всегда ласкать его шрам? Чувствовал подсознательно, поэтому его и

тянуло? Как бы там ни было, теперь Юэн и сам касался своего шрама так, будто

это не уродская отметина на теле, а просто кожа. Неровная кожа. Когда-то

перехваченная медицинскими нитями, сросшаяся — часть него. Часть его

прошлого и настоящего. И будущего. Всегда с ним. Всегда рядом.

Кружившие в голове мысли в итоге складывались в мелодию и строчки песен.

Так было всегда. Так было и сейчас. Юэн что-то напевал, сочиняя на ходу, но не

запоминал. Он двигался как хотел, естественно, но и слушал советы Бернарда.

Они вновь втянулись в фотосессию, и он быстро свыкся. До такой степени, что в

какой-то момент даже коснулся шрама губами. Хотя не мог себе сказать, зачем

это сделал. Может, ему просто захотелось узнать, что каждый раз чувствует

Бернард. За время, что они были вместе, Берн шрама касался намного больше, чем Юэн за всю жизнь.

Отсняв очередную плёнку, Бернард сел на край кровати с фотоаппаратом.

— Раздевайся, — сказал он с невозмутимой улыбкой.

— Я и так раздет, — ухмыльнулся Юэн.

— Это снимай.

Бернард подцепил пальцами резинку его трусов. От мимолётного прикосновения

к оголённой коже у Юэна запылали щёки и подскочил пульс. За всё время

фотосессии они друг друга не трогали. Берн иногда упирал колено в кровать и

склонялся ближе, однако в целом они держались на расстоянии, хоть в

моральном плане соприкасались очень тесно.

— Мы будем делать настолько откровенные фотографии? — спросил Юэн, чувствуя как губы растягиваются в широкой улыбке.