В этом мамином упорстве Слава видел даже не столько естественное, наверно, для каждой матери желание женить сына и обзавестись внуками, сколько попытку оправдаться и исправить свою собственную ошибку. Потому что, как это ни странно, но больше тридцати лет назад Роза Моисеевна, тогда ещё юная и тонкая, как тростиночка, сама выкинула фортель: пошла наперекор традициям и желанию своей семьи, сбежав с молодым человеком абсолютно неподходящего происхождения. Бунт этот, правда, долго не продлился, и юная Роза вернулась в семью, но не одна, а с годовалым Славиком на руках. Что там произошло между его родителями, Слава не знал, как не знал и того, куда делся его отец, про которого мама говорила — «умер», а бабушка — «лучше бы он умер», но как бы то ни было, Слава в итоге носил неправильную фамилию, а мама превратилась в едва ли не самую ярую поборницу традиций.

«Ты, Славик, настоящий еврей, потому что у нас национальность определяют по матери, — говорила ему Роза Моисеевна. — И продолжить свой род ты должен правильно. К счастью, у моей подруги есть замечательная девочка…» И на сцене опять появлялась новая Афи или Софочка, дочь племянницы подруги тёти Римоны, и Слава вынужден бы давиться едой и изображать вежливую заинтересованность.

Маму свою Слава любил и старался быть хорошим сыном: исправно посещал обеды каждую среду, поздравлял маму со всеми праздниками, следил, чтобы она заботилась о своём здоровье, терпел идиотские смотрины, рассматривая вместе с мамой и очередной претенденткой на Славину руку и сердце пухлые семейные альбомы, которые на две трети состояли из его, Славиных, фотографий.

— Смотри, Рут, это Славик совсем маленький, но какой у него уже тогда был умный взгляд, — мама тыкала полным пальцем в фотографию, с которой бессмысленно улыбался лысый, розовощекий и голозадый младенец.

— А тут, Фанечка, — говорила она уже другой невесте, которая отличалась от предыдущей только именем. — Тут Славик играет на скрипке. У моего мальчика, Фанечка, абсолютный слух, он мог бы сделать головокружительную карьеру скрипача.

Слуха у Славы не было никакого, а мучительные уроки музыки ему до сих пор являлись в ночных кошмарах, но Слава послушно кивал головой, подтверждая все мамины слова.

Увы, смотрины становились всё чаще. Мама каждый раз упорно заводила разговоры о необходимости жениться и родить внуков, а Славик каждый раз проявлял чудеса изворотливости, отвергая очередную невесту. Волновать маму Слава не хотел — во-первых, у неё не самое здоровое сердце, а во-вторых, себе дороже. Если мама поймёт, что Слава вообще не собирается жениться, будет грандиозный скандал. А Слава жениться не хотел. Во всяком случае не сейчас и уж точно не на очередной тоскливой Рахиль. Вот на Алинке, наверно, Слава бы женился, хотя им и так хорошо, безо всяких свадеб. Но если мама узнает…

С детства Слава усвоил одно — маму волновать нельзя.

Однажды, он тогда ещё учился в школе, они с ребятами удрали вниз, на какой-то таинственный производственный ярус внизу, его друг Васька Мухин, утверждал, что там спрятаны сокровища и скелеты пиратов. Никаких сокровищ и скелетов они не нашли, зато их спалила охрана, и, убегая, Славка неудачно повредил ногу, так, что его с сильным вывихом доставили в больницу и позвонили маме. Это было страшно. Мама ворвалась в палату, поставила на уши весь персонал, требовала наказать патруль, который был, по её мнению, виновен в травме сына, грозила самыми тяжёлыми карами, а потом вдруг ей самой стало плохо — она побледнела, стала заваливаться назад. К счастью, её спасли. Но болезнь была из числа тех, которые не проходят, а только затихают, прячутся внутри и ждут своего часа, чтобы выскочить в любой момент.

Слава очень хорошо запомнил, как он испугался, когда мама стала падать, как посинели губы на лице, ставшем вдруг какого-то желтовато-землистого цвета, и с тех пор старался маму не волновать. Ни при каких обстоятельствах.

Сейчас, глядя на маму, Слава в который раз похвалил себя за предусмотрительность — за то, что пару лет назад, и опять не без помощи Алины, кое-что подчистил в личных документах, и теперь значился круглым сиротой. На своё чутьё Слава никогда не жаловался, оно с детства помогало ему выходить сухим из воды — не подвело и на этот раз. Даже страшно себе представить, что бы было, если бы его вздумали искать тут, у мамы. Слава непроизвольно поёжился.

— Вы, молодые, не понимаете, как это важно — семья, — тем временем продолжала мама гнуть свою линию. Все мамины заходы Слава выучил, как таблицу умножения, и примерно знал, что за этим последует. Он снова покосился на часы и запихнул в рот последнюю котлетку. — Вот ты, Рахиль, девочка, такая красавица. Неужели тебе не хочется создать свою семью с каким-нибудь приличным еврейским мальчиком? Мне кажется, каждый будет рад назвать женой такую красотку. Вот, например, Славочка мой…

Слава поперхнулся котлетой, закашлялся и торопливо запил компотом. Это мама, пожалуй, перегнула. Назвать Рахиль красоткой.

— Слава, не спеши, — тут же отреагировала мама. — Не торопись, я же тебе сколько раз говорила — еду надо тщательно пережёвывать. Ну, что ты у меня такой… Рахиль, девочка, а вообще-то Славик у меня очень хороший и добрый мальчик. А какой он ангелочек был в детстве. Хочешь, я покажу тебе его детские фотографии?

При слове «фотографии» Слава непроизвольно дёрнулся. Если сейчас мама принесёт альбом, значит, улизнуть пораньше точно не удастся. Нужно было немедленно спасать ситуацию.

— Мамочка, — Слава нацепил на физиономию горестное выражение. — Мне, к сожалению, пора. У меня важное совещание.

— Слава, ну вот так всегда! — запричитала Роза Моисеевна. — У тебя никогда нет времени на старенькую больную маму! Неужели нельзя отложить это твоё совещание?

— Нельзя, мама, — вздохнул Славик. — Ты же знаешь, какая у меня важная работа.

— Это безобразие! Рахиль, девочка, Славочка у нас такой незаменимый, всегда занят. Но зато у него совершенно блестящие перспективы. А это очень важно, когда у мужчины хорошо складывается карьера. И вообще, мой Славочка будет очень верным и порядочным мужем. Он всегда был очень послушным и заботливым сыном. А это — верный признак. Уж поверь мне, девочка, та, кто выйдет замуж за моего сына, будет очень счастлива! Уж я об этом позабочусь.

Рахиль мучительно покраснела и уткнулась взглядом в свою тарелку.

— Сейчас молодежь совсем перестала слушать старших, считают себя самыми умными, идут наперекор. Мой Славик совсем не такой, как некоторые. Кстати, Славик, — внезапно обратилась к нему мама. — Ты знаешь, что опять выкинул твой кузен Додик?

Слава, который уже было собрался подняться из-за стола, вздохнул и снова сел обратно. Историю про кузена Додика, сына родной маминой сестры, тети Симы, мама всё равно выслушать заставит, так что лучше не сопротивляться. Да Славе и самому было интересно. Давид, которого в семейном кругу называли Додиком, был намного младше Славы, поэтому особой дружбы между ними не было, но и сам кузен, и его бунт был Славе очень симпатичны.

— Эти дети всегда считают себя умнее родителей, — мама по счастью забыла про семейный альбом, увлёкшись историей своего племянника. — Вот и Додик, представляете, не нашёл ничего лучше, как связаться с какой-то недостойной девушкой, явно сомнительного поведения.

Недостойность этой девушки, по мнению Славы, состояла исключительно в том, что она — не еврейка, но спорить с мамой он не стал.

— Как будто среди наших девушек нет подходящих. Для тебя, Рахиль, он, конечно, слишком молод, но у нас были надежды на внучку моей подруги Бэллы Израилевны, такая милая девочка. Но этот шлимазл и слышать ничего не хочет. Он не хочет жениться на внучке Бэллы Израилевны, он хочет привести в дом какую-то Соколову, которая к тому же беременна, хотя совершенно неизвестно, приложил ли к этому руку наш Додик.

Слава едва сдержал смешок — руку, конечно, Додик может и не прикладывал, но вот другое место, это запросто.

— Сима вся на нервах, — мама недовольно покосилась на Славу, уловив в выражении его лица недостаточное соответствие трагизму момента, и Слава поспешил исправиться, быстро закивал головой, сжав губы в строгую ниточку. — К тому же у дяди Мони неприятности на работе, и теперь ещё и это, одно к одному. Славик, ты бы поговорил там у себя, к тебе же прислушаются. Надо помочь дяде Моне, они нам всегда помогали.