Вот такие приятные рассуждения занимали ум молодого человека, когда приезд Изабеллы поставил в них если не точку, то запятую. Ральф даже осмелился предположить, что пребывание кузины в Гарденкорте станет в некотором роде возмещением за безмерную тоску, которую он испытает, пережив своего доброго отца.

Ральф задавался вопросом – уж не зародилась ли в нем влюбленность в непосредственную юную женщину из Олбани, и в конце концов решил – пожалуй, нет. Он знал Изабеллу уже неделю, и с каждым днем эта уверенность в нем крепла. Лорд Уорбертон был прав насчет кузины: интересная юная особа! И как приятелю удалось столь быстро в ней разобраться? Что ж, видимо, это всего лишь подтверждение его высоких мыслительных способностей. Умом Уорбертона Ральф не переставал восхищаться.

Стало быть, кузина для него – не любовь, а развлечение. Но развлечение наивысшего разбора! «Наблюдать воочию за подобным характером, за его страстными порывами – лучшее занятие в мире, – говорил себе Ральф. – Ему уступит даже созерцание прекраснейших произведений искусства – греческих барельефов, картин великого Тициана и готических соборов. Нет ничего приятнее, чем завоевать расположение судьбы, когда уж не ждешь от жизни ничего хорошего. Никогда я еще не был в столь плохом настроении и тоске, как за неделю до появления Изабеллы. Никогда не надеялся на приятные события меньше, чем в ту пору. И вдруг получаю по почте шедевр Тициана, который так и просится на стену, или греческий барельеф, который украсит мой камин. Мне в руку вложили ключ от прекрасного храма, а потом предложили войти и полюбоваться его красотами. Бедный, бедный мальчик! Ты был так прискорбно неблагодарен судьбе! Так теперь помалкивай и не вздумай снова ворчать».

Смысл его рассуждений был верен, однако на самом деле никто ключа ему в руку не вкладывал. Изабелла предстала перед ним девушкой незаурядных способностей, и познание ее глубин стало бы делом непростым, но необходимым. Ральф старался оценивать кузину вдумчиво и критически, а все же относиться к ней беспристрастно не мог. Изучил храм снаружи – и пришел в восторг. Заглянув в окна, убедился в равном совершенстве внутренних пропорций. И все же то был взгляд мимолетный, а внутрь Ральф еще не прошел. Двери оказались на запоре, и хоть ключи лежали в кармане, у него возникло подозрение, что ни один из них не подойдет.

Изабелла была умна, великодушна и внутренне свободна; интересно, как она собирается применить себя в жизни? Вопрос не самый верный, ибо многие женщины его и вовсе не вызывают. Ничего не предпринимая, терпеливо ждут, пока на их пути не возникнет мужчина, который предопределен им судьбою. Оригинальность же Изабеллы состояла в том, что у нее имелись твердые намерения; во всяком случае, так представлялось Ральфу. «Когда дойдет очередь до их исполнения, хочу при этом присутствовать», – сказал он себе.

Разумеется, именно на него легла обязанность сделать все, чтобы Гарденкорт не ударил перед Изабеллой в грязь лицом. Мистер Тушетт был прикован к своему креслу, супруга его более занимала позицию далеко не всем довольной гостьи дома; таким образом, в выпавшем Ральфу жребии счастливо сошлись долг и душевная склонность. Особенной страсти к пешим прогулкам он не питал, однако нередко бродил с кузиной по поместью, тем более что погода, как ни странно, благоприятствовала, хотя наша героиня, к примеру, ожидала гораздо худшего. Послеобеденное время, длившееся ровно столько, насколько девушке хватало пыла, они занимали катанием на лодке по милой маленькой речушке, как Изабелла называла Темзу; противоположный берег казался ей передним планом живописного пейзажа.

Случалось, они выезжали в низком и весьма вместительном экипаже с толстыми колесами, которым ранее пользовался мистер Тушетт. Увы, теперь старик уж не получал от таких прогулок былого удовольствия, Изабелла же ими наслаждалась от души и порой сама брала в руки поводья. Кучер называл ее манеру весьма умелой; а ей не надоедало понукать осанистых лошадей дядюшки, направляя карету в узкие улочки и переулки, где кипела сельская жизнь, которую она и ждала увидеть в Англии. Они проезжали мимо бревенчатых, крытых соломою домиков, пивных с зарешеченными окошками и песчаными площадками у входа; по обе стороны дороги мелькали общинные пастбища, безлюдные рощи и живые изгороди, к середине лета изрядно разросшиеся.

Возвращаясь, находили сервированный на лужайке чайный столик; миссис Тушет, пересиливая себя, наполняла и подавала мужу его чашку. За чаепитием супруги больше помалкивали: старик сидел, откинув голову и прикрыв глаза, а миссис Тушетт обыкновенно занималась вязанием с видом чрезвычайно глубокомысленным, свойственным дамам, наблюдающим за движением своих спиц.

Однажды к ним пожаловал гость. Молодые люди, проведя час на реке, вернулись к дому, где обнаружили под деревьями лорда Уорбертона, увлеченного непринужденной беседой с миссис Тушетт, и некоторые обрывки разговора ветерок донес до Ральфа и Изабеллы еще издалека. Приехал лорд с саквояжем, рассчитывая на ужин и ночлег – как не раз гостеприимно предлагали ему Ральф с отцом.

Изабелле лорд понравился еще в день приезда, хоть и видела она его от силы полчаса. Уорбертон запал ей в душу, и иной раз наша героиня о нем вспоминала и надеялась повидать снова, да не одного, а желательно еще с парой-тройкой гостей. Гарденкорт отнюдь не казался местом скучным: поместье было великолепно, а дядюшка все более напоминал мудрого сказочного эльфа. Ральф превзошел ее ожидания, отнюдь не походя на кузена, какими Изабелла себе их обычно представляла. Впечатления следовали одно за другим, и пребывание в Англии вовсе не успело ей наскучить.

И все же Изабелла порой говорила себе, что по-прежнему интересуется свойствами человеческой натуры, а главным ее устремлением при поездке за океан было желание увидеть как можно больше новых людей. Ральф как-то обронил:

– Странно, что вы вполне удовлетворены уединенным Гарденкортом… Вам следовало бы свести знакомство с соседями и некоторыми из наших друзей; да-да, у нас есть друзья, хотя вы, вероятно, думаете иначе.

Он предложил созвать довольно большую компанию и ввести Изабеллу в английское общество. Она с удовольствием поддержала Ральфа в этом порыве гостеприимства и заранее поклялась окунуться в самую гущу событий. Впрочем, пока кузен был весьма далек от исполнения своего обещания, и тому была причина: развлечение Изабеллы давалось ему без всякого труда и ничьего участия не требовало. В рассуждениях гостьи частенько проскальзывало слово «образец», которое, похоже, занимало в ее лексиконе весьма важное место. Она то и дело давала Ральфу понять, что желала бы постигнуть английское общество на выдающихся его примерах.

– Ну вот вам и достойный образец, – пробормотал молодой человек, завидев на лужайке лорда Уорбертона.

– Образец? Чего же именно?

– Настоящего английского джентльмена.

– Намекаете, что все остальные на него похожи?

– О нет, вовсе нет.

– Стало быть, ваш лорд – экземпляр выдающийся? На мой взгляд, он очень мил.

– Верно; а еще он большой баловень судьбы.

Баловень судьбы осторожно пожал ручку Изабеллы и справился, как она поживает.

– Впрочем, вряд ли есть смысл в подобном вопросе, – тут же поправился он. – Насколько понимаю, вы только что бросили весла.

– Да, пришлось немного погрести. Однако откуда вы?..

– Хм. Я точно знаю, что Ральф за весла не возьмется – он слишком ленив, – улыбнулся его светлость, бросив взгляд на друга.

– У него есть весьма уважительные резоны для подобной лени, – на всякий случай понизив голос, возразила Изабелла.

– О, у него имеются резоны на все что угодно! – все так же громко воскликнул лорд.

– Да, я не брался за весла, но лишь потому, что моя кузина прекрасно с ними управляется, – пробурчал Ральф. – Собственно, как и со многим другим. И украшает собою все, за что ни возьмется.

– О, не возьметесь ли вы и за меня, мисс Арчер? – улыбнулся лорд.

– Любой из нас лишь выиграет, коли взяться за него в верном смысле, – ответила Изабелла.