В XVIII веке увлекались «малыми голландцами», их преимущественно и подделывали. В XIX веке возник интерес к художникам XV столетия, и тотчас же появились фальшивые Боутсы, Филиппино Липпи, Донателло. А в наше время «репертуар» подделывателей стал буквально безграничен. И все же у фальсификаторов и теперь есть свои «любимцы». Это, в первую очередь, Ренуар, Ван Гог, Пикассо, Моне, Утрилло, Модильяни, а на первом месте стоит Коро.
В этом выборе есть свой резон. Добрейший Коро сам дал толчок к подделке его работ. Он нередко подписывал картины учеников своим именем, чтобы дать возможность им подработать. Недаром один остроумный француз назвал Коро автором 3000 картин, 10 000 из которых проданы в Америку. Но правда оказалась еще сенсационнее шутки: известный музейный деятель Рене Хюйг насчитал в одной Европе около 30 000 работ Коро. Некий доктор Жюссом обладал коллекцией из 2414 произведений и автографов выдающегося французского художника. Увы, они все были фальшивыми.
Но не только Коро «повезло» в этом смысле. По французской статистике только лишь в США было ввезено 9428 картин Рембрандта, 113254 рисунка Ватто… Нетрудно себе представить, что они почти все были фальшивками.
По приведенному выше списку видно, что фальсификаторы особенно охотно берутся за изготовление картин живописцев конца XIX века и нашего столетия. Это, конечно, не случайно, причем не только мода играет здесь свою роль. Ван Гог и Модильяни, как известно, под давлением нужды писали свои замечательные произведения чем попало и на чем попало. Так что фальсификаторам не надо подбирать определенные краски или излюбленные этими художниками типы холстов. Годились краски любой фирмы и холсты любого типа. Вместе с тем, начиная со второй половины XIX века, неустанно падает ремесленная основательность работы и растет количество создаваемых одним художником произведений. Действительно, если нет надобности терпеливо и не спеша готовить грунт, слой за слоем наносить краски, давая им каждый раз длительное время сохнуть, то создание картины занимает значительно меньше времени. Это хорошо поняли подделыватели. Утрилло и Пикассо создали тысячи картин. Ну как тут удержаться и не добавить еще несколько «своих» работ Утрилло или Пикассо! Авось они пройдут незамеченными в огромной массе картин, рисунков, литографий и гравюр этих художников.
В еще большей мере это относится к современным художникам-абстракционистам. Поскольку в их произведениях отсутствует образное начало, т. е. то, что подделывать труднее всего, поскольку в их произведениях не играет никакой роли способ видения реального мира, что также почти не поддается фальсификации, то подделыватели получают, так сказать, «зеленую улицу» для своей деятельности: если не надо вчувствоваться в образный строй, не надо видеть мир глазами большого художника, то остается только лишь подделать несколько формальных приемов, и картина готова. В связи с этим количество подделок абстрактных произведений очень внушительно.
Бывают случаи, когда фальсификаторы, желая себя обезопасить, прибегают к хитрому приему: они «изобретают» не только художников, но и целые школы. Их не с чем сравнить, т. к. подлинники вообще отсутствуют. Так, антиквар Андре Майльфер в 1932 году пустил в обиход (правда, с целью мистификации) некую луарскую школу — по его словам, одну из французских провинциальных школ XVIII века, стоявшую в оппозиции к придворной школе Людовика XV. Более того, он создал главу этой школы Жана-Франсуа Арди. И поначалу никто не усомнился в этом «открытии», пока сам Майльфер не раскрыл свои карты.
С первых шагов своей деятельности фальсификатор стремится к созданию полной иллюзии подлинности произведения искусства. Достичь эту иллюзию ему иногда бывает легче, иногда труднее. Легче — если подделывается относительно новое произведение, труднее — если старое, ибо здесь необходимо учитывать воздействие времени на объект, возможные повреждения, а также сложности техники. Вообще процесс создания «старинной» картины является высшим достижением фальсификаторского искусства. Для этого существует много приемов, разные «школы» пользуются различными рецептами, к тому же, столь сложный процесс далеко не всем под силу. Каким же образом такой процесс протекает?
Сначала возникает вопрос об основе, на которой должна быть написана будущая картина. Известно, что до XVI века включительно художники предпочитали деревянные доски, а в более поздние времена — холст. Чаще всего фальсификаторы стремятся придать основе старый вид: холст пачкают или окуривают, доску покрывают дырочками, имитируя червоточину. Но этими приемами можно одурачить только простака. Искусственную грязь легко отличить от патины времени, и никакие дырочки не могут передать извилистые ходы жука-точильщика. Затем фальсификаторы додумались до новой хитрости: они стали применять настоящие старые холсты и древние доски. За бесценок купленные полусмытые картины, дубовые двери и еловые столы служили идеальной основой для будущих «шедевров».
Дальше идет самая ответственная работа — написание картины. По большей части фальсификаторы плохо знают технические приемы старых мастеров — грунтовку, нанесение рисунка и подмалевка, наконец, сам процесс живописи в несколько слоев, покрытие картины лаком и лессировки. А если и знают, то неспешный ход работы их, вечно торопливых, не устраивает. К тому же дело не только в приемах, но и в материалах. Где достать в наши дни, когда все пользуются химическими красками, настоящий ультрамарин, пурпур, изумрудную зелень? Нужен эффект, нужна иллюзия старины, и над картиной, написанной современной техникой, проделывались дополнительно разные манипуляции. Чтобы придать ей древний вид, ее покрывали не чистым, а грязным лаком; ее помещали в печь, чтобы при быстрой сушке образовывались трещины в красочном слое, так называемые кракелюры. А если кракелюры получались недостаточно ясными, их процарапывали дополнительно иглами.
Прибегали к эффектному приему. Замазывали картину или записывали ее грубой, более «поздней» живописью, и в присутствии очарованного покупателя снимали грязь или записи. На глазах простака постепенно открывалась под «поздними» наслоениями великолепная «старая» живопись. Кто мог устоять перед соблазном приобрести этот только что открытый шедевр?
Но покупатель обычно напуган и осторожен, и, идя ему навстречу, фальсификатор успокаивает его «старыми» номерами, печатями, полустертыми таинственными надписями на обороте картины. И, конечно, подписями.
Потенциальные покупатели считают, что подпись — это гарантия подлинности, но они не знают, что подделка подписи — самое простое дело в практике фальсификаторов, что для этого не надо даже быть художником. Чаще всего подписывает уже торговец, а не сам фальсификатор. А художник иногда становится фальсификатором поневоле: он даже не знает, что его произведение послужит объектом нечистых манипуляций, ибо торговец без его ведома ставит на картине чужую подпись. Нередко алчные маршаны ставят фальшивые подписи и на настоящие картины. Это делается для того, чтобы снабдить произведение неизвестного художника определенным именем и поднять таким образом его цену. Или же заменяют подпись второстепенного или малоизвестного мастера фальшивой подписью большого художника. Такого рода приемы стары, ими пользовались с большим или меньшим успехом начиная с XVIII века. При этом и фальсификаторы, и покупатели забывают, что мастера прошлого очень редко подписывали свои произведения. Были художники, которые вообще не ставили ни своей подписи, ни монограммы. В средние века никому это не приходило в голову, т. к. личность художника отступала на задний план перед цехом, а в эпоху Возрождения художник был непосредственно связан с заказчиком, и было ясно, что последний знает автора произведения. Остальное делала молва — жителям города был известен творец любого значительного художественного произведения.
Подписи появляются более или менее регулярно лишь с XVII века, когда художник стал работать на рынок, а перекупщик в своей лавке продавал работы самых различных мастеров. Но и в этом столетии и в следующем далеко не все картины подписывались.
