А холестерин ведь является в организме тем веществом, из которого образуются, в том числе, все половые гормоны — и мужские, и женские. Яйца также обеспечивают организм прекрасной биоэнергией, в том числе, они — из-за этого — очень благоприятны для духовной работы на её начальных ступенях. Они также гарантированно обеспечивают организм (наряду с молоком) полным набором необходимых аминокислот (составных компонентов белков).

Правда, в те свои годы я ещё ничего в этом не понимал и лишь механически исполнял порученную мне работу, становясь невольным соучастником того научного абсурда…

Причину же атеросклероза надо искать в другом. Могу предложить для проверки такую гипотезу: холестериновые “бляшки” образуются на стенках тех сосудов, которые уже поражены отложениями солей мочевой кислоты (что является одним из проявлений подагры — типичнейшей болезни тех людей, которые питаются убойной пищей: телами убитых животных).

… Ещё в те же школьные годы мне довелось поработать в зоологическом экспедиционном отряде университета. Моей основной обязанностью был отлов мелких грызунов (мышей, полёвок) и землероек капканами и специально выкопанными “ловчими канавами”, куда животные проваливались, но выбраться уже не могли. Потом я вскрывал им желудки и регистрировал то, что в них находил: остатки желудей, тел насекомых и т. п. Ради этой бессмыслицы — никому не нужной, кроме как для отчёта о своей “научной” деятельности моему руководителю, — гибли, подчас в жестоких мучениях, тысячи животных: или от голода в ловушках, или же капкан не убивал сразу, а лишь расплющивал и зажимал какую-то часть тела. Не помню, чтобы во мне в те годы хоть раз проснулось сострадание к ним. Я делал это потому, что таков был “приказ”, таков был “мой долг”. А чужая боль была мне ещё не ведома. Нужно было натерпеться своей — чтобы понять чужую, научиться сострадать…

Теперь, когда передо мной стали открытыми принципы управления нашими судьбами со стороны Бога, могу ответить всем тем страдальцам-людям, которые задаются вопросами: “Почему в моей жизни столько боли?” или “За что мне эта боль?”. Впрочем, ответ, пожалуй, вам, мои читатели, теперь и так ясен: Бог учит нас состраданию к чужой боли через нашу собственную боль. И мы не избавимся от неё до тех пор, пока не исключим из себя навсегда, на всю свою последующую личную эволюцию, — способность причинять другим напрасную боль.

… Дипломную работу в университете я писал по теме об экологии бобров. Материал собирал, месяцами живя с бобрами у маленькой лесной речки в болотах с бесчисленными комарами.

Научный руководитель сразу же объявил мне тогда о своём главном принципе взаимоотношений с дипломантами: не руководитель должен бегать за ними и заставлять работать — а они должны бегать за руководителем и искать его помощи. У меня не было выбора, пришлось работать по этому его принципу, что как раз заложило во мне основу самостоятельно мыслящего учёного — стратега и тактика, принимающего на себя одного ответственность за своё дело от начала и до конца.

Работа началась с того, чтобы сначала “поднять” всю литературу по данной теме. Потом я исколесил на “Запорожце” и обходил пешком леса почти всей области: выяснял, где живут бобры.

Чего только не насмотрелся я в тех странствиях! Многочисленные тела пьяных мужиков и баб, валяющиеся в грязи на деревенских дорогах, их приходилось с трудом объезжать… Пьяные драки… Мужики, гоняющиеся с топорами за своими жёнами… Самоубийства, убийства… Тотальная пьяная деградация деревни!… Молодёжи “репродуктивного возраста” не оставалось совсем…

Запомнилась такая сцена, которую я про себя назвал “Любовь по-русски”. Два пьяных мужика “выплясывали” пьяный танец друг перед другом на деревенской дороге. “Выплясывали” — это потому, что стоять или идти не могли: тела уже были неуправляемы. Один из них клялся пьяным голосом другому в любви. Другой явно “млел” от счастья, благоговея от елейных слов друга. А друг, с трудом удерживая тело на ногах, возглашал с пафосом:

— Ваня! Как я тебя люблю! Ваня! Ты — мой самый дорогой, самый любимый! Ваня! Дружба — навеки! Ваня! Ты ведь мне друг? Скажи! Ваня! Прости, если что!… Ваня! Последнюю мечту мою осуществи! Ваня! Подойди! Дай вдарю! Ваня, друг любимый! Ваня, мой верный! Дай вдарю! Эх! Не могу! Ты меня любишь? Подойди!

А Ваня — хотя бы и хотел помочь лучшему другу — он не возражал, не уходил — только было немножечко страшно… И они так ещё долго “плясали” друг перед другу в этой незавершающейся “любовной сцене”, пока вдруг оба не повалились и не заснули в грязи…

И на фоне всей этой мерзости и деградации — даже там, в глуши, — жёсткий контроль КГБ. Местные жители одной из деревень рассказывали, как их односельчан решил-было начать самостоятельную жизнь. Ушёл, подавшись в леса, не сказав никому — куда. Построил сам себе там избу, вскопал и засадил огород…

Когда слухи об этом дошли до районного начальства КГБ — была проведена операция по “прочёсыванию местности” силами сотен сотрудников КГБ и милиции! Нашли! Всё хозяйство разорили, “преступника” водворили обратно в совхоз:

— Ишь ты! Воли захотел!? Надо трудиться не на себя, а на Родину, на страну, на государство!

Мужик через две недели повесился… Это — можно!…

… Когда я доложил руководителю о результатах своей бобровой разведки, он ткнул пальцем на карте в одну из самых отдалённых от города точек:

— Чем дальше от людей — тем лучше!

Это были болота вдоль небольшой лесной речки примерно в 200 км от Петербурга. Там мне предстояло жить среди бобров, комаров и прочей лесной живности, иногда месяцами не видя людей. Картировал местность с поселениями бобров, проводил наблюдения за их суточной активностью, изучал, что они едят летом и зимой, фотографировал. Бывало, проваливался зимой под лёд, летом — утопал в болоте. Однажды ночью буря повалила большую сосну стволом — точно поперёк моего марлевого полога, накрытого полиэтиленом. Но меня в ту ночь там не было: как раз ходил на другое поселение бобров и там заночевал.

Комаров летом в тех местах было столько, что приходилось работать в жару, не снимая куртки. А поскольку вокруг были только комары и вода, сухих мест — очень мало, ходил по воде прямо во всей одежде, потом она на теле же и просыхала.

Интересное наблюдение: поскольку бобры — ночные животные, мне, наблюдая за ними, приходилось бодрствовать ночами и потом спать днём; при этом зрение адаптировалось к видению в темноте: я привык свободно передвигаться тёмными ночами по своим болотам, не пользуясь фонарём.

Помню, однажды летом, после примерно полуторамесячной безвылазной жизни в болоте, я возвращался домой. Ехал сначала на грузовике, потом в автобусе, потом в метро. Обратил внимание, что люди как-то странно на меня поглядывают, а потом отходят на некоторое расстояние… А когда пришёл домой и посмотрел в зеркало — перепугался сам: волосы на бороде были покрыты толстым и плотным серым налётом, напоминающим плесень. Болезнь какая-то! Аж пот прошиб! Я — за ножницы, хотел состригать! Потом понял и рассмеялся: ведь это были накопившиеся за всё то время и засохшие на волосах отложения антикомариной мази, которой я тогда пользовался!

Одним словом, жизненный опыт за те годы я приобрёл огромный!

… Оппонентом при защите дипломной работы мне выделили старшего лаборанта кафедры. Он так и не нашёл времени прочитать её содержание. Но, поскольку сказать всё-таки что-то было надо, он сделал ряд нелепых замечаний. В ответном слове я показал несостоятельность каждого из них. “Дерзость” дипломанта не понравилась председателю комиссии, хотел снизить за это оценку. Лишь “в связи с особой трудоёмкостью” работы всё же решили оценить на “отлично”.

… Один мой сокурсник на сбор материала для своей дипломной работы потратил всего 4–5 дней: прогулялся по пляжу Финского залива и подсчитал моллюсков четырёх-пяти видов, оставшихся на песке после отлива. Тоже защитился. “На трояк”. Тоже получил диплом об окончании университета…

Но я тогда научился очень многому, что стало фундаментом меня как учёного. Он же — не научился ничему.