— Какая ирония, командир! «Салют-13» — ключевая станция для экспериментов по программе «Аэлита», как пишут в газетах — историческая веха для всего человечества, начало освоения Марса и прочее ура-ура. А начало экспедиции на Марс в восемьдесят восьмом может быть отложено, потому что какой-то размандяй не тот кисель полОжил! Клянусь, вернёмся, больше ни капли киселя в рот не возьму.
Наконец, они выпустили весь воздух и проплыли в центральный отсек, волоча за собой шланги системы жизнеобеспечения и кабели. Сферический объём отсека имел больше пяти метров внутреннего диаметра, в круглых стенках виднелись стыковочные устройства, все — с закрытыми люками, кроме ведущего к «Сапсану». Поверхности вокруг люков были сплошь увиты коммуникациями.
В полумраке, рассеиваемом слабыми фонариками на шлемах скафандров, помещение производило зловещее впечатление.
Обнаруженное там настолько расстроило Павла, что он даже ругаться не начал, только пробормотал «ох, ё-моё».
— Сапфиры, я Заря-1. Как слышимость. Что там?
— Я — Сапфир-1. Сквозная пробоина. Как раз напротив энергощита агрегатно-инструментального отсека. Идём в инструментальный, там тоже наверняка вакуум.
Что такое не везёт и как с ним бороться… Это низкие орбиты вдоволь загрязнены человеческим мусором от тысяч пусков РКН, причём отработанные спутники и сброшенные ступени ракет периодически сталкиваются и разлетаются на мелкие куски, каждый представляет опасность для действующих космических аппаратов. Но на геостационарной орбите сравнительно чисто. Более того, висящие в точке стояния над экватором станции самопроизвольно уваливаются в дрейф, оттого на них стоят двигатели коррекции, а на огромном «салюте» имеется даже ионный буксир. Поэтому вероятность попадания случайного булыжника ровно в торец бытового отсека с тем, чтоб траектория полёта внутри станции привела точно в электрощит — за пределами теории вероятности, шанс неизмеримо ниже, чем взрыв пищевой упаковки. Но Харитонов и Гагарин два раза подряд вытащили из мешка чёрный шар. Ну как тут не стать суеверными?
Метеорит, круглый и шершавый, застрял в переборке за щитом и больше ничего не размолотил. Но и этого достаточно. Очевидно, выбило все автоматы, остановилось даже аварийное энергоснабжение. Станция не ушла в энергосберегающий режим, она просто вырубилась. Полностью.
— Открываем кружок юного электрика имени Гагарина, — грустно пошутил майор. — Электрощит мы, конечно, заменим. Но когда пришлют новый.
И вот в этот момент Андрей нарушил приказ «не геройствовать без команды».
— Заря-1, я — Сапфир-2. Прошу разрешения на установку временных соединений, чтобы обеспечить энергоснабжение основных цепей раньше полной замены щита. Далее, поскольку все пробоины находятся в местах открытого доступа, считаю возможным подключить сварочный аппарат непосредственно к электрошине ядерного генератора и заварить изнутри… — он посчитал про себя и ужаснулся объёму работ. — Заварить пять пробоин в бытовом, центральном и инструментальном отсеке, восстановив герметичность. На эти отсеки у нас имеется достаточный запас воздуха до прибытия «Красной Пресни».
В свете фонарика он заметил, как Павел развернулся к нему. Через стекло шлема виднелась картинно зверская рожа. Вдобавок показал кулак, но молча, потому что даже их болтовня между собой неслась на Землю и записывалась. В общем, устроил разнос на тему — какого ляда начал что-то предлагать, не согласовав с командиром. «Не лезь поперёд батьки в пекло», раньше это выражение означало рисковать для начала старыми, потом молодыми, в наши дни только лишь не проявлять инициативу.
Земля программу «пекло» одобрила. РН «Энергия-3» с грузовым кораблём уже заправлялась на Байконуре, ибо отправка материалов для восстановления станции была очевидна заранее, сейчас предстояло только уточнить комплектацию, догрузить «Красную Пресню» и срочно стартовать к «салюту». Закончив подсчёт урона в инструментальном отсеке, космонавты навестили бытовой, тот остался в жутком беспорядке от спешного бегства прошлого экипажа, но из оборудования ничего не пострадало, по крайней мере — по результату внешнего осмотра.
Затем, открыв ещё один люк в центральном отсеке, они выбрались в открытый космос, плавая на страховочных тросах. Зрелище безграничного пространства, усыпанного разноцветными алмазами звёзд, с пылающим Солнцем сбоку и топазово-голубым диском Земли впечатлило обоих. Даже Харитонова, всегда настроенного прозаически, вдохновило на романтику.
— Красота неземная… Эх, как помру да превращусь в бесплотного духа, чтоб никакой дурацкий скафандр не мешал, поднимусь сюда и прокричу на всю Вселенную: красота-то какая, мать вашу в туда и в туда!
— Составлю компанию, командир. Ну, а пока оба живы, снимай крышку ближайшего аппарата, подключу тестер.
Похоже, полоса невезения кончилась, и вся коммерческая спутниковая связь обещала заработать, как только восстановится энергоснабжение, ровно как уцелел и приёмопередатчик «курчатова», выдержавший оба удара Солнца.
А вот внутри пришлось возиться очень долго, рабочий день растянулся часов на восемнадцать, пока с Земли не пришёл категорический приказ «отдыхать».
Они задраили люк в корабль и наполнили кабину воздухом, чтобы снять скафандры. Два или три часа назад нестерпимо хотелось почесаться, сейчас усталость перебила все чувства и желания.
Пахло киселём.
— Скорее бы свет дать, — посетовал Андрей. — Как в пещере. Когда в наушниках ничего не бубнит, тишина жуткая.
— Голоса мерещатся?
— Ну, не настолько нервная система расшатана.
— Тогда ладно… Мне тоже не по себе. Как у негра в заднице, — признался Павел. — Да и очень хочется доделать укрытие. Год неспокойного солнца, сам понимаешь. В Звёздном сетовали, что зря сдёрнули ту четвёрку во время вспышки. Нам точно не разрешат сдристнуть, чтоб узнать — сколько милигреев отхватят два подопытных кролика с образованием. Так уж лучше пересидеть в бытовом отсеке, там как-никак стенки погасят часть излучения. Но не в скафандре же, активность дня три длится.
Про кроликов он преувеличил.
Усталые, отрубились моментально — как станция без электричества. Пробуждение означало вторые сутки ремонта. Андрей пустил на заплаты одну из конструкций в инструментальном отсеке. Космонавты подплывали к пробоине, один держал товарища, второй лупил по лохмотьям оболочки, выгибая их наружу, затем прикладывал лист металла и крепил сваркой, в вакууме металл схватывался очень хорошо, никакого окисления. Затем приходила очередь гермета.
На третий день дали воздух в три отремонтированных отсека. Стало чуть проще, скафандры больше не сковывали движения. На Земле тем временем подготовили последовательность ремонта электрооборудования, и вот тогда хлопоты по герметизации показались детской забавой. Ладно, что часть блоков удалось заменить сравнительно просто — выдернуть повреждённый из слота и на место вставить живой. Нет проблем, если контакты на винтах. Но вот пайка в невесомости оказалась цирковым трюком. Каждая капелька припоя, случайно сорвавшаяся с паяльника или места пайки, норовила улететь. Счастье ещё, что станция держала атмосферу, и припой застывал твёрдой капелькой. В вакууме он не мог бы так быстро отдать тепло. Каждый шаг вперёд давался мучительно медленно, производительность была ничтожной. Павел порой злился: зачем столько всего, достаточно восстановить на живую нитку энергоснабжение бытового отсека да центральной ЭВМ и спокойно ждать грузовик… Но в ЦУПе считали иначе.
На пятые сутки начали осторожно и кратковременно подавать напряжение на отдельные цепи питания, проверяя — нет ли замыкания, и вот тогда началось непонятное.
— Андрей, помнишь, как в первый день шутили про голоса в темноте? Будешь смеяться, но я что-то и вправду слышал.
Гагарин отпустил очередной контакт и обесточил розетки бытового отсека.
— Не знаю, что сказать. Начитались, брат, мы с тобой фантастики про бродячие и брошенные звездолёты, скитающимися в космосе с мёртвым экипажем, вот подсознание и выбрасывает что-то на поверхность. Загорятся плафоны, станет легче.