Стук повторился.

- Неля, дитя моё, прошу, открой дверь. Нужна твоя помощь.

Перекрестившись, Неля потянула дверь на себя.

Приятный домашний запах мгновенно разбавился пивной вонью, запахом тяжелого табака и смрадом прогорклого жира. Неля быстро догадалась, что пришедшие явно шли домой с корчмы, когда уважаемый староста их приобщил к промыслу. Сам промысел болтался в руках, как мёртвая рыба в бадье.

- Что это?!

Адам, избитый и распухший, что-то нечленораздельно простонал. Детины бросили его прямо в кровать Нели, после чего гуськом покинули дом. Мысли в голове мгновенно спутались. Что с ним случилось? Почему его принесли сюда? Думают, как бы повесить всё на Нелю?

Она подбежала к стонущему мужчине раньше, чем собралась картинка. Неля схватила Адама за руку. Пульс отчётливо скакал под кожей.

- Что с ним?

- Судя по всему, спускался к пруду и споткнулся. – Староста даже не подошёл к койке. – Барн его нашёл у берега.

Неля принюхалась. Привычное черное одеяние было сухим, запаха тины тоже не исходило. Прежде чем мелькнула мысль, что что-то тут не так, староста неторопливо встал сзади и положил руку на плечо.

- Пока что вверяю его твоей заботе. Мальчику не повезло. Кажется, он очень сильно ударился головой.

Робко Неля приподняла чёрные от крови волосы и облегчённо выдохнула. Виски, лоб и затылок не пострадали. Но вот лицо… На лицо смотреть было страшно даже ей. Неля робко тронула нос и Адам мгновенно заскулил. Староста вздохнул.

- Пожалуйста, сделай так, чтобы его отец к нам не нагрянул.

Адам ничего не понимал.

Мысли спутались в один большой клубок, от которого шло сразу несколько нитей. С одной стороны Лоуренс чувствовал стыд - ему действительно не следовало лезть в чужие мозги, с другой - он хотел узнать истину, с третьей - сытость плохо влияла на работу головы.

Потянуло в сон.

Лес, странное чувство в затылке, быстрые шаги Нели. Кожа все ещё помнила странное, но приятное чувство больших рук, лежащих на пояснице. Казалось, что Адам был ребенком и ничего не весил. А эта грудь...

Анатомия утверждала, а опыт подтверждал, что женская грудь - это две жировые выпуклости, скрытые кожей. Адам и подумать не мог, что после службы в инквизиции он может посмотреть на женщину так, как это изначально задумано природой.

Неожиданно стало интересно - а какая грудь на ощупь? Свои любовные приключения до службы Адам помнил плохо. Настолько неумелыми и пресными оказались ласки.

Единственное, что сохранилось в памяти с тех времён - стойкое разочарование. Не было неземного удовольствия или чувства, что ради второй близкой встречи можно перевернуть весь мир. Товарищи шли на многое ради близости, но Адам не был уверен, что он готов жертвовать временем и деньгами ради такой любви.

Потом в городе пронеслась эпидемия срамных болезней, а позже Адама повысили, и его жизнь превратилась в кошмар. Большая часть незнакомых девушек слилась в одну, искалеченную, измученную, несчастную женщину, которую хотелось жалеть, а не желать. Меньшей же частью оказались родственники и друзья. В их случае шанс попасться Божьему Дому и закончить жизнь в вонючих застенках казался мал, но не исчезал полностью. В минуты самой сильной душевной слабости Лоуренс видел любимую тётку и выводок племянников обезглавленными, безглазыми трупами.

Сейчас все страхи отошли, уступив место запоздалому, почти робкому интересу.

Лицо Адама запылало в смущении. Чувства, будто вымершие, горели в груди и толчками доходили до других частей тела.

"Может, её грудь на ощупь такая же, как и живот?"

От волнения даже закололо в пятках. Это было глупо, по-детски, но Адам не мог остановиться. Авель как-то говорил, что женские груди похожи на мешочки с чечевицей. Стоит только их немного сжать, как кожа податливо мнётся, а жирок заполняет другие пространства.

«Но её живот не похож на мешок чечевицы!»

Адам покинул двор и обернулся. Он надеялся, что в окне или у двери мелькнёт силуэт, но и тени Нели не показалось.

«Подумаешь, в голову залез!» - Адам раздражённо рыкнул. – «Со мной вот не церемонились. И что? Я вырос нормальным человеком!»

С усилием воли Адам отшвырнул от себя призрачные ощущения чужой плоти. Столько лет Лоуренс жил самостоятельно и проживёт ещё дольше, если прекратит шастать за какой-то деревенской девкой! Эти мысли Адам стремительно крутил в голове, стараясь затупить ноющую внутри боль. Выходило тяжело. Тогда пришлось прибегнуть к тому, что Адам искренне ненавидел.

Сконцентрироваться на работе не вышло. Чернила ложились плохо, иногда Адам допускал глупые ошибки. Несчастная Вельма стала Вилмой, а толстый Гас превратился в Гатса. Некоторых имён Адам вообще не узнавал. Таких людей не просто не было в округе. Таких людей вообще не могло существовать. Согласные и гласные буквы чудно переплетались между собой, вырисовывая звуки, не подвластные человеческому языку.

Воздух сгустился до противного, хотя маленькая форточка была открыта.

Пахло старостью, сыростью и тоской. Вновь и вновь в голове звенели слова Нели, перебивая злые доводы разума. Раздражение сменилось унылым пониманием.

Если сначала Адам верил, что сказанное сгоряча окажется простой угрозой, то сейчас в голову стали закрадываться сомнения и страхи. А что будет, если Неля действительно отправится в родную деревню? Он сможет поехать за ней? Но это как-то некрасиво и неправильно. Отцовское постановление ясно обозначило область, чьи пределы Адам посещать не мог без особого разрешения или острой нужды. Кроме того, в голову Лоуренса начала закрадываться неприятная мысль:

Неля не желает его присутствия рядом.

Это всё усложняло. Адам прекрасно знал, что такое – нежеланное внимание, но от идеи, что они больше не будут вместе, бросало в крупную дрожь. Разум так и не нашёл обоснования нужности Нели, но душа болела от мысли, что ничего не выйдет. Глубоко внутри Адам чувствовал пустоту, уныние и безнадёжность.

И почему всё было настолько сложно?!

Адам вздохнул и отодвинул летопись. На левой части стола лежали письма и древние документы. По-хорошему счёту эту стопку требовалось разобрать, но желания этим заниматься Адам не чувствовал. Он вообще не представлял, чем может заниматься сельский священник, кроме крестин и поминальных служб. Да и письма… Желтые вздувшиеся желтые конверты явно были направлены ещё старому Отче, да покроются его кости пеплом.

На мгновение Адам даже почувствовал лёгкий стыд из-за отсутствия любопытства. Любой другой разворошил бы конверты, вычитал всё что можно и сварганил отчёт, достойный стать обратным билетом домой. Стыд усилился, ведь тоски по родному дому Адам тоже не чувствовал, хотя очень пытался выжать из себя хотя бы каплю.

«Я сам писем толком не писал…»

Адам растянулся на столе и вздохнул.

Мысли метались то к Неле, то к лесу. Иногда к лесу, а после к Неле. Всё это выходило как-то странно и причудливо. Казалось, что есть связь. Есть нить. Но нащупать её пока что нельзя.

Остаток дня прошёл тяжело. Пришлось с лихвой компенсировать пропущенные им службы. Ненавидя себя, Адам скучным, сухим голосом взывал к милосердию и смирению. Он говорил о вреде колдовства, об адских муках, но не замечал в глазах прихожан ничего, что напомнило бы вину или страх. Это добавляло дров в топку гнева.

Они не видели, не чувствовали, не понимали своей вины.

Этим вечером Неля на службу не пришла. Адам тщетно всматривался в макушки прихожан, но не вдел ничего, что хоть немного походило бы на Нелю.