Мидир осторожно вытянулся, попытался шевельнуть плечом — и понял, что переоценил свои возможности восстановления. Он ошибся, потому что никогда не тратил сил понапрасну, пытаясь вылечиться в Верхнем. Зачем, если всегда можно упасть в Нижний и черпнуть мощь своего дивного мира? Одной ночи хватило бы срастить кости и затянуть раны. Однако Джаред упрямился, как дикий котенок, не понимая, что его, как магическое создание, могут позвать по имени, властно, колдовским образом, и маленький, пусть считающий себя очень взрослым племянник не сможет воспротивиться.
Ломать его волю не хотелось, как и оставлять без присмотра на несколько летних, коротких, но очень темных ночных часов. А если они вновь обернутся днями, а то и годами? Время мира галатов иногда скачет, как норовистый конь. Нет, так рисковать нельзя.
Мидир покрутился и так, и этак. Обернуться волком? Слишком часто он менял свое обличье. Да и зверь может испугаться боли и махнуть в Нижний. Найти более сильного мага для поводка вряд ли возможно. Мысль о том, что ранена его душа, вот и затягивается выздоровление, он отогнал подальше.
Посещай он Верхний не только в Лугнасад, знал бы больше о способах исцеления!
Думы повернули на невеселый лад, снова напомнив, до чего сейчас нездоров волчий король. Он разозлился и выругался от души, припомнив всех фоморов и неблагих в самых разных комбинациях, тут же взволновался, не услышал ли его Джаред, обладающий поистине волчьим слухом, и наложил защитную сферу. Потом разозлился на себя, зависимого от мнения сопливого племянника, высокомерного по духу и по крови.
Это было не плохо, у мальчишки явно наблюдался норов, но и не то что бы хорошо: уговоры требовали от Мидира многих и многих сил, которых у него пока не было. Верхний мир держал Джареда крепко! Он начал бы сейчас неимоверно раздражать волчьего короля, если бы упомянутый волчий король уже не находился по поводу него в пламенном негодовании.
Мидир вновь потянулся всем телом на широкой и длинной, в его рост, постели, заглушая боль и ощущая грядущие временные потери. День, а то и два… Магия кольнула, упрекая в обмане. Нет, не меньше недели! Гораздо, гораздо быстрее, чем восстановились бы люди, но ужасающе медленно для ши.
Ну что же, помощники не помешают.
Мидир закрыл глаза и позвал волков Верхнего мира. У них пришло время семьи, но на зов короля волков они не откликнуться не могли. В глухой чащобе вожак, принесший добычу усталой подруге, оторвался от щенков, первым поднял лобастую морду и глухо зарычал в ответ. Вожак помнил Мидира, вожак был черен. Добрый знак.
Волки ответили согласием. Над Манчингом и его окрестностями летел неурочный, тревожащий души галатов вой.
Мидир кинул вожаку запахи мелких пособников — тех, кого узнал, тех, кого помнил. Кроме Рагнара, Руфуса и Патрика. Эти заслуживают, чтобы волчий король разобрался с ними лично.
Внушить жажду смерти трудно, почти невозможно, она противоречит самой сути людей. Но навеять простые, внятные желания — пройтись до лесу, пострелять летящих на зимовье птиц, выгулять застоявшегося коня или проведать зазнобу — легче легкого. Хотя дотянуться до этих огоньков душ и оказалось труднее. Видимо, люди для ши родня меньше, чем волки. Особенно эти люди.
Волкам неведом страх. Волк порвет любого, кто посягнет на его семью! Но никогда не будет наносить раны ради муки другого существа.
Мидир отвлекся от ненужных мыслей. И без того прикосновение к каждому сознанию дарило неповторимое чувство гадливости, словно Мидир оказался в гнезде виверн — заболоченной запруде — по самые глаза.
Неодолимое желание пройтись получили все…
— Старые боги! Он такой красивый! — скрип и девичий голос прервали тишину. — Чего ты фыркаешь? Он очень, очень красивый! Буду повторять сколь хочу!
Старый бог тут был один, и не слишком довольный.
— Ну пойдем, — прозвучало досадливо. — Посмотрела, и хватит.
Джаред взломал его защиту, просто приоткрыв дверь! Конечно, магия была рассчитана на смертных. Дар к волшебству Джаред унаследовал отцовско-дедовский, и обещал вырасти действительно опасным противником. А Мидир пообещал себе позаботиться, чтобы мальчик вырос.
— Он твой отец? — не унималась девчонка.
— Нет, Тикки… Он мой…
Пауза. Пауза томительная, незаполненная.
— Мой отец умер.
Джаред мог бы упомянуть о родстве! Но не стал. Не захотел. Умолчал. Сквозь злость пробилась мысль о преднамеренности этого умолчания, но Мидир тут же откинул её как несостоятельную. Да с чего бы мальчишке, необученному, не жившему в Нижнем, подбирать слова для ответа?
— Почему ты не хочешь уйти в Грезу?
— Грезы нет давным-давно.
— Но есть Нижний. Ты будешь жить там вечно!
— Отец говорит… говорил, вечная жизнь — вечные утраты.
— Звучит глупо. Прости-прости, — поправилась она на сопение Джареда. — Скажи, а что еще твой отец говорил про фейри?
— Ши. Они называют себя — ши. Они полны властью и пренебрежением к людям…
Джаред выдержал паузу, как заправский оратор. Мидир озлился: видят старые боги, отдельные человеки этого с лихвой заслуживали! Уж не для него ли это представление?
— Ши как дети, вечно молоды, вечно безумны. Они бездумно балуются магией. Один раз это уже привело к концу света.
— Странно слышать это от тебя.
— Меня от людей отличает лишь форма ушей, — было сказано с истинно королевским достоинством. — Отец часто покидал нас и надолго, а люди…
А вот здесь племянник без задней мысли от человеков открещивался. Мидир еле сдержал ухмылку — не все так однозначно, дорогой Джаред, как ты хочешь показать!
Мальчишка откашлялся и продолжил ровным голосом:
— …я не могу обвинять их. Я вызываю скверные чувства одним своим присутствием.
— Может, с этими кончиками можно что-то сделать? Они ведь не слишком видны и лишь чуть выдаются!
— Пойдем, Тикки… Знаешь, вы, женщины, думаете похоже.
— Да? И что это значит?
— Моя мама, когда меня в очередной раз побили, отрезала их, — проронил Джаред высокомерно и скучающе.
— Ты шутишь? — охнула Тикки. — А почему тогда…
— Ничего не вышло. Упрямые уши отросли к утру.
— Твоя мать ненавидела тебя?
— Она меня очень любила. И была очень настойчивой…
Голоса и шаги наконец затихли. Волчий король понадеялся, что это означает: дети перестали шушукаться в коридоре и вернулись к себе.
Он сжал и разжал руку, медленно выдыхая. Настойчивой, значит? Сколько раз Джареду отрезали уши? Даже если Вейсиль рыдала, делая это!
Вот же… Ругательство вновь застыло на языке. Невозможно обвинять погибшую жену брата, но Мэрвин! Мэрвин хоть что-то мог сказать о своем роде! Оборотная сторона быстрого исцеления ши — восприимчивость к боли. Мальчик мог просто не выдержать и умереть от смертной муки. Мидир стукнул кулаком, и столик отлетел к стене. Боль прошила руку и спину.
— Ты словно переживаешь за меня, — голос Джареда прозвучал совсем рядом.
Племянник подкрался по-волчьи, тихо и незаметно.
— Я переживаю за людскую глупость в первую очередь. И да! Я переживаю за тебя! Почему тебя это удивляет?!
— Тебе много лет не было до меня никакого дела.
— Мне не было до тебя дела? Вот так… — Перевернутый стол лишился ножек, — мне не было никакого дела? Или вот так?
Сундук был хорош, но иначе Мидир мог разнести весь дом.
Поднявшаяся волна злости требовала более полного выхода, а надменно застывший племянник подливал масла в огонь. Но перед глазами тоже поднималась волна, увы, не злости, а мелькающих крошечных точек, роящихся, как маленькие феи. Мидир пнул обломки столика, порадовался, что установил звуковой барьер, и резко наступил на оставшуюся поблизости ножку. Дерево треснуло. За разгромленную комнату Лейле придется явно доплатить!
Джаред вздохнул глубоко.
— Отец был прав, когда говорил про нижних. Ломать вы умеете прекрасно. Я уйду, и никто меня не удержит.
Развернулся и пошел к дверям, старательно обходя щепки. Одним прыжком Мидир оказался перед ним, закрывая собой проход, положил ладони на плечи мальчишки, еле удерживаясь на ногах и ощущая текущий по спине холодный пот.
