— Вот ты где, Джи-Джи, — с заплетающимся языком говорит он, подходя ко мне еще ближе.
— Иди и найди кого-нибудь еще, чтобы побеспокоить, — говорю я небрежно. — Неудачник, — бормочу себе под нос.
Он, кажется, не слышит, и теснит меня в угл балкона, в его взгляде смесь злобы и похоти, от которой у меня по коже ползет отвращение.
— Да ладно тебе, Джи. Я все о тебе знаю. — Его дыхание внезапно оказывается на моем лице, и этот ужасный запах вторгается в мои ноздри.
— Отвали, — отталкиваюсь я от него, собираясь вернуться в дом.
Макс Коннор никогда не принимал отказов, доказательством тому служат многочисленные случаи, когда мне приходилось отвергать его ухаживания.
Но как только я немного вырываюсь, он выкидывает руку и обхватывает пальцами мое запястье, толкая назад.
Я ударяюсь спиной о стеклянные перила.
— Что, мать твоя, с тобой не так?
— Ну же, Джи. Я знаю, что ты этого хочешь, — он проводит носом по моему лицу, вдыхая.
Внезапно мое раздражение сменяется страхом, а сердце начинает громко биться в груди. Его прикосновения достаточно, чтобы детонировать режим самоуничтожения — единственный режим, который знает мое тело. И моя храбрость медленно исчезает, сменяясь отвращением, ужасом и паникой.
— Убери от меня свои гребаные руки, — отталкиваю его в очередной попытке отодвинуться.
— Ты столько меня динамила. Думаешь, я не знаю, что ты перетрахала половину людей здесь? Что значит еще один, а? Ты ведь знаешь, что я давно хотел оказаться между твоих сладких бедер. — Я не даю ему закончить, поднимаю руку и бью его по лицу.
— Отъебись.
— Вздорная. Мне нравится, — ухмыляется он. — Черт, готов поспорить, что эта киска такая же пылкая, как и ты. Вот как ты сводишь всех с ума. Вот как ты сводишь с ума меня, — хрипит он, и в моем животе зарождается тошнотворное чувство.
Он крепче сжимает мое запястье, занося мою руку над своей промежностью, и позволяя мне почувствовать его эрекцию.
То, что было началом небольшого приступа, перерастает в полноценную панику, когда он продолжает шептать все то, что хотел бы сделать со мной.
Нет… Только не снова.
Достаточного одного воспоминания о том, что может произойти на самом деле, чтобы перейти в режим бей или беги.
Поднимая колено, я даже не задумываюсь, когда направляю его прямо на его член, ударяя так сильно, как только могу, одновременно вырывая свою руку из его. Он отшатывается назад, сгорбившись от боли.
Но я не могу остановиться.
Поднимаю ногу, направляю каблук, и просто толкаю ее к его промежности. Внутри меня есть эта больная потребность, которая хочет, чтобы я убедилась, что он не сможет оправиться и прийти за мной. Что он не сможет причинить мне боль.
И поэтому, даже когда он лежит, я продолжаю наносить удары, его крики боли и звук моих слез заглушаются громкой музыкой.
Только когда в моем сознании появляется немного ясности, я понимаю, что мне нужно уйти. Мне нужно уйти от толпы. Мне нужно…
Мое дыхание становится рваным, я чувствую, как учащается пульс, мой разум затуманивается от того, что я знаю о предстоящей атаке.
Я едва успеваю добежать до туалета, закрываюсь внутри и опорожняю содержимое своего желудка в унитаз.
Кряхчу и кашляю, пока ничего не остается, но пульс не утихает.
Голоса в голове не умолкают.
Прислонившись спиной к холодной плитке, я обхватываю себя руками, ногтями впиваюсь в кожу, пытаясь стереть с себя его прикосновения.
Он прикоснулся ко мне.
Он прикоснулся ко мне.
Он, блядь, прикоснулся ко мне.
Я словно в трансе, мои неморгающие глаза сфокусированы на маленьком пятнышке на стене, дыхание не контролируется, поскольку я продолжаю воспроизводить события этого вечера.
Он, блядь, прикоснулся ко мне.
Есть причина, по которой я избегаю общения с людьми, как чумы. Есть причина, по которой я не могу находиться в людных местах. И есть причина, по которой я не могу даже есть в присутствии людей.
— Мне нужно успокоиться, — бормочу себе, обхватывая себя руками, словно щитом, пытаясь отделиться от событий сегодняшнего вечера.
Но видя, что мои попытки тщетны, что мой разум по-прежнему затуманен, напряжение в висках пульсирует и ком стоит в горле, я небрежно хватаюсь за сумку, высыпаю содержимое на пол и подбираю маленький пакетик с таблетками.
На шатких ногах подхожу к раковине, чтобы запить таблетку водой.
Затем просто жду, пока она подействует.
Опираясь на раковину, смотрю в зеркало на свое залитое слезами лицо и размазанную красную помаду, и мне снова вспоминается та ночь.
Только тогда все было еще хуже. Намного хуже.
Глава 3
Басс
Брызнув на лицо водой, делаю глубокий вдох и открываю глаза, чтобы увидеть в зеркале свои разрушенные черты. Уже не в первый раз мне хочется отвернуться, притвориться, что последних пяти лет не было. Что я не изменился.
Но я не могу. Не тогда, когда доказательства прямо передо мной.
Я все еще помню ночь, когда проснулся от того, что в моей камере были незнакомые люди, а громоздкие мужчины, удерживали меня на койке, пока кто-то орудовал ножом перед моим лицом. Думаю, мне повезло, что он только «приукрасил» меня, а не отнял глаз или два. Я должен быть благодарен за то, что все еще вижу, и, что сбежал из этого Ада. За то, что выжил.
Скользя взглядом по грубому шраму, который начинается от линии роста волос и идет по диагонали вниз до подбородка, я вижу только изменения — как внешние, так и внутренние. Последнее беспокоит меня больше всего, потому что внутри меня есть жестокость, которая хочет вырваться наружу. Потребность крушить все вокруг в безумном шоу разрушения. Потому что правда в том, что я больше не знаю, как быть нормальным.
Я не знаю, как вести себя с другими людьми, и не знаю, как остановить себя от того, чтобы видеть в каждом потенциальную угрозу.
Даже сейчас, неделю спустя, я все еще не могу по-настоящему заснуть: один глаз всегда открыт, чтобы убедиться, что никто не собирается нападать.
Я готовлюсь к опасности, как зверь в клетке, которого внезапно выпустили на свободу. Приманка дикой природы кажется коварной, поскольку в моем сознании живут только воспоминания о неволе.
И люди заметили. Все заметили.
Я отдал дань уважения своему брату в его доме, и даже он, прикованный к постели и едва владеющий всеми своими способностями, мог видеть, что я уже не тот.
Но в то время как большинство, похоже, настороженно отнеслось к моему новому «я», Циско увидел во мне то, чем можно воспользоваться.
Он сын своего отца.
Он знает, что под поверхностью что-то кипит. Что-то злобное и смертоносное, что он хочет использовать, чтобы уничтожить Гуэрра.
А мне так хочется драки, что я ему позволю.
В конце концов, моя жизнь началась и закончится в Фамильи. Я так долго был ее кулаком и щитом, что не знаю, как быть чем-то иным, кроме как орудием наказания. Тем более теперь, когда все мое существование в течение последних пяти лет вращалось вокруг использования моих кулаков.
Вернувшись на кухню, я занялся приготовлением еды. Помещение небольшое, и я выбрал эту квартиру именно из-за ее компактности.
После того как я вышел из тюрьмы, я не мог спать на прежнем месте. Слишком много открытого пространства приводило к паранойе, и я никогда не мог устроиться достаточно удобно, чтобы отдохнуть. Найдя небольшую квартиру-студию, где все было в одной комнате, я сразу же переехал.
В том, что у меня нет свободы передвижения, есть своя степень привычности, даже когда я знаю, что теперь я свободен.
Мое внимание привлекает жужжащий звук. Оставит посуду на столе, я медленно отхожу от кухни, следуя за посторонним звуком. У меня закладывает уши, и хотя какая-то часть меня думает, что это моя больная паранойя, я не собираюсь рисковать.
Встав на пальцы ног, я незаметно двигаюсь к источнику звука, мои мышцы напряжены, а кулаки сжаты и готовы к действиям. И в этот момент мне хочется, чтобы кто-нибудь попытался ворваться. Просто чтобы у меня был повод выплеснуть эту жестокость из себя.