Дёниц не был умелым оратором. Ему удавалось хорошо говорить в маленьких группах, где его искренность и ясность мысли заражали некоторых близких людей; но в обращении с большой аудиторией ему недоставало чувства Гитлера или сознательной театральности Геббельса; он вышел к людям действительно как один из них. Тем не менее, очевидно, что он много работал над речью, которую предстояло произнести после парада для передачи по немецкому радио. Как и недавние речи Геббельса, она была сформулирована языком Черчилля с добавлением партийной идеологии. Ей предшествовали героические звуки увертюры к «Кориолану» Бетховена.
Он говорил о народе и жизненном пространстве, о великом вермахте, об угрозе большевизма, который собирается уничтожить европейскую культуру, о твердости и фюрере. В заключение своей речи он заявил, что сохранение национал-социалистического единства — это лучший способ почтить память павших и единственный, чтобы доказать, что они погибли не зря. И нет для них лучшей благодарности, чем хранить самоотверженную «верность народу и фюреру».
Это было чистое изложение нацистской идеологии; бога сместили, а на его место поставили невидимое Провидение, которое дало немецкому народу Защитника — проводника, который без устали заботится о каждом из них и который приведет их через борьбу с чудовищами к великому немецкому будущему. Упоминание «еврейской заразы» было оформлено в терминах, которые Гиммлер использовал на октябрьском собрании гауляйтеров, хотя, конечно, сами идеи происходили из «Майн кампф» и были в широком ходу.
Обязательство перед фюрером означало прежде всего совершение того, что к западу от государства национал-социализма считалось преступлением. Дёница это тоже не миновало, так как не было в жизни рейха ничего такого, что не коснулось бы немецкого флота. Неизвестно, были ли потоплены два транспорта с еврейскими беженцами, которые шли из портов Черного моря в Палестину, немецкими подлодками — они могли быть и жертвами атаки русских, — однако нет сомнений в том, что в январе 1944 года адмирал Курт Фрике, начальник Командования ВМС «Юг» и фанатичный нацист, предложил командованию в «Корале», чтобы корабли с еврейскими беженцами, встреченные в море, были бы «тайно, без того, чтобы узнали наши союзники, принуждены исчезнуть со всем их содержимым». Морской штаб направил запрос в министерство иностранных дел! Но то, что подобный запрос рассматривался в штаб-квартире флота как совершенно нормальный, свидетельствует о том, что Дёниц вряд ли оставался единственным морским офицером, знавшим о программе геноцида.
Флот также был вовлечен в терроризм — и против гражданских рабочих на верфях, и против военных. Последнее началось еще при Редере, который передал знаменитый приказ Гитлера «о диверсионно-десантных отрядах» всем своим соединениям в октябре 1942 года; согласно приказу, отряды противника, участвующие в «так называемых десантно-диверсионных операциях... в военной форме, или отряды разрушения с оружием или без должны уничтожаться до последнего человека». Идея, как она описывалась в морском штабе в феврале 1943-го, уже после того, как Дёниц наследовал Редеру, была «средством устрашения» для тех, кто принимал участие в таких операциях, чтобы они знали — «их ждет верная смерть, а не безопасная тюрьма». Приказ был строго секретным, так как призывал «расстреливать военнопленных, действующих по приказу, даже после того, как они добровольно сдались», но для устрашения списки расстрелянных публиковались, только в графе уничтоженных на поле боя. Меморандум морского штаба заканчивался ссылкой на консультации с главнокомандующим для прояснения всех моментов, так что можно быть уверенным в том, что Дёницу о нем было известно.
Первый задокументированный случай «акции устрашения» на флоте произошел еще во времена Редера. Моряк из двухместной мини-подлодки был пойман в Норвегии в ноябре 1942 года при попытке взорвать «Тирпиц». Его допросили морские офицеры, а затем отправили в службу безопасности (СД), которая его, собственно, и захватила, и они же его расстреляли в январе 1943 года. Более вопиющий эпизод произошел в июле: весь экипаж торпедоносца, закладывавший мины в норвежских водах, был захвачен в униформе и привезен в ставку командующего адмирала на западном побережье Норвегии в Бергене, к адмиралу Отто фон Шрадеру. Там моряков допросили офицеры флотской разведки, которые заключили, что они целиком подходят под определение военнопленных. Но, несмотря на это, фон Шрадер решил, что они подходят под действие «приказа о диверсиях», и передал их в СД как «пиратов». Рано утром следующего дня их выстроили перед концентрационным лагерем и расстреляли одного за другим; тела побросали в грузовик и отправили на побережье, где поместили в гробы, начиненные взрывчаткой; гробы вывезли в море, сбросили в воду и взорвали на глубине, «согласно обычной практике».
Дёниц, конечно, участвовал время от времени в акциях устрашения против торговых судов. Приказы от сентября 1942 года, включая приказ о «спасательных кораблях», посланный вторично сразу после собрания гауляйтеров в октябре 1943 года, с упоминанием «желательности уничтожения экипажей пароходов», были ясными знаками участия тайной полиции. Существенно, что после сентября 1942 года Гитлер, который призывал воевать со все большей «горькой ненавистью» и звал к возмездию при любой возможности, больше никогда не говорил об убийствах или акциях возмездия против выживших на море, если не учитывать частых обсуждений с Дёницем сражений подлодок. Нет сомнений в том, что для такой необычной молчаливости есть свое объяснение: он знал, что за явными приказами Дёница брать в плен капитанов, главных механиков и других офицеров и штурманов всегда были и секретные инструкции — уничтожать выживших, если это не подвергает риску экипажи самих подлодок.
В сражениях с караванами об этом речи не шло, но в удаленных местах такая возможность вполне представлялась. Не все прибегали к таким мерам — это зависело от капитанов, но самым кровавым примером был случай, произошедший в тот самый год, когда на отмечании Дня Памяти Героев Дёниц говорил вместо Гитлера, и сразу же после этой речи, переданной по радио. Лодка носила номер 852, и ею командовал капитан-лейтенант Гейнц Эк, и все свидетельства исходят из его допросов после войны.
Перед отправкой в море с ним беседовал в Берлине, по его словам, «командующий подводной флотилией»; его немецкий адвокат исправил это на BdU, то есть Дёниц. Но был ли это Дёниц или Годт, фанатическая уверенность Дёница в том, что для войны важен лишь подводный флот, так как только он способен вести наступательные действия, передалась Эку. Ему дал подробные инструкции капитан-лейтенант Шнее из командования подводного флота, который, без сомнения, предупредил его о чрезвычайной опасности самолетов, а также передал массу оперативных приказов, включая и те, от сентября 1942 года о спасении выживших, противоречащие «самым элементарным требованиям войны по уничтожению кораблей и экипажей», и приказ о «спасательных кораблях».
Это было первое плавание Эка в статусе командира; его перевели — по его словам, как добровольца — с миноносца в начале 1942-го. Лодка вышла из Киля 18 января 1944 года, направилась в Индийский океан и, выйдя из Балтики, пошла вдоль норвежского побережья к северу от Британских островов, в Центральную Атлантику, а затем на юг. Днем шли под водой, а ночью поднимались на поверхность.
Ранним вечером 13 марта, после трех недель плавания под водой, при свете дня был замечен пароход «Пелей». Эк стал преследовать и с наступлением темноты выпустил две магнитные торпеды, взрыв которых разорвал корабль пополам. Он потонул практически мгновенно, но по свету фонарей, свисткам и возгласам было понятно, что выживших довольно много. Эк всплыл на поверхность и направил лодку к ним. Он взял на борт третьего помощника капитана и нескольких моряков с плотов, но явно не делал попыток снять капитана или еще какого-нибудь важного офицера. Допросив пленных, он позволил им вернуться на свой спасательный плот, а затем отошел в сторону.
