Он даже дошел до такого заявления, что для государства, у которого недостаток надводных сил, плохое стратегическое положение или отсутствие достаточных колониальных баз — а все это соответствовало главным элементам немецкой стратегической мысли — препятствуют любой перспективе борьбы за морское господство, именно подводные лодки будут «прекрасным, возможно единственным средством... для создания эффективной угрозы жизненно важным морским коммуникациям противника, и при некоторых условиях смогут повредить им решающим для итогов войны образом».
Это первое зафиксированное на бумаге свидетельство того, что он склонился к поддержке идеи об участии субмарин в войне с торговыми кораблями с момента назначения на новый пост; видна радикальная перемена взглядов по сравнению с его мыслями осенью 1934-го и в рапорте от сентября 1935 года. Здесь он явно учитывает возможность союза Англии с Францией и следует магистральной идее морских стратегов, которые предпочитали торговую войну доктрине Тирпица боевых кораблей, в которых испытывался явный недостаток.
Тем не менее, весь рапорт, за исключением этих вступительных замечаний, касался тактических вопросов операций подводных лодок в отношении к надводным силам и в качестве разведчиков, которые остаются невидимыми с баз противника и могут сообщать о его передвижениях, и в качестве атакующих групп, которые могут быть размещены на пути противника. Хотя эти идеи возникли в основном из опыта мировой войны, ясно, что и работа, проделанная в сфере связи, тоже учитывалась. Например, он принимал, что из-за ограниченности радиуса обзора у подлодок и их возможностей связи необходимо руководить групповыми операциям с командного поста на берегу, который бы получал сведения ото всех участвующих в операции сил и мог отдавать приказы, основываясь на обшей картине; он так и делал со своего корабля-флагмана в Киле во время учений на Балтике.
Другой интересный момент — с ретроспективной точки зрения — это его отношение к авиации. Ему было ясно, что в тех местах, где поддерживается сильный и постоянный воздушный патруль, маневренность подводных лодок неизбежно падает и групповая система вырождается: субмарины просто занимают позицию ожидания под водой на вероятном пути противника; однако он не ожидал, что патрули будут постоянными, и думал, что временные патрули всего лишь ненадолго уменьшат маневренность и на групповую систему в целом не повлияют. Из этого видно, что он ориентировался на свой военный опыт. Также становятся очевидны его привычный оптимистический настрой, уверенность в том, что его род войск и его система все равно будут доминировать, что в принципе свойственно любому лидеру, привыкшему действовать в лоб, а не стратегу.
Как и руководителей других родов войск, в этом воззрении его поддерживал глава ВВС Геринг, ревниво оберегавший от остальных все то, что летает. В рапорте есть раздел, посвященный отношениям субмарин с авиацией, но без особого рода войск, морской авиации, или настоящего сотрудничества с ВВС все это было обречено остаться лишь на бумаге.
Вывод рапорта был такой: «Использование подводных лодок в свободном, хотя и организованном режиме взаимодействия с флотом теперь не является проблемой. И такое сотрудничество представляет хорошие перспективы.
Вопрос использования подводных лодок в летучих (компактных) тактических и боевых отрядах совместно с кораблями по-прежнему упирается в низкую скорость субмарин.
Однако это использование может быть высокоэффективным, так что необходимым представляется разработка более быстрых подводных лодок, пригодных для практических проверок».
Планы немецкого ВМФ были в переходной стадии: будучи нацеленными в будущем на Великобританию, на практике они оставались ориентированы на континентальную войну на два фронта; Дёниц не столько принимал сторону, ратующую за торговую войну, сколько заботился о своих субмаринах.
Рапорт датирован 23 ноября, то есть двумя неделями позже известного совещания Гитлера с главами родов войск, на которой фюрер представил точно такую же двусмысленную точку зрения. Интересно было бы узнать, слышал ли Дёниц о выводах, выработанных тогда? Возможно, от главы флота, или его замечания о торговой войне были простыми отражениями нового мышления в среде военных в отношении Англии.
Кажется, что созыв этого совещания — обычно называемого по имени полковника Хоссбаха, адъютанта Гитлера и автора меморандума (протокола), в котором она описывается, — был спровоцирован Редером. С 1936 года он просил повысить квоты на сталь и металлы для целей его программы; наконец, 27 октября 1937 года он выступил с ультиматумом: если ему не позволят увеличить квоты, то он резко сократит общий объем строительства, чтобы обеспечить по крайней мере несколько современных кораблей «к указанному сроку».
Столкнувшись с такой ситуацией, Гитлер вызвал к себе руководителей вермахта Вернера фон Бломберга и барона Вернера фон Фрича, Германа Геринга, а также Эриха Редера и имперского министра иностранных дел барона Константина фон Нейрата.
Нет сомнений, что Гитлер готовился к этому совещанию столь же тщательно, как он делал это перед своими публичными выступлениями. Он начал с традиционного утверждения, что Германии нужно больше жизненного пространства; как и все его мысли, это было взято из общенациональной копилки расхожих идей; его слушатели и не собирались оспаривать их. Германия объединяет 85 миллионов людей, и по численности населения, равно как и по закрытому положению в центре Европы, представляет собой замкнутую «расу-ядро», не похожую ни на одну другую. Далее он перешел к своей двухступенчатой программе захвата — сначала «жизненного пространства» в Восточной Европе, а потом заморских колоний и мирового господства. Естественно, есть риск: «Германия в своей политике должна учитывать двух смертельных врагов, Англию и Францию, для которых более сильный немецкий колосс в самом центре Европы будет настоящей занозой, почему обе державы и постараются воспрепятствовать дальнейшему усилению Германии как в Европе, так и за морем... В установлении заморских баз Германии обе страны увидят угрозу собственным морским коммуникациям, а безопасность немецкой торговли приведет к усилению положения Германии в Европе».
Наконец, обсудив способы ослабления позиций британской и французской империй и кратко рассмотрев те угрозы, с которыми столкнулись и Фридрих Великий, и Бисмарк при обеспечении величия Германии, он обратился к конкретным планам действий: «Вариант 1 — на 1943—1945 гг., так как после этого периода можно ожидать изменения лишь в худшую для нас сторону.
Перевооружение армии, флота и авиации близко к завершению... современным оружием... Если фюрер будет жив к этому времени, он намерен самое позднее к 1943—1945 гг. решить проблему жизненного пространства для Германии».
Другие два варианта касались планов, по которым решение проблемы можно ожидать до 1943—1945 годов: если Францию ослабит внутренний политический кризис или другая война.
Из этой долгой преамбулы видно, что Гитлер понимал: его план по успокоению Англии через установление ограничений на строительство флота имеет мало шансов на успех, или, по крайне мере, существует большой риск того, что ему не удастся осуществить свой континентальный план без вмешательства Великобритании. Тем не менее, план был утвержден, и перевооружение ускорялось, особенно перевооружение флота! Это очевидно из темы второй части совещания, когда Редер предложил увеличение квоты на сталь с 40 000 до 75 000 тонн; с этой целью заводы Круппа должны были быть существенно расширены. В этом еще один пример того, как Гитлер вынуждал сам себя занять уязвимую позицию, с которой уже нет пути отступления, так как строительство флота было именно той единственной деятельностью, которая наверняка толкнет Великобританию в лагерь противников.
С точки зрения Редера, речь Гитлера стала подтверждением его собственного мировоззрения по Тирпицу, практической ратификацией его программы, утвердила его в необходимости бросить долгосрочный вызов королевскому флоту. Его единственным опасением, опять-таки по Тирпицу, было, что приготовления не успеют окончиться до того, как разразится война; он постоянно искал утешения у Гитлера по этому пункту; и Гитлер постоянно утешал его...
