Энвер-паша, естественно, держал его в неведении относительно своих планов насчет «Гёбена» и «Бреслау». Поэтому рано утром 10 августа, поняв, что прибытие Сушона неминуемо, он сместил британского командующего турецким флотом и заменил его на своего человека; поэтому немецкие крейсеры и провожали в пролив торпедные катера. Лимпус и его офицеры в Константинополе всего этого не знали...

 На следующий день Лимпус узнал потрясающую новость из газет, а, потребовав встречи с морским министром, получил еще одно ошеломляющее известие: оба немецких военных корабля якобы куплены турецким правительством! Таково было средство легализовать турецкую позицию в их отношении. Также это был мощный ход Энвера-паши в попытке вынудить правительство вступить в войну, поссорив его с державами Антанты. Ведь британский флот в конце концов прибыл к Дарданеллам и получил отказ на вход в пролив, в то время как с другой стороны пролива русские, естественно, были невероятно встревожены переменой равновесия морских сил в Черном море, которое могло повлечь за собой приобретение Турцией мощных немецких крейсеров класса дредноутов. Лимпус пометил в своем дневнике: «Если Россия действительно ищет возможности ударить по Турции, то теперь она такую возможность получила!»

 Державы Антанты меньше всего хотели подтолкнуть Турцию в немецкий лагерь; началась бурная дипломатическая возня, чтобы опередить Энвера-пашу и немецкий контингент под командованием генерала Отто Лимана фон Сандерса.

 Тем временем на борту «Бреслау» чувство облегчения после необычайного напряжения прошедших двух недель естественным образом уступило место депрессии и раздражению. Немецкие военные корабли были крайне некомфортными стальными коробками и в лучшие времена, выделяя минимум пространства для создания уюта, а теперь, в самый пик турецкого лета, притом что вся мебель плавала по волнам где-то рядом с Мессиной, жить на крейсере вообще было невыносимо. К этому прибавлялась полная неясность их положения; пока их товарищи участвовали в борьбе за великую Германию, они могли оказаться запертыми здесь на все то короткое время, что, как предполагалось, продлится война.

 Но венчало это чувство беспомощности невыразимое ощущение собственного унижения. Им повезло ускользнуть невредимыми, но это вовсе не значило, что им надо было драпать через все Средиземное море так быстро, как возможно. Их готовили не для этого! Кроме того, британская и французская пресса, а это были почти единственные газеты, которые попадали в руки к немецким морякам, подняли шквал насмешек по поводу их бесславного бегства и неспособности поразить даже тот единственный легкий британский крейсер, который их преследовал!

 Через несколько дней их положение начало улучшаться: стало ясно, что два их корабля находятся в авангарде кампании по вовлечению Турции в войну. Первый знак был получен 15 августа, когда Лимпус и все британские офицеры были заменены безо всякого предупреждения турецкими офицерами; на следующий день экипажи обоих немецких кораблей были собраны на палубе, и немецкие имперские вымпелы были опущены под торжественный национальный гимн; потом был поднят красный флаг с полумесяцем Османской империи. «Гёбен» стал именоваться «Явуз Султан Селим», а «Бреслау» — «Мидилли»; офицеры и матросы поменяли свои форменные фуражки на фески. Вильгельм Сушон был назначен главнокомандующим турецким флотом, и оба корабля, все еше с немецкими экипажами, присоединились к другим турецким судам на учениях в Мраморном море.

 Особой задачей Дёница в это время переучивания с британского на немецкий способ ведения боевых действий была совместная работа с сигнальным лейтенантом «Гёбена» — так как немцы по-прежнему называли свои корабли по-старому, когда рядом не было турок — по редактированию нового справочника по международным сигналам и разработка нового сигнального кода для совместных операций.

 Когда именно в это время Дёниц повстречал свою будущую жену, остается не вполне ясным. Ее отец, генерал Вебер, появился на борту «Бреслау» много позже их прибытия в Дарданеллы, он приехал в Турцию с Лиманом фон Сандерсом и принял на себя командование гарнизоном крепости, охраняющей пролив. Казалось, он знал о флоте немного, как и большинство немецких генералов: прибыв на «Бреслау» и оглядевшись, он снял монокль и воскликнул: «Так это и есть “Гёбен”!» — по крайней мере, так эту историю пересказали Дёницу в кубрике. Была ли с генералом тогда его семья, неизвестно; но если и была, то тогда, вероятно, Дёниц и повстречался с его дочерью, Ингеборг, на одном из светских раутов, куда были приглашены офицеры. Сам Дёниц не рассказывает, как они впервые встретились, и, может быть, она появилась позже, в качестве сестры милосердия в госпитале при немецком посольстве в Константинополе; по крайней мере, такова была ее работа после того, как Турция вступила в войну.

 Борьба в турецком правительстве стала еще ожесточеннее, когда Энвер-паша и немецкая миссия фон Сандерса начали серьезную подготовку к высадке в Египте и принялись плести интриги внутри страны. Британское правительство сочло обстановку подходящей для того, чтобы уменьшить немецкой влияние демонстрацией силы: было решено, чтобы английский флот отошел от Дарданелл и попробовал пробиться к Константинополю. Однако немцы увеличили эффективность и минных заграждений, и фортов, так что британский военный атташе отговорил от реализации этого дерзкого плана.

 В сложившихся обстоятельствах Энвер-паша решил форсировать вопрос со своим флотом, или, может быть, это ему посоветовали Сушон или немецкие генералы. Согласно немецкой официальной историографии он подождал обещанного Германией займа в два миллиона турецких фунтов, прежде чем начать осуществлять свой план; как только деньги были переведены 23 октября, он отдал Сушону приказ, который был согласован накануне, и отправил немецкого главу флота в Черное море со всеми наличествующими военными соединениями — искать русские корабли и атаковать их тут же, без объявления войны.

 Было заявлено, что флот собирается у входа в Босфорский пролив, чтобы провести учения по радиообмену и разведке в Черном море; это было сделано специально для русского и других посольств в Константинополе.

 Рано утром 27 октября, когда похожие на иглы минареты и купола мечетей и дворцов только-только вынырнули из рассветной дымки, корабли пробудились к жизни. Вот как это описывает Дёниц в своей первой книге «Путешествие на “Бреслау” по Черному морю», опубликованной в Берлине в 1917 году:

 Их невинное удовольствие прерывается сигналом боцманской дудки...

 Первый помощник выходит на полубак и спокойно озирает моряков, когда те появляются снизу неторопливой походкой. Однако как только они видят «первого», жизнь наполняет их члены, и они несутся к якорным станциям.

 Вахтенный офицер осматривает станции на готовность к отплытию и подтверждает, что судно готово сняться с якоря. Машинное отделение рапортует: “Машины готовы!” Капитан выходит на мостик. Ровно в 5 часов 30 минут он командует: “Поднять якоря!”