Темный маг думал, что, отлетев от города на почтительное расстояние, он избавится от преследования, но к его удивлению, Джессвел все не отставал. Костяная змея, верхом на которой летел маг, была очень быстрой, но оторваться от Джессвела не удавалось. Разницу в дистанции грифон быстро наверстывал, когда маг был вынужден сделать остановку для передышки. Мертвый зверь под ним нуждался в подпитке магическими силами для движения, и они все иссякали. Погоня заставила колдуна понервничать, он уже понял, что в этот раз легко не отделается. Доигрался.

Его сил хватило продержаться до ночи. Он понадеялся, что с наступлением темноты ему удастся спрятаться, но Джессвел зажег волшебный огонек, который теперь преследовал Кислотника, и тот не знал, как от него избавиться. Кислотник не был опытным боевым магом, просто пакостником, и сейчас он впервые столкнулся с кем-то, кто всерьез охотился на него. Он растерялся.

Когда поддерживать движение своего ездового зверя не осталось сил, маг спустился на землю и бросился бежать на своих двоих. Целый день погони вымотал его. А Джессвел хоть и был утомлен монотонной гонкой, по сути не тратил силы ни на что, его заклинание обращалось к силе божества, которая в сравнении с запасом, имевшимся у затрапезного мага-недоучки, была практически неиссякаемой.

Когда маг выдохся окончательно и упал на четвереньки, пытаясь отдышаться, Джессвел приземлился рядом с ним. Паладин просто наблюдал за своим врагом, думая, как ему поступить дальше. Он понимал, что ему нужно сделать. Но это осознание сталкивалось с отрицанием внутри него. Чернокнижник был миниатюрный, хрупкий и куцый, явно вечно недоедающий и больной. Неравномерный свет волшебного огонька еще отчетливее подчеркивал все это. Джессвел никогда не выделялся габаритами, но на фоне этого дистрофика выглядел стальным великаном.

«Насколько справедливо то, что я сейчас делаю? – задался он вопросом. – Возможно, мне следует пощадить его?» Но в монастыре паладинов готовили к подобным терзаниям. Джессвел знал, что, если отпустит этого молодого чернокнижника, тот с большой вероятностью окрепнет и в будущем станет куда более серьезной угрозой для Селиреста. Джессвел должен был убить Кислотника.

Молодой паладин никогда раньше никого не убивал. Его неоднократно предупреждали, что сделать это в первый раз будет очень тяжело, но это горькая пилюля, которую нужно принять, чтобы рука не дрогнула в другой раз, когда будет действительно необходимо. Врага может быть жалко, ему можно сочувствовать, его можно уважать и даже любить, это никак не возбранялось. Но ничего из этого не является оправданием для того, чтобы отпустить врага на волю.

– У меня есть к тебе вопросы, – заявил Джессвел, стараясь выглядеть уверенно.

Он решил допросить колдуна. Едва ли у него могла быть какая-то ценная информация, но Джессвел просто хотел отсрочить тот момент, когда ему придется оборвать жизнь человека.

Паладин ошибся, думая, что загнанный маг не располагал никакой ценной информацией. Допрос оказался крайне информативен. Правда диалект, на котором говорил маг, Джессвелу было трудно понять. У жителей Селиреста и жителей Тундры изначально был общий язык. Но с течением времени диалекты менялись, и понимать друг друга становилось все труднее. Джессвел помнил, как разговаривали маги, с которыми они контактировали в Тундре, когда он еще был в составе отряда Крэйвела и остальных. В их речи проскальзывали незнакомые слова, термины и обороты, но они также знали, как общаться с жителями Селиреста и использовали понятные паладинам изречения. А вот Кислотник не общался с жителями королевства совсем, так что понятия не имел, как выразить свои мысли, чтобы его поняли.

Продираясь через языковой барьер, Джессвелу все же удалось узнать кое-какие важне вещи. Заклинание, которое использовал маг, действительно имело определенную связь с теми способностями, которые проявлял Фринрост. Где-то относительно недалеко отсюда, недалеко по меркам Тундры, конечно, располагалось жилище чернокнижника, который организовал в подземельях своей обители огромный кислотный резервуар. Он научился хранить огромные количества кислоты и, если можно так выразиться, сдавал в аренду запас в пользование другим магам. Они налаживали магическую связь, которая позволяла магу, заключившему договор, телепортировать определенное количество кислоты по требованию. В сущности, заклинание, которое использовал Кислотник, было примитивнейшим порталом, который отправлял немного кислоты жителям Парахраста на головы. И, как и подтвердилось предположение Джессвела, братья-ренегаты тоже заключали контракт с владельцем кислотного резервуара. Кислотник даже узнавал их имена. Он сказал, что Фринрост и Солигост на просторах Тундры являются желанной добычей для охотников за головами, так как попортили нервы многим местным жителям.

Куда более важным сообщением стало то, что кислотный резервуар планируют значительно расширить. И, как бы это ни звучало невероятно, это делалось для предстоящей войны с Селирестом. Услышав это, Джессвел опешил. У них война на носу, а они ни слухом, ни духом, хотя источник ценнейшей информации летает прямо под носом!

Судя по всему, Кислотник не врал, у него вообще не было никакого желания врать или утаивать информацию, это не было каким-то особым секретом. В Тундре все знали, что грядет война, просто никто у них не спрашивал об этом. На эффект неожиданности они не полагались, так что всем было все равно, узнает Селирест о планах или нет. Магам даже не нужна победа, как таковая. То, что Кислотник называл войной, представляло собой не более, чем масштабный набег на королевство с целью массового грабежа.

Молодые темные маги, которых успело в больших количествах наплодиться в Тундре, оказались между молотом и наковальней. К океану их не подпускали более могущественные маги-лорды, которые оккупировали самые ценные земли и успешно удерживали их сотни лет, а более комфортные для проживания территории Селиреста были заняты фанатиками Сельи, которых тоже было нереально выбить с их позиций, но можно было хотя бы ограбить. Молодежь Тундры просто решала свои ресурсные проблемы посредством войны, не более.

Кое-как вызнав приблизительное местоположение кислотного резервуара, что было затруднительно, учитывая почти полное отсутствие ориентиров в этой морозной пустоши, Джессвел понял, что допрос подошел к концу. Пора решаться.

Кислотник был так же молод, как и Джессвел и так же неопытен. Он смотрел на паладина с мрачным ожиданием, понимая, что это конец, и шансов спастись нет никаких. Джессвел понимал, что убивать ему так или иначе придется и сейчас был самый подходящий момент, чтобы впервые омыть свои руки в крови. Возможно, если он затянет с этим, то следующий бой из-за его секундной слабости станет для него последним.

Кислотник не просил сжалиться, у него вообще едва ли имелось хоть какое-то представление о жалости, трудно было научиться этому в Тундре, где все рвали друг друга на части во имя выживания. Молодой маг просто принимал тот факт, что облажался. На его лице можно было увидеть лишь расстройство и досаду. И Джессвел был крайне признателен ему за эту сдержанность, вряд ли он смог бы устоять, если бы Кислотник взмолился о пощаде.

– Это будет быстро, – пробормотал Джессвел, готовясь к смертоносному выпаду.

Такое себе утешение, но другого у него было.

После того, как Джессвел пронзил магу сердце, он бросил меч на камни, ощутив некоторую неприязнь к своему оружию. Хотелось, чтобы рядом был кто-нибудь, с кем можно поговорить, кто-нибудь, кто заверит его в том, что он все сделал правильно. Но рядом был только волшебный грифон, которому неведома эмпатия. Зверь безучастно смотрел на происходящее и ждал команды от паладина. Джессвел таскался в потемках Тундры какое-то время и вытирал с щек слезы, непроизвольно навернувшиеся на глаза. Каждый раз, когда он поворачивался обратно к свету, то видел, как его волшебный огонек подсвечивал окровавленный труп.

В какой-то момент Джессвел предпочел побыть в темноте и отозвал и огонек, и грифона. Стало чуть спокойнее. Паладин лег на камни и уставился в звездное небо. Он думал о том, что ему могли сказать друзья и наставники в этой ситуации. Они все, как один, поддержали бы его, кто-нибудь, может быть, даже похвалил. Но Джессвел не мог справиться с ощущением того, что совершил ошибку. Ужасную ошибку, которую теперь не исправить. «Надо было пощадить его», – сокрушался он. Но теперь уже поздно.