Несмотря на то, что они обсуждали болезненные для Крэйвела темы, тот не выказывал никаких признаков помутнения рассудка. Очевидно, ему стало значительно лучше с того момента, как они столкнулись с его безумием в последний раз. Лирэй заключил, что между ним и Фелисией все-таки что-то есть. Может быть, Крэйвел не признается, опасаясь ранить чувства Лирэя. Так или иначе улучшение самочувствия Крэйвела Лирэй связывал именно с волшебницей. И он снова завидовал. Но в этот раз светлой завистю.

– Джесси выздоровел, – сменил Крэйвел тему разговора. – Я привел его сюда. Думаю, вам будет полезно пообщаться, – он поманил Лирэя за собой на выход усыпальницы.

– Дай-ка угадаю, ты подговорил его, чтобы он тоже уговаривал меня покаяться, – с ноткой раздражения сказал Лирэй.

– Спросишь у него сам, – ответил Крэйвел.

Сам он собирался вернуться в Акреф, позволив этим двоим вдоволь поболтать. Судя по всему, с Вторником у Джессвела общения не получилось, паладин вернулся к Фелисии пока Крэйвел с Лирэем были в усыпальнице. Некромант и ренегат перекинулись парой слов, не более. В трапезной Джессвела застали уже одного, видимо, волшебница поспешила убраться подальше, поняв, что придет Лирэй.

Ренегат искренне поздравил Джессвела с выздоровлением, беседа между ними завязалась быстро, Крэйвел со спокойной душой отправился в город. Вся эта социальная работа, утомляла его сильнее, чем любые битвы. Когда, наконец, выдался свободный часик, Крэйвел уединился в келье храма и остаток вечера провел за молитвой.

Хьола с тех пор, как Джессвел встал на ноги, могла позволить себе больше времени, чтобы заняться интересующими ее вещами. В частности, она весьма увлеклась историей паладинского ордена. Их, конечно, в монастыре учили, но ровно настолько, насколько нужно было, чтобы не шокировать молодого паладина. Последнее приключение навело Хьолу на мысль, что от нее утаили слишком многое. Ее интересовало то, как часто паладинам приходится сотрудничать с клятвопреступниками и темными магами. Такие вещи не фиксировались в исторических летописях, но завуалированные упоминания прослеживались в легендах, балладах, а также в житиях наиболее известных паладинов и жрецов. Это было весьма интересное чтиво, Хьола поразилась тому, что в детские годы так не любила читать.

Ее времяпровождение в библиотеках прерывалось, как правило, на посиделки с Миностой или грызню с родичами, которые все не переставали напоминать ей, как она их всех подвела. Особенно горячо вспыхивали споры, если кто-то из родственников заставал ее в компании Миносты, пока паладинши выпивали.

Хьола не любила спиртное, но она так же, как и Крэйвел, осознавала важность этих, казалось бы, незначительных встреч. Иногда они с Миностой выпивали по чуть-чуть, а потом Хьола уходила по своим делам, иногда они вместе напивались вдрызг. Так или иначе, репутация у Хьолы создавалась сомнительная. С ней как-то раз даже поднял эту тему капеллан. Хьола была тронута его беспокойством, хоть и подозревала, что без вмешательства родителей не обошлось и тут, но она быстро объяснила ему ситуацию, и тот все понял.

Ясным днем, одним из множества, проводимых Хьолой в библиотеке Храма Справедливости, ее навестил Джессвел. В последние дни он запропастился где-то за городом, сам он заявлял, что отправился вместе с Крэйвелом в Катакомбы Вингриса, про которые они с Хьолой уже так много слышали. Джессвел хотел позвать подругу с собой в свой следующий визит туда. Катакомбы Вингриса не были нанесены на светские карты, по которым училась Хьола, так что она не знала, где расположено логово лича. Джессвел раскопал в храме карту ордена. Они развернули ее на столе и принялись с интересом рассматривать. На ней было много отметок, некоторые из них оказалсиь перечеркнутыми, некоторые – подписаны заново. Джессвел с удивлением обнаружил, что в названии «Катакомбы Вингриса», имя лича кем-то было зачеркнуто, и новая подпись гласила «Катакомбы Нытья». Подруга прыснула.

– Так вот чем вы там все занимаетесь! – смелась она.

Джессвел пребывал в недоумении. Но решил не исправлять, все-таки картография – не его ума дела. Хьолу весьма заинтересовало то, как много отметок сделано на территории Тундры. Она находила все больше подтверждений тому, что паладины выбирались в злачное место весьма часто. Нашли они и свеженькую отметку Башни Вторника. Сноска, прилагавшаяся к карте, информировала, что место занято ренегатами-культистами, требуется зачистка.

Хьола утонула в карте. Последние дни она изучала наиболее значимые деяния своих старших коллег, и как ей не приходило в голову заглянуть в карту ордена! С грузом всех недавно почерпнутых знаний Хьола могла отчетливо проследить перемещения почти каждого из героев древности, которые проходили через Акреф. В сносках даже было упомянуто, где какие имена не следует произносить, а какие могут спасти жизнь. Карта Тассвана, где Хьола проходила еобучение, была чистым листом по сравнению с картой, что хранилась в Храме Справедливости Акрефа.

Хьоле хотелось сверить кое-какие детали, поискать еще какие-нибудь примечательные карты, но она видела, что Джессвелу не терпится поболтать, так что она отложила книжки на потом. Визит в подземелье лича был для Джессвела очень волнительным опытом. Он полдня трещал без умолку.

Рассказал и про Вингриса, и про Вторника, но главным образом его взбудоражили россказни Лирэя. Лирэй ощущал на себе некоторое презрение, исходившее от Крэйвела и прочих его сверстников. Да, он оказался склонен к излишней чувствительности, ему не доставало суровости, поэтому Лирэй общался с ними весьма сдержанно, не желая показывать все свои переживания. Иногда они прорывались и били через край, как в случае с гибелью Весны, и тогда Лирэй чувствовал себя отвратительно. Он демонстрировал слабость и уязвимость, которую не позволяли себе другие паладины. Лирэй всегда хотел быть наилучшим примером для подражания, он всегда хотел иметь репутацию непоколебимого воина, на которого мог положиться кто угодно, хоть хрупкая девушка, хоть столетний товарищ, хоть древний лич. Но все получалось наоборот, он стал тем, кто вечно нуждался в поддержке.

С Джессвелом было гораздо легче общаться. У парня отсутсововало желание презирать ренегата, у него не было никаких ожидай касательно него, Лирэй мог расслабиться и говорить все, как на сердце лежит.

Лирэя несколько беспокоила одержимость Джессвела Солигостом. Ренегат напомнил ему, что они все еще имеют дело с крайне опасным человеком. В глазах Лирэя Солигост был ничуть не меньшим ублюдком, чем его брат. Он рассказал Джессвелу, как Солигост безучастно стоял и наблюдал за истерикой Лирэя, пока его возлюбленную пожирают живьем. Солигост не сделал ничего.

Крэйвел не так давно пояснил Джессвелу, что именно Солигост спас всех от ненасытного демона Фринроста. Но вот Лирэя это нисколько не впечатлило. Он был убежден, что Солигосту уже давно следовало бы убить Фринроста, не только потому что тот причинял вред всем, кто его окружал, но и просто из уважения к памяти о том человеке, которым Фринрост когда-то был. Фринрост опорочил себя настолько, насколько это вообще было возможно, смерть – лучшее на что одержимый мог рассчитывать. Защищая безумного брата, Солигост вовсе не совершал благое деяние. А его мимолетные добрые поступки совсем не искупляли всех тех преступлений, которые он совершил. Напомнил Лирэй и о том, каким образом Солигост сам стал клятвопреступником. Это было зафиксировано в перечне преступлений, который прилагался к делу каждого ренегата, список Солигоста был очень длинным. И пусть там почти каждая запись начиналась со слова «соучастие», Солигост от этого вовсе не становился меньшим преступником.

Джессвел не нашел, что ответить, когда после обвинительной тирады в адрес Солигоста, Лирэй спросил, почему же Джессвел так хочет покаяния для ренегата. Он рассказал Лирэю про их с Солгостом первую встречу десять лет назад. Джессвелу было трудно передать словами то впечатление, которое Солигост после себя оставил. Джессвел был не особо красноречив. Он осыпал ренегата такими эпитетами как «несокрушимый», «могучий», «величественный», но главным образом Джессвел выделял, что Солигост оставался «великодушным». С последним Лирэй бы поспорил, но его куда больше заинтересовали первые слова Джессвела.