Солигост не ответил. Он смотрел на ледяную жижу, которую месил его конь. Туман осел и на краткий миг весенняя Тундра наполнилась стылой влагой, скоро она обратится в скользкий лед. Солигосту хотелось лечь в это месиво и замерзнуть насмерть. Ему было глубоко безразлично, кто будет богом этого мира.

Фринрост раздраженно зарычал, глядя на апатичного брата.

– Вспомни, по чьей вине все это происходит! Это все из-за нее! Как тебе удается оставаться таким спокойным, неужели бешенство не разрывает тебе ребра изнутри, тебе не хочется кричать, рвать и метать, убивать и мстить? – вопрошал он.

– Когда-то так и было, ты и сам помнишь... просто я устал, – ответил Солигост. – Ненависть – это очень утомительно…

Фринрост храбрился. Он пытался вдохнуть немного жизни в брата. На самом деле у него и у самого уже не было сил продолжать их бесплодную борьбу. От прежней ненависти, которая когда-то казалась братьям неиссякаемой, осталось только горькое отчаянье. Сколько бы они ни старались, сколько бы сил ни прикладывали, все, что им удавалось сделать, это слегка подгадить Селиресту. У них было недостаточно сил, чтобы тягаться с богиней и целым королевством. Своей жаждой мести они больше вредили себе, безоглядно стремясь к своей невыполнимой цели, отдавая этому все силы и ресурсы, игнорируя другие проблемы и нужды. И вот они здесь…

Солигост не всегда был таким. Когда-то и он тоже горел ненавистью. Ренегат попытался вспомнить. Попытался мысленно вернуться в тот момент, когда он впервые почувствовал ее невыносимый жар, от которого, казалось, плавилась сама его душа.

Через пару месяцев после последней клятвы в Нершере он решил отправиться домой на семейный праздник. Даже после Ронхеля и после ряда ссор с родственниками, настаивавшими на том, что Фринрост и Солигост должны стать паладинами Сельи, и несмотря на пять лет проведенных затем в Нершере, Солигост все еще испытывал привязанность к семье и дому. Братья родились в один день. Несколько дней семейство не могло решить, кого из братьев отправить в монастырь, а кого оставить. В итоге отправили обоих. Род Фрайхрайт очень гордился своим поступком.

Их гордость была омрачена Ронхельской Трагедией. Вернувшиеся домой сыновья были сломлены и безумны. Пришлось потратить массу времени и ресурсов, чтобы поставить их на ноги. Но все это было лишь ради того, чтобы заставить их пройти обучение заново. Семейство Фрайхрайт гордилось и этим своим решением.

Великолепное родовое поместье щеголяло старинной архитектурой и умеренной роскошью. Но атмосфера царила совсем не праздничная. Слишком тихо, никакой музыки, мало света, пустой двор. Слуга узнал Солигоста и сообщил, что праздник сорван, а все присутствующие члены семьи собрались в гостиной. Солигост поспешил туда.

Дед, бабушка, мать, отец, старший брат, несколько родственников по линии отца и по линии матери, дяди, да тети. Солигост сразу обратил внимание на то, что Фринроста не было. Хотя он собирался приехать раньше брата. Все взоры сразу же устремились к Солигосту. Тот удивился, уловив во взглядах укор.

На вопросы Солигоста последовал ужасный ответ. Фринрост солгал ему, он не планировал посещать семейное празднество. Вместо этого он отправился в Нершер. И целью его визита была манифестация предательства. Он собирался предать свою богиню. А для этого нужно было совершить преступление, нарушить клятву. И Фринрост хотел сделать это максимально эффектно, чтоб содрогнулись все, и даже сама Селья обратила внимание на его выходку.

Родичи рассказали Солигосту, что к ним пришла срочная весть о том, что Фринрост устроил резню в Нершере, перебив большую часть служителей монастыря, наставников, а также новых послушников. И ему в этом помогали каике-то темные маги. После расправы ренегат скрылся, и теперь его ищут всем королевством.

Солигост сел. Он хотел бы сказать, что это невозможно, это был кто-то другой под личиной Фринроста. Но он все прекрасно понимал. Фринрост никогда не хотел быть паладином. Солигост тоже, но он был более смирным и покладистым. Фринрост же затаил обиду и на семью, и на Селью еще в Ронхеле. Он кричал проклятья в адрес богини, когда вернулся домой, уродовал ее изображения и статуи. Его боялись выпускать из поместья около полугода, прежде чем наконец угомонили и заставили вести себя прилично.

У Фринроста была истерика, когда ему сообщили, что необходимо повторить попытку завершить обучение в монастыре. Он уже был завещан Селье, клятву необходимо выполнять. Хоть официально ронхельцев на одно поколение освободили от обязательств по клятве, для Фрайхрайтов это было делом чести. Они хотели гордиться своими сыновьями, которые смогли стать почетными паладинами, несмотря на все тяготы, выпавшие на их долю.

Выслушав все это, Солигост выразил сочувствие надломленной гордости семейства, это пятно на репутации теперь останется с ними навсегда. Но сделанного не воротишь, Солигоста куда больше волновало, где его брат теперь и что он собирался делать. Он бросился на его поиски, и первым делом отправился в Нершер.

В спешке Солигост добрался туда за неделю. Он застал монастырь уже чистым и починенным. Солигост никого из нового персонала не узнавал, но по их лицам было видно, что пришлось бедолагам непросто: оцепенение и ужас прослеживался и в их глазах, и в их движениях, и в съежившихся фигурах. Люди несколько дней оттирали кровь и потроха отовсюду и присматривали за немногими выжившими в этой мясорубке.

Среди множества незнакомцев Солигост узнал Крэйвела, тот тоже прибыл в Нершер, как только узнал, что произошло. В отличие от остальных, кто относился к Солигосту с опаской, всячески допрашивал о целях визита и требовал каких-то сведений о преступнике, с которым, он, как всем было достоверно известно, он был крайне близок, Кэйвел встретил Солигоста доброжелательно.

– Здравствуй. Как ты? – первым делом спросил он сослуживца.

Солигост в ответ лишь мотнул головой, демонстрируя потрясение и неверие. Затем Крэйвел рассказал Солигосту, что настоятель монастыря, старина Орних, выжил. Конечно, Солигост сразу же захотел повидаться с ним.

– Он не в себе после пережитого, будь терпелив, – сказал Крэйвел, провожая Солигоста в спальню настоятеля.

Горе подкосило старика, и он до сих пор не покидал постели, отлеживаясь и пытаясь справиться с надорванным сердцем. Он понимал, насколько это событие тяжелый удар для всего ордена паладинов. Сначала Ронхель, теперь Нершер. Два тяжелейших потрясения с разницей в пять лет сотрут репутацию ордена в порошок. И Орних не мог отрицать и своей вины в произошедшем. Он добровольно взял на себя ответственность за ронхельцев, хотя церковь официально забраковала их, как паладинов, он лично убеждал епископа дать молодым парням еще один шанс, раз уж они просят. Но на ряду с теми, кто искренне просил этого, были и те, кого заставили. И Орних счел, что совладает с затаенным злом в душе своего нового послушника. Орних был наставником большую часть своей жизни, и он был уверен, что справится с этим вызовом. Но он не справился. Множество смертей оказалось на его совести. Орних не смел винить в этом Фринроста, потому что это была исключительно его, как наставника, ошибка. Ему следовало признать Фринроста непригодным к исполнению паладинской службы. Скорее всего парень был бы даже благодарен ему за это. Но Орних принял иное решение и ошибся.

И вот уже который день он лежал в постели и рвал на себе волосы от досады, ужаса, вины и стыда. Таким его и застал Солигост. При виде его Орних горестно застонал. Солигост неуверенно приблизился, Крэйвел остался стоять у двери вместе со стражником. Он уже обсудил с Орнихом все, что хотел, сказал ему все, что мог. Но, увы, этого было недостаточно, чтобы скрасить страдания настоятеля.

Солигост сел на стул рядом с кроватью Орниха и какое-то время просто ждал, пока старик совладает с эмоциями.

– Он обманул меня, – с досадой сказал Солигост, когда понял, что Орних готов к разговору. – Сказал, что поедет домой, а оказалось, что…