Мисс Доусон вошла в класс, что никак не помогло заставить всех замолчать.

— Хочешь пообедать со мной? — Спросила я, нервничая из-за того, что сделала первый шаг. Она была здесь новенькой и не знала моей истории, поэтому мне было немного легче с ней разговаривать. Она казалась милой девушкой, и на этот раз я не хотела быть необщительной. Мне нужен был друг.

Кайден был бы очень рад, если бы я попыталась завести новых друзей.

Ее сияющая улыбка выглядела искренней, что облегчило мое беспокойство.

— Я бы с удовольствием. Просто… — Ее улыбка немного померкла, ее щеки покраснели. — Я принесла свой обед. Я не хочу идти в кафе после того, что случилось вчера…

— Все в порядке. Я тоже принесла свой обед. Так что мы можем пойти куда-нибудь еще.

— Это было бы здорово!

Мои одноклассники становились все громче по мере того, как продвигался урок. В классе мисс Доусон не было никакой дисциплины. Ученики всегда болтали, писали друг другу сообщения или смеялись, но она никогда их не ругала. Она была одним из тех учителей, которые были очень тихими и боялись своих учеников. Никто ее не уважал, и меньше всего я, потому что на ее уроках меня больше всего травили.

Я взяла карандаш, чтобы записать то, что мисс Доусон писала на доске, когда что-то ударило меня по затылку. Я обернулась и обнаружила скомканную бумагу рядом со своим стулом. Я уже поняла, к чему это приведет, поэтому проигнорировала это и сосредоточилась на записях.

Вскоре после этого Джессике на шею упала новая мятая бумага, и она подняла ее с пола. Я попыталась сказать ей, чтобы она не утруждала себя чтением, но она уже развернула ее. Она прочитала слова и вскрикнула, побледнев. Ее руки полетели вниз к ее ягодицам, проверяя, все ли в порядке, но ничего не было.

Я оглянулась, чтобы увидеть, кто бросил эти бумаги в нас. Никто даже не смотрел в мою сторону. Казалось, они притворялись, что ничего не произошло.

— Что там написано? — Спросила я ее.

— Это ужасно.

— Пожалуйста, скажи мне. Это не может быть хуже того, что я получала до сих пор.

Она протянула мне бумагу, и я прочитала:

— Твоя задница такая толстая, что порвала твои джинсы. Твои трусы уродливы.

Я смяла бумагу, в ярости, потому что они тоже издевались над ней.

— Пожалуйста, не обращай на них внимания. Твои джинсы в порядке.

Она едва могла смотреть на меня. Ее лицо было багрово-красным, и она пыталась спрятаться за волосами.

— Ты уверена?

— Да. Они просто издеваются над нами. Не читай эти записки, это просто дурость. Игнорируй их.

Я сказала ей игнорировать их, но я даже сама не могла игнорировать их, поскольку бумаги продолжали сыпаться на нас. Я слышала, как люди шептались о Джессике и обо мне, и я ненавидела, что не могу заниматься в обычном классе, где меня бы ни в чем не задевали. Я развернулась, готовая сердито посмотреть на того, кто бросал в нас эти бумажные шарики, и один из них приземлился прямо мне в лицо.

Класс разразился смехом, и парень рядом с Хейденом дал ему пять.

— Тебе бы надо было видеть ее лицо. Жаль, что я не смогла сфотографировать эту гримасу, — сказала одноклассница позади меня своей подруге.

Взгляд Хейдена даже не дрогнул, когда я нахмурилась на него, и я почувствовала себя нелепо из-за того, что пыталась смотреть на него сверху вниз, когда было ясно, что он здесь главный. Он никогда, никогда не боялся меня. Думать, что я могу поставить его на место одним сердитым взглядом, было более чем абсурдно.

Я развернулась, но было слишком поздно. Он уже видел, как я покраснела, ухмыляясь в ответ. Миллион очков Хейдену.

Я ждала Джессику рядом со своим шкафчиком, как мы и договаривались, но ее все еще не было. Я забыла взять ее номер на английском, поэтому не могла написать ей и узнать, почему она так долго.

Может, она передумала. Может, она пожалела, что приняла мое приглашение.

Обычное чувство разочарования поселилось в моем животе, погасив ту маленькую надежду, что у меня была. Я старалась не позволять боли проникать в меня.

Все в порядке. Это действительно так. Если она не хочет дружить со мной, это ее выбор. Я не стану разочаровываться. Я не буду.

Я достала свой пакет с обедом из своего шкафчика, решив не позволить этому задеть меня, и отправиться на улицу, остановившись у ближайшего туалета, чтобы сначала сходить в туалет. Я пошла к кабинкам, но потом замерла, услышав, как кто-то всхлипывает в одной из них. Лучше бы я ушла, потому что это не мое дело. Я развернулась, но эта девчонка начала плакать так сильно, что это разорвало что-то внутри меня. Я не могла оставить ее в таком состоянии, не так ли?

О, черт! Я постучала в дверь кабинки.

— Эй. Эм, ты в порядке? — Мне удалось задать самый глупый вопрос из возможных. Конечно, она не в порядке, ты идиотка. Один балл за мою социальную неловкость.

Девушка перестала плакать и несколько раз шмыгнула носом.

— Эмм, да… Да, я в порядке.

Я узнала голос, и меня охватило беспокойство.

— Джессика? Это я, Сара. Можешь открыть дверь, пожалуйста?

Сначала она не отреагировала, и мне показалось, что она размышляет, открывать ей дверь или нет. Я ожидала, что она откажется. Однако в конце концов она отперла дверь, и я проскользнула внутрь.

Мою грудь пронзила острая боль, когда я встретилась взглядом с ее налитыми кровью глазами. Ее лицо распухло от слез, его покрывали несколько влажных прядей светлых волос, а слезы текли по ее раскрасневшимся щекам.

— Что случилось?

— Прости, Сара. Я знаю, что мы договорились пообедать вместе, но… — Она покачала головой, уставившись в пол. — Это был Блейк. Я шла к тебе на встречу, но он остановил меня и выхватил у меня пакет с обедом. Он выбросил содержимое в мусорное ведро и сказал, что я слишком толстая и мне не нужно есть, так как на мне, итак… много мяса.

— Ублюдок.

Она наконец посмотрела мне в глаза.

— Почему он так меня ненавидит? Он даже не знает меня!

Я хотела взять ее за руку или обнять, чтобы утешить, но моя сдержанность не позволила мне. Я не привыкла к физическому контакту или инициировать его.

— Такой уж Блейк. Он такой же, как Хейден, Мейсен и Джош. Когда им кто-то не нравится по какой-то причине, они делают его мишенью.

— Я ненавижу это место.

— В этом я с тобой согласна. На самом деле, меня травили с первого дня здесь.

Она приоткрыла губы, ее глаза расширились.

— Правда?

Мне было нелегко говорить об этом так открыто. Мне было слишком стыдно, и я все еще не хотела признавать, что меня здесь не принимают. Я думала, что если я не буду говорить об этом, значит, все не так серьезно. В тот момент, когда я произнесу вслух «Меня все травят», это станет более реальным, и мне придется принять жестокую реальность. Тем не менее, я хотела помочь ей и дать ей понять, что она не одинока в этом.

— Правда. На самом деле, ученики начали травить меня в начальной школе.

— То же самое было со мной. Я всегда была полной. Я знаю, что ем слишком много! Я знаю, что мне нужно похудеть, и я пыталась, но я…

— Эй, все в порядке. Мне все равно, как ты выглядишь. Если тебе нравится еда, это нормально.

— Но ты такая худая! Как тебе удается оставаться стройной?

Я пожала плечами.

— Я вообще ничего не делаю. Я всегда была такой. Я начала бегать, но начала, потому что хотела быть здоровой.

Она фыркнула.

— Я тоже могу начать бегать.

— Тебе интересно бегать?

Она сморщила нос.

— Нет. Не совсем.

С моих губ сорвался смешок.

— Тогда тебе не обязательно бегать, но я не буду против, если ты иногда будешь со мной бегать. Конечно, если ты уверена, что хочешь попробовать.

Она улыбнулась мне, и впервые за долгое время я почувствовала себя счастливой, потому что могла вот так с кем-то поговорить. Было приятно знать, что я не полная неудачница неспособная общаться с другими.

— Спасибо, Сара. Ты так добра ко мне, хотя даже не знаешь меня.