— Как будто. Я поступаю в школу моды. Это настоящий диплом.

— А я и не говорила, что это не так. — Камми наклоняет голову и одаривает меня немного стервозной улыбкой. — Я хочу сказать, что Coco Chanel не училась в школе моды.

— И что? Vera Wang и Ralph Lauren учились. К чему ты клонишь?

— Я ничего не хочу сказать, девочка, успокойся! — Камми закатила глаза. — В любом случае, я думала, твой отец сказал "нет"?

— Мне все равно. Что он собирается сделать, похитить меня и привезти обратно в Нью-Йорк? Пожалуйста. Он слишком жалок, чтобы что-то сделать.

Камми медленно кивает, затем спрашивает пониженным голосом. — А что, если он твой бюджет урежет?

Я громко расхохоталась. — Представь себе!

Иногда моя жизнь похожа на фильм.

Я — главная героиня: непринужденно красивая и восхитительно обаятельная. На фоне престижного Спиркреста, полированного Верхнего Ист-Сайда или постоянно меняющихся городов и частных пляжей, где я отдыхаю, каждый день моей жизни — это эстетически приятный монтаж. Одежда — просто умопомрачительная, актеры второго плана — гламурные, а любовные интересы — просто услада для глаз.

Но иногда фильм моей жизни поворачивает. Наверное, чтобы героиня извлекла уроки, должна случиться трагедия. Жестокий режиссер использует предвестия и иронию, чтобы судьба героини казалась неизбежной, почти заслуженной, даже если это не так.

Но когда отец звонит мне на следующий день после того, как мы официально подали документы в университет, это не кажется неизбежным и заслуженным.

Это жестоко и несправедливо, и это застает меня врасплох.

— Ты хочешь пойти в школу моды, Серафина? — рычит он в трубку, заставляя меня держать ее на расстоянии вытянутой руки. — Ты пойдешь в школу моды, мать твою. Но ты будешь пробивать себе дорогу сама, раз уж ты думаешь, что все знаешь.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я дрожащим голосом. Я только что вернулась с дневных занятий и стою посреди комнаты в своей форме, застыв в шоке.

— Не прикидывайся дурой, — огрызается он. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Я только что говорил с Рашидом о твоем трастовом фонде.

— Папа. — Мой голос низкий и высокий от ужаса. — Не делай этого.

— Тогда измени свое заявление.

— Слишком поздно. Я уже подала все свои заявления.

— Тогда можешь поцеловать свой трастовый фонд на прощание. Я слишком долго позволял тебе делать то, что ты хочешь. Пора бы тебе вспомнить, кто здесь главный. Я должен был знать, что это случится. Такие избалованные сопляки, как ты, учатся только тяжелым путем.

Ужас и шок сменяются внезапной вспышкой яркого гнева, ослепительного, как взрыв ртути.

— Ты не можешь распоряжаться моей жизнью, папа. Я уже взрослая. Ты не можешь указывать мне, что делать, а использовать деньги, чтобы управлять мной, — это так низко с твоей стороны.

— Низко? — Смех отца пронзает меня, как жгучий удар. — Ты думаешь, мне не все равно? Думаешь, я добился всего, боясь опуститься?

Я мало знаю о бизнесе моего отца и о том, что он сделал, чтобы добиться своего. Но он работает на Уолл-стрит, где ни у кого нет ни чистых рук, ни чистой совести.

Поэтому мне не нужно знать подробности его карьеры, чтобы понять, что он говорит мне правду. Он не из тех, кто шутит или пускает пустые угрозы. Если он говорит, что говорил с Рашидом, нашим адвокатом, о моем трастовом фонде, значит, он это точно сделал.

На самом деле я никогда не думала, что он опустится настолько низко, чтобы заставить меня делать то, что он хочет, используя деньги. Не тогда, когда я всегда делала все, что он просил, не тогда, когда то, что я хочу, так безобидно, так разумно.

С каждым годом я открываю для себя новые способы возненавидеть отца и понять, какой он ужасный человек. Безжалостный, бессердечный, совершенно лишенный чувства вины, совести, сочувствия к другим.

Но он забывает об одном: я — его дочь. Настоящая Розенталь, нравится мне это или нет. И если я отказываюсь идти по его стопам, это не значит, что я не могу у него учиться.

— Хорошо, папа. Ты прав. Ты можешь не бояться опускаться, но я могу опуститься еще ниже. Вот увидишь.

Мне нужно больше роз. Больше роз, больше тюля, больше драматизма.

Я постоянно повторяю эту фразу, когда создаю наряд для вечеринки. Но сегодня она особенно актуальна. Сегодня в саду мира будет вечеринка, и я наконец-то получу мальчика, на которого положила глаз.

У меня есть план, и все пройдет идеально.

— Боже мой, что здесь происходит?

Кэмми стоит в открытом дверном проеме, ее темные глаза расширены. Я поднимаю взгляд с пола, где сижу, пришивая розы к корсету. Это мучительная работа: косточки корсета борются с иглой, которая постоянно колет мои пальцы без наперстка.

— Очевидно, — говорю я, нетерпеливо жестикулируя вокруг себя, — Я готовлю свой наряд для сегодняшней вечеринки.

— Готовишь наряд? — удивленно говорит Камми. — Похоже, что у флориста только что случился приступ психоза! Почему здесь так много растений?

— Потому что, Камилла! — Я смотрю на нее, держа в руках свой корсет и жалкую горстку роз. — Посмотрите на это! Он еще не готов — даже отдаленно не готов. Ему нужно больше роз!

— Роза, мы идем на вечеринку в саду мира, а не на гребаный MET Gala.

Камилла с гримасой перешагивает через кучу выброшенной ткани и присоединяется ко мне в моем углу, опускаясь на колени рядом со мной, чтобы положить обеспокоенную руку мне на плечо. — Это из-за твоего отца? Или это из-за Эвана?

Я закатываю глаза и отталкиваю ее руку.

— Это не из-за Эвана, — говорю я, хотя это немного из-за Эвана.

Эван Найт — это план.

На самом деле, Эван Найт всегда был планом.

Он богат, атлетически сложен и потрясающе красив. Мы оба из США, и обе наши семьи живут в Нью-Йорке. Мы — идеальная пара.

Я всегда знала, что в конце концов мы будем вместе. Это конец, который имеет для нас наибольший смысл. Я была готова ждать, пока он пройдет через самых сексуальных девушек года и выкинет это из головы. Я даже уступила ему Жизель, черт возьми, а Жизель я презираю, так что это было особенно великодушно и терпеливо с моей стороны.

Но если чему и научил меня ЕГЭ по английской литературе в младших классах, так это тому, что лучшие планы мышей и людей часто оказываются неудачными. В моем случае все пошло особенно плохо, потому что, судя по всему, Эван, мать его, Найт, не имеет ни малейшего представления о том, что для него хорошо.

Если бы он знал, то не стал бы питать такую странную и непонятную одержимость к самой надоедливой девчонке в школе.

Софи Саттон — это все, чем я не являюсь: мрачная, угрюмая и бедная. Она нездорово правильная, любимица учителей самого несносного сорта. Префект, помешанный на правилах, который носит свой значок, как почетную медаль. Она — воплощение британца: серьезная, строгая и скучная до смерти.

И ко всему прочему, она терпеть не может Эвана. Она ненавидит его всеми фибрами своего существа.

И все же Эван не может оторваться от нее.

Но я не позволю этому помешать моему плану. Я не опускалась до того, чтобы драться с другой девушкой из-за мальчика. Или конкурировать за него. Особенно если моя соперница — какая-то благотворительница, которая попала в Спиркрест только потому, что ее родители работают в штате.

Я Серафина Розенталь, черт возьми. А с Эваном Найтом и его семейным состоянием на моей стороне у моего отца не будет другого выбора, кроме как проглотить свою гордость и позволить мне делать то, что я хочу — потому что мне больше не нужны будут его деньги.

Но для этого мне нужно отвлечь внимание Эвана от Софи Саттон. А для этого мне нужно выглядеть на этой вечеринке потрясающе. Не просто красивой — в Спиркресте полно красивых девушек, — а пленительной. Возвышенно.