— Но что такое… Я никогда не слышал о… Похоже… — Я чувствую, что задыхаюсь, и не могу выдавить из себя ни слова. Мое лицо вспыхивает жаром. О Боже, у него даже на джинсах брызги. Я хочу умереть.

Он снова целует меня, ободряюще улыбаясь и поглаживая мои волосы назад. — Это хорошо. Чертовски красивая вещь.

Я смотрю на него в замешательстве. Как он может такое говорить, когда я только что потерял контроль над собой?

— Если тебе от этого хорошо и никому не больно, то стыдиться нечего, — бормочет он.

Было приятно, но… Скажи это болезненному ощущению в животе.

Он притягивает меня к себе и целует в макушку. — Ты должна перестать так сильно беспокоиться о том, что все думают о нас. Где та бесстрашная девушка, которую я всегда знал и любил?

Я не думаю, что он говорит о том, что я только что сделала с его рукой.

— Но что, если я разочарую людей? — шепчу я. — Что, если выяснится, что я не тот человек, которым я им нужен, и они больше не чувствуют, что могут на меня положиться?

Что, если они бросят меня и я упаду в ту черную дыру, которая напугала меня после смерти мамы?

Это не настоящее место. Может быть, это не рациональный страх, но он кажется мне реальным. Эта черная дыра может появиться где угодно, например, в глазах людей, которых я люблю, и это может быть последнее, что я увижу, прежде чем они отвернутся от меня навсегда.

— Тогда им придется с этим смириться, потому что их разочарование — не ваша проблема, если вы просто пытаетесь прожить свою жизнь так, чтобы вы были счастливы и удовлетворены. — Дядя Кристиан притягивает меня к себе на бедра, мои колени обнимают его бедра, прижимая мое обнаженное тело к его бедрам.

— Посмотри на нас, — шепчет он.

Я поворачиваю голову и кладу щеку ему на плечо, глядя на наши отражения в косметическом зеркале. Его сильные руки обнимают меня, и мои волосы каскадом падают мне на спину. Выражение его глаз мрачное и собственническое.

— Никогда не думал, что мне удастся вот так обнять тебя, принцесса. Я не могу отпустить тебя, потому что это убьет меня.

Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, отчаянно желая, чтобы она не выглядела так заманчиво, когда она лежит в объятиях моего дяди посреди ночи.

Но мы прекрасно смотримся вместе. Идеально, на самом деле. Как что-то настолько совершенное может быть неправильным?

Дядя Кристиан находит губами мое ухо и ласково бормочет, словно декламирует сонет: — Я вот-вот выпотрошу следующего мужчину, который посмотрит на тебя. Если вам понравился тот, кто добрался до вас раньше меня, извините, но он мертвец. Мне не нужно, чтобы ты говорил мне, кто он. Я узнаю сам.

Мои ногти впиваются ему в плечи, и я резко вдыхаю. — Дядя Кристиан…

В этот момент ночь пронзает крик.

Я поднимаю голову со вздохом. Это было похоже на Надю. Воспоминания о той ужасной ночи, когда в наш дом вторглись неизвестные мужчины, а мои братья и сестры кричали, пронзают меня.

Дядя Кристиан вскакивает с кровати прежде, чем Надя снова вскрикивает. Я слышу, как он бежит по коридору и распахивает дверь спальни Нади. — Надя!

Я завязываю халат вокруг своего голого тела и спешу за ним, когда он входит в холл с моей младшей сестренкой на руках. Чесса и папа — вторая младшая девочка, четырехлетняя девочка с золотыми кудрями.

— Все в порядке. Ей только что приснился плохой сон, — бормочет он, сочувствие и облегчение читаются на его лице. Плачущий ребенок тянется ко мне обеими руками, и он проходит мимо нее.

Я целую Надю в щеку и прижимаю к себе, поглаживая ее по спине и уверяя, что я здесь. — О чем был сон?

— За мной гнался монстр, — вопит она. — Он был сделан из фиолетовой слизи, и у него было три головы.

— Бедный маленький котенок. Это было не по-настоящему. Теперь все кончено.

Дядя Кристиан смотрит на меня с напряженным выражением лица. Свирепый и наполненный тоской, он смотрит на нас, как будто видеть, как я держу Надю, как-то больно. Он запускает пальцы в свои серебристые волосы, и его челюсть сжимается в отчаянии.

Мгновение спустя он касается моей щеки и целует в висок. — Я собираюсь перепроверить, все ли плотно заперто.

— Спасибо, — шепчу я, глядя, как он уходит по коридору. Я вздохну немного легче, зная, что он уверен, что мы в безопасности. Воспоминания о той ночи цепляются за меня.

Всех детей разбудил крик Нади. Двери их спален открылись, и они сонно выходят, протирая глаза.

— В чем дело? — спрашивает Лана, ее лицо сморщивается, а челка торчит вверх.

— Наде приснился плохой сон, вот и все.

Мгновение спустя дядя Кристиан снова идет по коридору и останавливается рядом со мной. — Все заперто и включена сигнализация.

— Спасибо.

Лана хмурится, глядя на мой торопливо завязанный халат и волосы, а также на голую грудь и джинсы дяди Кристиана. — Дядя Кристиан, что ты делаешь здесь посреди ночи? Где твоя одежда?

Он смотрит на себя. — Я пролил напиток на себя. Мы с Зеней разговаривали.

Лана оглядывается назад, на мою открытую дверь. — В ее спальне?

Она выглядит скорее растерянной, чем подозрительной, но мое лицо все еще горит. — У нас была проблема на вечеринке по случаю дня рождения, на которую мы пошли сегодня вечером. Мы только что говорили об этом.

— У нас с тобой все еще большая проблема, потому что ты не отвечаешна мой вопрос, — бурчит себе под нос дядя Кристиан. У нас с тобой все еще большая проблема, потому что ты не отвечаешь на мой вопрос.

Лана поворачивается к нему лицом. — Что вы сказали?

— Он пожелал спокойной ночи.

— Нет. Это спокойной ночи . Он сказал что-то о проблеме.

Я сердито смотрю на него, предупреждая, чтобы он больше не говорил ни слова. — Дядя Кристиан просто беспокоится о работе, но сейчас он собирается домой. Все, идите спать, или вы разбудите папу. Ему нужен отдых.

Один за другим дети сонно возвращаются к своим кроватям. Я чувствую дядю Кристиана позади себя, пока несу Надю обратно в ее кровать, укладываю ее между простынями и целую в щеку. После нескольких минут поглаживания ее лба и тихого разговора с ней она закрывает глаза и засыпает.

Когда я встаю и оборачиваюсь, дядя Кристиан стоит прямо передо мной, скрестив руки на голой груди и сердито глядя на меня.

— Отныне будь осторожнее со своими словами, — шепчу я. — Они уже не все младенцы, а Лана учит русский язык.

— Зеня, скажи мне…

— Нет. Вы повеселились, и теперь все кончено. Иди домой. Я иду спать.

Он следует за мной обратно к двери моей спальни и тянется к моей руке. — Тогда позволь мне переспать здесь с тобой.

— Я сказал, иди домой. Я закрываю дверь перед его носом. Он слишком взвинчен, чтобы спать, а мне надоело Но кто лишил тебя девственности, Зеня? разговор с ним.

Его разочарованный рык разносится по лесу. — Дай мне мою футболку.

Я подбираю его с пола возле своей кровати. Когда я смотрю на сложенный хлопок в своих руках, меня пронзает приступ тоски. Я ничего не хочу, кроме как затащить этого мужчину в свою постель и прижимать к себе до утра, но какой в этом смысл, если я не могу его удержать? Я только привяжусь, а потом буду опустошен, когда мне придется отказаться от него. Папа был бы потрясен на всю жизнь, если бы узнал, как мы живем. Мои братья и сестры были бы сбиты с толку и расстроены. Все натерпелись за последние несколько лет. Я не могу быть эгоистом, когда должен думать о них.

Я прижимаюсь лицом к его футболке и глубоко вдыхаю. Как же я обожаю запах этого мужчины. Его одеколон наполняет мой нос, но это гораздо больше, чем то, что можно купить во флаконе. От чего у меня подгибаются колени, так это от богатого и мощного запаха дяди Кристиана. Его футболка пропитана похотью ко мне.

Он ждал меня четыре года. Он не хотел другую женщину все это время.

Я смотрю на дверь с тоской. Если я открою его ему, я, вероятно, затащу его внутрь и буду умолять трахнуть меня. Густое, горячее желание пронизывает меня, когда я представляю себя стоящей на четвереньках, пока он сильно и глубоко входит в меня сзади. Мои пальцы сжимают его футболку, и я стону от желания.