Выйдя из избы, девушка наткнулась на толпу людей. У порога ждали обеспокоенные и любопытные соседи, впереди которых стоял бледный от испуга глава деревни. Мало ему сошедшей сели, так ещё и непонятные крики, переполошившие всех.

— Свяжитесь с её родными, пускай всеми правдами и нет приезжают. Сейчас приведите отца Андрия. К утру же позовите плотника, — на эти слова раздалось в толпе лёгкое горькое «ох». — Ночь Мария, увы, не переживёт.

***

Похороны состоялись на рассвете третьего дня. На них пришла почти вся деревня, настолько уважали и любили покойную. На удивление, было пасмурно, но ни капли не пролилось до тех самых пор, пока Есения, облачённая в траур, не перешагнула порог своего дома.

Родители Любавы приехали окружной дорогой аккурат на следующий день после того, как старушка мирно умерла во сне, не чувствуя благодаря целительнице боли. Сын Марии, Михаил, лишь молча пускал скупую слезу, пока его супруга причитала как сумасшедшая. Есения толком не знала их, они уехали в город, когда она ещё даже не появилась на свет, но добрые люди подсказали, что у Надежды, невестки, и Марии были отношения ближе, чем у матери с дочерью. Как никак, жена старшего, самого любимого сына. Она до последнего не прекращала выть белугой, приходилось Есении по вечерам её отпаивать сильными снотворными, лишь бы та уснула. Любаву решено было оставить до наступления тепла под опекой отца Андрия, а дом решено было продать тогда же, на забыв увезти все семейные ценности в город.

Есения понимала, что эта смерть — не первая и не последняя за только начавшуюся весну. И боялась, что будет какая-то крайне неожиданная, которую она, как и эту, не сможет избежать, как бы ни старалась. И страшно ей по-своему было за ещё нерождённого ребёнка Ялики. Первые роды в тридцать два были не шуткой, здесь это считалось крайне поздно и очень рискованно. Но время родов ещё не подошло, нужно было лишь ждать, пусть это отчасти и было проблематично.

Ранним утром, задолго до рассвета, третьего числа месяца Холодных ветров Есению разбудила трель, издаваемая шаром. Спросонья не поняв, что происходит, она, за ночь запутавшись в одеяле, чуть не свалилась с печи на кровать, где ещё мирно спал Яромир. Впрочем, возня и лёгкие вскрики пытавшейся выбраться девушки разбудили его.

— Какого дьявола ты шумишь?! — недовольно прошипел он.

— Шар звенит, если не слышишь!

В конце концов выбравшись из-под одеяла, она резко спрыгнула с перекрышки вниз, зашипев от боли в пятках и помчалась к стоящему на полке шару, попутно зажигая и отправляя к потолку небольшой шарик тёплого света. Коснувшись его ладонью, она спустя время увидела в нём изнеможденное лицо Ялики. Её тёмные волосы слиплись в неприятные с виду пакли, а лицо, покрытое липким потом, было болезненно-бледным. Она стояла, согнувшись в три погибели, и пыталась мирно дышать, пусть ей это и явно было тяжело.

— Давно началось?

— Ещё вчера днём… — едва дыша произнесла Ялика. — Есень… Сил моих больше нет… Помоги…

— Потерпи, я скоро!

Есения быстро отключила шар и заметалась по дому, собирая сумку с вещами и лекарствами и пытаясь на ходу расчёсываться и одеваться. Если с первым всё было нормально, то с одеждой вышла небольшая лажа. Стоя в одном чулке и до сих пор в рубахе, поверх которой успела закрепить пояс, девушка при этом поняла, что хотя бы всё остальное было в порядке.

— Ты так суетишься, словно она не сможет потерпеть и двух минут, пока ты нормально оденешься, — Яромир с лёгкой усмешкой подал оставленный на полке печи сарафан.

— Благодарю, — Есения схватила его и нацепила наскоро поверх рубахи, не забыв перед этим снять пояс. — К полудню она уже родит, если не раньше. И я должна быть рядом в любом случае.

— Ты обязана ей помогать? Или это твоё желание? — поинтересовался мужчина.

— И моё желание, и моя обязанность, — пояснила девушка, укутывая голову и шею в шерстяной платок. — Ялика пусть и не моя близкая подруга, но мне хочется ей помочь. И, умри она сейчас в родах, соседней деревне будет в разы сложнее. Она значительно меньше нашей, отчего вряд ли найдётся целитель, желающий переселиться туда.

— Разумно. А что делать, если кому-то понадобится помощь здесь?

— Вызовешь меня, — Есения взяла в руки шар на подставке и подошла с ним к Яромиру, вручив непосредственно в руки. — Дотронешься до него и вслух или мысленно позови Ялику из деревни Берёзовки. Когда появится дымка, значит связь вот-вот наладится.

— Понял, — он неспешно проследовал к столу и аккуратно поставил шар на него.

Есения тем временем натягивала не валенки, а красные сапоги, что вызвало удивление у Яромира, которое та заметила и лишь ухмыльнулась. Он молча наблюдал, как она надевает их и зелёный плащ, под который надела лишь тёплый свитер поверх сарафана. Застегнув все внутренние пуговицы, девушка действительно стала оправдывать свой статус внешне, ведь именно так во всех уголках царства выглядели целители, вне зависимости от пола и возраста.

Есения молча взяла свои вещи и вышла на улицу. До рассвета оставалось совсем немного. Характерный для ранней весны утренний мороз щипал обнажённую кожу рук и лица. Из-за высокой влажности это ощущалось куда острее. Девушка быстро пересекла двор и подошла к импровизированной «конюшне». Ворон на скрип массивной двери лишь поднял голову, смешно двигая ушами. Увидев показавшуюся там неожиданно для него Есению, поднялся на ноги, шумно фыркнув.

— Доброе утро, мой хороший, — почёсывая шею коня, произнесла девушка. — Пойдёшь со мной покататься ненадолго? — Ворон, кажется, поняв её, кивнул несколько раз. — Умный, большой молодец.

Как кататься на лошадях, Есения имела представление. Она была не лучшей наездницей, но по крайней мере добраться до нужной ей цели, не свалившись с животного, умела однозначно. На складе надевать всю сбрую на коня было абсолютно невозможно из-за небольшой площади помещения. Выведя его во двор, девушка молча начала надевать на коня необходимое обмундирование по очереди. Ворон терпеливо позволял себя одевать, лишь изредка недовольно фырча от щипающего нос мороза. Когда Есения уже подтащила достаточно тяжёлое седло к переминающегося с ноги на ногу от нетерпения жеребцу, из дома вышел наконец-то Яромир. Он в последнее время категорически отказывался от помощи девушки, предпочитая делать всё самостоятельно. Вот и сейчас стоял пусть и обутый, но дублёнку всё же не удосужился застегнуть.

— Ты на Вороне поедешь?! — возмущённо сказал он, как можно быстрее спускаясь по ступенькам сеней. — Он — боевой конь! Он тебя скинет, дура!

— От дурака… Ыыых… — закинув одним точным движением седло на спину коня, произнесла на выдохе девушка. — Слышу! Справлюсь, тем более он у тебя хороший, послушный мальчик. Опустись, пожалуйста, мой славный, — произнесла она, обращаясь к Ворону, закрепив достаточно туго ремни под животом и поправив стремена.

Тот послушно присел на всё ещё по-зимнему холодную землю, позволяя забраться на себя. Есения, в лучших традициях отчаянной девы, приподняла юбки и резво перекинула ногу через коня, вставляя ноги в стремена. Взяв поводья, она мягко толкнула Ворона каблуками, мол, вставай. Тот послушался и достаточно резко привстал, вызвав у Есении тихое взвизгивание, заставив её одной рукой обнять его шею.

— Я вернусь до заката, — выпрямившись в седле, произнесла девушка, улыбнувшись подошедшему мужчине.

Тот лишь кивнул, всем своим видом при этом показывая, насколько недоволен данной ситуацией. Но почему-то перечить или пытаться её переубедить не собирался. Есения направила коня мирным шагом прочь со двора, в сторону калитки, выходящей в сторону леса. Ворон, на удивление, слушался, не переча всаднице.

— Удачи! — услышала сзади громкий выкрик Яромира она, едва они оказались за участком.

Девушка лишь улыбнулась и, сказав твёрдое «Но!», направила коня сначала рысью, а затем и галопом на северо-восток, в сторону деревни Берёзовки.