– О, прошу прощения! Я не сразу понял… Да, действительно! Значит, вы не кузина мисс Броти, мэм! Тысяча извинений! Дорогая мисс Броти, вы гуляете совсем одна – у вас нет ни привратника, ни горничной! Позвольте мне сопровождать вас!

Оливия, в полном замешательстве, не знала, как от него отвязаться. Ее подруга оказалась потверже характером.

– Как это без сопровождения, сэр Генри? Когда сами вы назвали меня сопровождающей Венеру! – воскликнула мисс Чаринг. – Не можем же мы доставлять вам столько беспокойства.

Сэр Генри горячо заговорил о том, что для него нет большего удовольствия, чем прогуливаться под руку с двумя прекрасными дамами, и перемежал эти комплименты прозрачными намеками на то, чтобы Китти поскорей удалилась, так что избавиться от него не представлялось никакой возможности. Но когда они прошли по алее несколько сот ярдов, к ним явилось спасение в образе всадника. Китти, от нечего делать рассматривая экипажи и наездников, вдруг увидела среди них французского кузена, направляющегося в их сторону на вороной лошади. Она помахала ему рукой; он увидел ее и тотчас подъехал, снимая шляпу и кланяясь. – Кузина! Какая coup de bonheur![3] Мне сказали, что вся модная публика катается на лошадях в парке и вот, a grands frais,[4] оседлал тихохода! Зато вознагражден, cependant quoi qu'il en soil![5] Он рассмеялся Китти, поднявшей на него глаза, увидел в них отчаянную просьбу, посмотрел на сэра Генри, легко соскочил с седла, бросил поводья на шею взятой напрокат вороной и сказал:

– Позвольте мне сопровождать вас, кузина. Довольная тем, как он мгновенно, с чисто галльской сообразительностью все понял, Китти сказала:

– О, мы будем в восторге, если вы составите нам компанию, Камилл! Вот сэр Генри – ах, позвольте мне представить вам моего кузена, шевалье д'Эврона, сэр Генри – был настолько любезен, что бросил свои дела, чтобы только сопровождать нас, но сейчас, когда появились вы, мы больше не можем злоупотреблять его добротой! – Тут она повернулась и протянула руку сэру Генри со словами: – Прощайте! Вы были так добры!

Сэру Генри ничего не оставалось делать, как принять отставку со всем достоинством, на которое он был способен. Шевалье, только теперь заметивший присутствие мисс Броти, с усилием оторвал от нее взгляд, снова поклонился и проговорил с машинальной учтивостью:

– Au plaisir de vous revoir, m'sieur![6]

Сэр Генри склонил голову, сверкнул горящим взором в сторону красивого молодого француза и удалился, изящно помахивая тростью. Китти, видя, что шевалье не может оторвать глаз от ее вспыхнувшей подруги, торопливо исправила оплошность. – Дорогая мисс Броти, позвольте мне представить вас моему кузену, шевалье д'Эврону!

– Как вы поживаете? – прошептала Оливия, протягивая руку и залилась краской больше обычного.

– Мадемуазель! – вздохнул шевалье, беря ее маленькую ручку в свою так, как берут в руки редкостную птичку.

Никогда еще любовь с первого взгляда не проявлялась так ясно. В то время как шевалье бережно держал маленькую, затянутую в перчатку руку и не отрывал глаз от нежного, как цветок, лица, Оливия подняла к нему взор, полный изумления, словно очарованная дева, пробудившаяся от долгого мертвого сна. Китти, следившая за происходящим с большим интересом, подумала, что в эту минуту они обменялись своими сердцами, и очень огорчилась, когда они, вспомнив, где находятся, отвели глаза друг от друга. Оливия отдернула руку, а шевалье в присущей ему живой манере принялся болтать с Китти. Он шел рядом с ними, ведя на поводу лошадь, и когда они должны были расстаться с ним у Стэнхопских ворот, объявил, что как раз направлялся к платным конюшням, когда встретил их, и что больше не имеет желания кататься верхом. Вместе с ними он дошел до Маунт-стрит. Китти, в восторге от своего первого выступления в роли устроительницы чужого счастья, упросила их не ждать ее, пока она будет справляться о здоровье больных у Леджервудов. Когда она догнала их, они уже беседовали так, будто давным-давно знали и понимали друг друга. Шевалье попросил позволения отвести лошадь в конюшню и пообещал после этого немедленно вернуться в дом леди Букхэвен, чтобы иметь счастливую возможность отвезти Оливию обратно в Ханс-Кресент. Китти не могла не восхититься тем рвением, с каким он принялся ухаживать за Оливией. В Англии у шевалье своего экипажа, естественно, не было, но Китти не сомневалась, что ему удастся попросить занять или нанять подходящую коляску. Он оправдал ее надежды: очень скоро он предстал в гостиной Мег, оставив грума из посещаемых им платных конюшен присматривать за изящным фаэтоном, запряженным парой лошадей.

Войдя, он обнаружил, что в гостиной вместе с Китти и Оливией находится ее старшая сестра, мисс Скортон. Китти чуть было не рассмеялась вслух, когда заметила огорчение, промелькнувшее в его глазах. Но Элиза, кузина Оливии, добрая, простоватая, романтически настроенная старая дева неопределенного возраста, и не думала портить им компанию. Она пришла только для того, чтобы проводить Оливию домой. Одного взгляда на костюм для верховой езды, облачавший шевалье, и его общего вида состоятельного человека было достаточно, чтобы она поняла, что перед ней возможный претендент на руку ее очаровательной младшей кузины, который к тому же соединял в себе достаток с качествами, соблазнительными для женского сердца; не теряя времени, она пустилась в пространные объяснения сразу нескольких причин, по которым она никак не могла вести Оливию домой в течение, по крайней мере, целого часа. Затем она попрощалась с мисс Чаринг и удалилась, но, к сожалению, не успела уйти до прихода леди Букхэвен. Мег отнеслась к ее объяснениям учтиво, но прохладно; и когда они с Китти наконец остались одни, сказала, надувшись, чтобы Китти впредь не приглашала в дом такую вульгарную особу.

Китти покаялась, но заверила свою хозяйку, что у мисс Скортон и в мыслях не было ничего предосудительного.

– Она пришла только затем, чтобы проводить Оливию домой. Ах, Мег, что вы скажете о моем кузене? Клянусь, только он взглянул на Оливию – и влюбился в нее по уши. Как это замечательно!

Но Мег ничего замечательного в этом не усмотрела.

– Конечно, я обратила внимание на вашего кузена и должна сказать вам, Китти, нет ничего глупее и непростительнее, чем поощрять это знакомство! Шевалье и девушка такого низкого происхождения! Вы просто сошли с ума, если вам в голову пришла подобная мысль!

– Чепуха! – сказала Китти. – Вы не можете отрицать, что происхождение у нее вполне приличное, а что касается ее родственников, так Камилл увезет ее во Францию, и там им никогда не будут докучать ни миссис Броти, ни семейство Скортонов.

– Если вы так думаете, значит, вы ничего не смыслите в родственниках, – язвительно сказала Мег. – Боже мой, удивляюсь, как это Фредди допустил, чтобы вы сотворили подобную глупость.

Мисс Чаринг воздержалась от объяснений того, что не во власти мистера Стандена контролировать все ее поступки. Она догадывалась, что Мег при первой же возможности все расскажет Фредди и приготовилась дать отпор, если с его стороны последуют упреки. Но Фредди, потирая кончик носа, как всегда, когда оказывался с растерянности, сказал задумчиво:

– Не удивлюсь, если вы попадете под холодный душ, Кит.

– Что? Я не понимаю.

– Ничего из этого не выгорит, – сказал Фредди.

– А, вы имеете в виду этих ужасных Скортонов, да? Признаюсь, если бы Камилл был англичанином, из этого действительно ничего бы не вышло, но, посудите сами, – он приехал сюда на короткое время, а вряд ли миссис Броти и ее сестра когда-нибудь захотят путешествовать во Франции. Более того, я бы очень удивилась, если они вообще туда попадут. А какие могут быть возражения против самой Оливии?