— Спасибо, господин Рик.
— Не благодарите, леди Аркана, — альфа кивнул, принимая обратно документы и перекидывая их на плазменный экран рабочего монитора лёгким движением руки. — Рад вашему возвращению. Когда уезжаете в следующий раз?
— В конце полугодия, — вздохнула Лотта, устало потянувшись. Очень хотелось спать. — Ваш отпуск уже оплачен, — догадавшись, к чему он клонит, министр кивнула на его браслет, куда должно было прийти уведомление.
— Я уже видел. Спасибо вам, леди Аркана.
— Не за что. Я пойду, господин Рик. Если что-то потребуется — свяжитесь.
— Как пожелаете, — альфа снова кивнул и поднялся из-за стола, провожая работодательницу.
Министр быстро вышла прочь, аккуратно прикрыв двери, и вздыхая. Итак, с отчётами она разобралась. Лотта лениво скользнула взглядом по стенам длинной галереи, переходящей в северное крыло дворца, по картинам, которые она привозила с разных концов Республики. Среди них висели пара работ Олли — четвёртого по старшинству омеги, родом с горной планеты Саха. Как-то Аркана застала его за тем, что наложник царапал найденным где-то угольком по холщовой белой ткани, вырисовывая каких-то растения и птиц. Лотта помнила, как парнишка тогда весь сжался, ожидая наказания, но министр только села рядом, рассматривая рисунки. А на следующий день купила ему краски и холст, сказав, что Олли прирождённый художник.
Она не врала, рогатый дикарь с горной планеты и правда за пять с лишним лет написал немало прелестных картин, которые Лотта хранила как настоящее сокровище. Раб был слишком забитым, чтобы напрямую о себе заявить. Ещё до того, как попасть в дом Арканы, он лишился одного рога. На рынке невольников, как рассказывал Грэг, пьяные охранники схватили его за один из ветвистых отростков и со всей силы приложили к каменной стене. Сам торговец удивлялся, как Олли это пережил; череп был рассечен, рог с корнем вырван, еле тогда откачали. Грэг признался, что его хотели пустить на мясо, но Аркана как раз приезжала на Коургу за новым рабом. Она взяла сахарца в двадцатилетнем возрасте, выходила и подарила новую жизнь. Конечно, иногда, в самые сокровенные мгновения, альфа замечает, что с её омегой что-то не то: порой еле слышно бормочет, глядит в одну точку, покачивается, а потом ложится у ног госпожи и сжимается, требуя защиты. И она её давала, отмахиваясь от советов брата избавиться от душевно больного раба.
С Коурги для Олли министр привезла жесткие кисти из шерсти пещерных тварей — каракурей. Продавец заявил, что это лучшие инструменты для живописи, что ж, её талантливый наложник это проверит. Лотта и сама писала картины, только вот на это всё не было времени. Однажды они с ним вместе выйдут в сад рисовать оплетённые вьюнком беседки.
Министр мечтательно улыбнулась, идя по картинной галерее. Сквозь панорамные окна светило жаркое, но уже вечернее солнце. До сумерек ещё было далеко, но Лотта чувствовала, что не успеет навестить сегодня всех, ведь каждое свидание с любым из омег должно быть чувственным, а не торопливым. Впопыхах леди Аркана не могла любить, чувства альфы должны быть сильными и размеренными, чтобы омега их не просто видел, но и ощущал самой глубокой частью своей души.
Лотта выпрямилась, расправляя плечи и глядя в сад. Ей очень хотелось в оранжерею, чтобы запах сладких, только раскрывшихся бутонов окутывал тело, а большие золотые глаза были совсем близко, так, чтобы видеть тёмно-жёлтые вкрапления и чёрную узкую каемку. Баку недавно исполнилось двадцать пять полных оборотов вокруг Альфы Водолея, он был стройным и изящным, как и все омеги дома Арканы, был тихим и покорным, но Лотта видела в нём что-то ещё, что-то тёплое и домашнее. Синеволосый омега пах цветами и деревом, и его запах леди ни с чем не могла перепутать. Она не любила его больше, чем остальных, вовсе нет, просто именно Баку дарил любви больше, чем министр от него ждала. Это было необъяснимо: хрупкий и нежный, он был готов встать горой за свою госпожу. Рэй, например, был другим, его Лотта сравнивала с псом, с любимым, но псом, безрассудным и агрессивным ко всем, кроме хозяйки. А Баку… его трепет и верность скорее были похожи на рыцарство, благородное и романтичное. Леди даже заулыбалась, вспоминая с каким упоением он рассказывал ей о какой-нибудь прочитанной балладе, которую нашёл в дворцовой библиотеке. Желтоглазый омега был покладистым, но в то же время сильным.
В один год не заладилось с отчётами, и проверка из Министерства Соцопеки сочла это за попытку укрытия расходов на рабов. Лотта долго бодалась со стариком из Парламента, ругаясь прямо в главном зале своего поместья. Она тогда наказала Тэйке проследить за тем, чтобы омеги не покидали своих комнат, но Баку, видимо, был в оранжерее. Министр снова улыбнулась, припоминая, как синевласый рурсанец ввалился в зал прямо посреди разговора и выпалил, мол, госпожа Лотта души в нас не чает, а отчеты спутал он сам. Не специально, естественно.
Сколько шуму было! Но вовремя подоспел господин Рик, который всё-таки сумел перезагрузить архив документов. А старик из Парламента сухо бросил министру, чтобы крепче держала поводки своих шавок. Счёл Баку невоспитанным дикарём и просто ушёл, больше не наведываясь в дом Арканы.
Тэй тогда получил выговор лично от Лотты в виде долгого грубого секса длинною в целую ночь. От сладких всхлипов старшего омеги тогда дрожали стены, но министр была уверена, что впредь её приказы никогда не будут нарушены. Правда, затуманенный от удовольствия взгляд Тэйки говорил о том, что он не прочь был провиниться в чём-нибудь ещё.
Уже выйдя в сад, Лотта заулыбалась мыслям о старшем омеге, таком серьезном и важном, но беспомощном и нежном, когда он оказывался в постели своей госпожи. Уязвимом, не способном сделать и движения в сторону. Тэйка был невероятным, хотя бы в том аспекте, что коренные жители дикой планеты 5-го Сектора Мю отличались высоким ростом по сравнению с теми же сэйканцами. Альфа Лотта была ниже своего невольного омеги почти на две головы. Иногда было трудно справляться с мощным телом раба, но всё же как и все представители прекрасной половины обитателей Системы Водолея Тэйка был слишком чувствительным во время соития, и Лотта с трудом, но справлялась, иногда позволяя себе нечто совершенно непростительное.
…В оранжерее было свежо и влажно, пахло молодой зеленью, детством и совершенной чистотой. Пахло Баку. После того инцидента со стариком из Парламента желтоглазый омега и в глаза боялся смотреть своей альфе, сколько бы она ни уверяла, что он ни в чём не повинен. Наоборот, Лотта, конечно, не признавала, но попытка заступиться была ей приятна.
Знакомый пучок ярко-синих волос мелькал над молодыми кустарниками, выдавая, что его обладатель усердно работал на клумбах. Леди Аркана сделала несколько осторожных шагов; где-то журчал искусственный ручей, гудели лампы, блестели стеклянные стены, в них отражались пёстрые силуэты цветущих растений. Были здесь и яркие крупные бутоны декоративных клумбовых цветов, и грозди мелких шариков-бутончиков, похожих на горсточки соли, и широкие листья вьюнов, пронизанные золотистыми жилками.
Баку обнаружился на клумбе с его излюбленными самовыведенными саженцами, видимо, омега готовил их к следующей поставке. Парнишка, согнувшись в три погибели, рыхлил землю, закладывая основания удобрениями, которые Лотта приобретала с того же Рурсанта специально для своего желтоглазого наложника. Альфа даже заулыбалась, видя с каким рвением и удовольствием молодой омега занимался своими растениями. Это она считала самым приятным — наблюдать за рабами, занятыми любимым делом. Будь то тренировка неугомонного Коула, прополка грядок Баку или безмолвное рисование Олли.
