— Хорошо. Теперь закрой глаза, — велел Ир.
Я послушно прикрыл веки, чувствуя лёгкий сквозняк, пробирающийся сквозь узкие щели между стеблями.
— Попробуй ощутить силу внутри, — произнёс Ир каким-то заговорщическим тоном, и на миг я представил известную франшизу о рыцарях со световыми мечами. Чуть не ухмыльнулся, но тут же услышал сердитое предупреждение:
— Если будешь дурачиться, — резко бросил Ир, — я не буду тебя учить.
Вздохнув, я постарался собраться. Хоть всё это выглядит абсурдно, вчерашний случай с голубым огоньком из моей ладони не казался сном, а значит, стоит проверить, смогу ли я повторить это осознанно. Я стал вспоминать в деталях то, что произошло: боль, всплеск чувств, некая волна тепла, расцветшая в руке…
— Уже лучше. Теперь почувствуй, что у тебя внутри, — сказал Ир, теперь уже чуть спокойнее.
Я попытался «нырнуть» в себя, вглубь души или ещё куда, но отчётливо ничего не происходило. Лишь морщился с зажмуренными глазами, пытаясь нащупать хоть малейшую искру, за которую можно зацепиться. Но внутри будто пустота.
— Пуст, как бурдюк самого неудачливого охотника! — с раздражением проворчал Ир. — Из тебя Слушатель, как из Гаата — верхолаз! — и тут же исчез из моего сознания.
Я не знал, кто такой Гаат, но понял, что Ир недоволен: видимо, сделать из меня полноценного Слушателя у него не получается. Наверное, всё-таки я был Проводником, а Слушателем — лишь по какой-то случайной милости судьбы. Но ведь голубой огонёк…
Я попробовал сосредоточиться на нём, на том тепле, что появилось у меня на ладони, и как я чувствовал боль и одновременное внутреннее пламя. Всё это было слишком явно, чтобы забыть, значит, мне нужно лишь восстановить в памяти каждую деталь и зацепиться за главное.
«Тепло, тепло, тепло…» — повторял я мысленно, не открывая глаз. И вдруг внутри что-то вспыхнуло, но тут же погасло. Я распахнул веки, прислушался к своим ощущениям — ничего. Лёгкий ветерок играл у меня на лице, и я смотрел на переплетённые ветви почти в упор, отчётливо различая их узор. Никакого голубого сияния. Пока что — пусто.
«Ну что ж, придётся пока смириться с этим», — подумал я с тяжёлым вздохом, понимая, что обучение не всегда даётся в первый же день, и стоит подождать, пока Ир остынет и вернётся с новыми указаниями.
Но отходить от ограды я не собирался: упрямства мне никогда не занимать. Мать вечно повторяла: «Если бы не твоё упорство, ничего бы из тебя не выросло…» Ах, те далёкие дни давно канули в прошлое. И мама… как она там без меня? Наверное, думает, что я пропал без вести на этой чёртовой войне. Сердце защемило от этой мысли, и почему-то стала невыносимо тоскливо и больно одновременно. Именно это ощущение, видимо, и подтолкнуло меня взглянуть на себя внутри немного иначе.
Пытаясь успокоиться, я вдруг наткнулся на то, о чём, возможно, говорил Ир: силу и тепло. И то, и другое оказалось где-то глубоко во мне — тёплым, чуть мерцающим огоньком, одновременно скромным и пугливым. Я осторожно дотронулся до него своими мыслями, но оно ускользнуло куда-то в отдалённый уголок моей тревожной души. Однако я теперь «видел» его, как неяркую голубоватую искру, подобную той, что вчера вырвалась из моей ладони.
Я снова приблизился к ней мысленно, но на сей раз осторожнее, стараясь не выпускать наружу очередную бурю эмоций. Вместо этого я словно трогал её краешком сознания, разглядывал — и потихоньку принимал её как часть себя. Первым порывом ожидал той же мощной вспышки, что испытывал раньше, но вместо яркого взрыва ощутил что-то другое: мягкую волну, почти интимную по своей глубине. Сердце заколотилось, как в преддверии грозы, а затем, вопреки страхам, выровнялось в спокойный ритм.
В этот миг мне показалось, будто я прикасаюсь к чему-то невероятно нежному и драгоценному. Словно внутри меня, на дне сознания, открылась тихая лагуна света, способная греть без обжига. Казалось, всё вокруг — сомнения, боль, воспоминания о потерянной руке — отступило на шаг, услышав этот внутренний зов. Дыхание невольно стало ровнее, и я позволил себе упиваться этим малым, но удивительно тёплым светом, хранящимся где-то рядом с сердцем.
И когда я открыл глаза, осознал, что это чувство не растворилось в небытие — наоборот, оно окутывало грудь мягким, успокаивающим теплом, будто там поселилось крохотное солнце. Я чуть прижал левую ладонь к груди и обнаружил, что мог ясно различить пульсирующее тепло внутри. Оно принадлежало мне, было моей собственной силой и не исчезало, как чужая благодать. В этом осознании родилась странная смесь облегчения и уверенности, будто я держал в себе ключ к чему-то большему, чем тепло внутри меня.
Я окинул взглядом плетёную стену — аккуратное, почти искусственное сплетение веток, стоявшее преградой. И тут во мне вдруг вспыхнуло простое, но сильное желание: увидеть, что же скрывается за ней. Почти одновременно с этой мыслью стебли и лианы начали медленно расходиться в стороны, будто повиновались внутреннему приказу, о существовании которого я и сам до конца не догадывался. По спине пробежал лёгкий трепет: я осознал, что только что что-то внутри меня вызвало реакцию этого «живого» барьера. Радость смешалась со страхом, ведь я не знал, как именно я это сделал. Но, глядя, как ветви плавно двигаются и отступают в глубину лиан, я чувствовал и восторг, и лёгкую тревогу, понимая, что границы моих возможностей шире, чем я подозревал.
Но мой восторг длился недолго: моё лицо уткнулось прямо в лицо Айрэлинн, которая почему-то оказалась точно там, за зелёной стеной. Мы оказались настолько близко друг к другу, что это выглядело совсем неприлично.
Тепло моментально отхлынуло, я шарахнулся назад, словно столкнулся с привидением, запутался в собственных ногах и повалился кубарем, больно ударившись копчиком о землю. Несмотря на нашу явно неловкую встречу, Айрэлинн разразилась лёгким, заливистым смехом, глядя, как нелепо я шлёпнулся. Я тоже засмеялся — её искреннее веселье, которое она, похоже, даже не думала скрывать, оказалось заразительным и подняло мне настроение. Её поведение было столь обаятельным, что действовало на меня каким-то особенным образом.
Отсмеявшись, она протиснулась внутрь через раздвинувшиеся ветви и положила что-то на край поляны. Судя по виду, это были тушки каких-то пушистых зверьков, добыча с утренней охоты. Но я не слишком вглядывался, всё ещё переваривая события от неожиданного «столкновения» с Айрэлинн и от мысленной встречи со своей внутренней искрой.
— Ты смешной, Леон, — проговорила она, не оборачиваясь, продолжая возиться с тушками, — но лучше береги себя: ты ещё слаб для таких падений. Кажется, я слышала, как она хихикнула, видимо, вспомнив моё нелепое выражение лица и то, как я растянулся на земле.
Я лишь опустил взгляд и что-то буркнул в ответ. Мне уже было не до смеха: стало неловко, ведь повёл себя, как сопливый мальчишка, который мнит себя «грозой всех Слушателей», а на деле шарахнулся от вида красивой девушки. Ну да, иронично.
— У тебя получилось, — задумчиво произнёс Ир внутри моей головы. — Это странно и хорошо одновременно. Ты ведь не почувствовал боли, верно?
— Боли не было, — мысленно ответил я.
— Хорошо, — отозвался Ир уже более тихо, словно обдумывая что-то, и исчез. Похоже, я уже начинаю понимать, когда он присутствует, а когда вдруг пропадает без предупреждения.
Снова упираясь на левый локоть, я вывернулся и приподнялся. Моя одежда была в плачевном состоянии: грязная, порванная, штаны превратились в нечто вроде коротких шорт, а жалкие остатки рубахи с трудом прикрывали моё тело. Нужно было что-то решать, но я понятия не имел, где посреди леса достать новые вещи. Похоже, придётся уповать на милость Айрэлинн — в таком виде далеко не уйти.
— Примерь это, — вдруг обратилась ко мне охотница, словно подслушав мои мысли.
В её руках оказались меховой жилет и такие же штаны — с первого взгляда массивные, с густым, но не слишком длинным мехом. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что шкура явно снята с какого-то лесного зверя, наверняка привыкшего к более прохладным условиям. Меня тут же посетили сомнения: разве в здешнем тёплом климате не будет слишком жарко носить подобное? Волоски поблёскивали на солнце коричневатым оттенком, а внутри, судя по мягкой подкладке, имелась дополнительная прослойка.
