Я останавливаюсь в паре сантиметров от нее, впиваясь взглядом в ее глаза. Там страх смешался с возбуждением, и это сводит меня с ума. Челюсти стиснуты так, что вот-вот треснут. Да кого я обманываю? В этом всем виноват только я. Меня прямо сейчас тянет разбить башкой это чертово зеркало, но желание сделать ее своей сильнее. Она не должна видеть, насколько я сломан. Не сейчас.

— Я не отказываюсь от своих слов, — рычу я, сдерживая гнев. — Ты хотела четкого срока? Вот тебе срок. Пока смерть не разлучит нас. Меньше я предложить не могу.

Она фыркает, нервно и недоверчиво, словно я сморозил полнейшую дичь.

— Пока смерть не разлучит нас? Ты серьезно про свадьбу? — Она начинает смеяться громче, как будто это лучший анекдот в ее жизни. — Ты, блин, о чем, Джакс? Ты пару дней назад обошелся со мной, как с дешевой игрушкой.

— И буду продолжать, — отвечаю я спокойно, хотя внутри все бурлит, словно раскаленная лава. — В качестве твоего мужа.

Она смотрит на меня, как на сумасшедшего. И она, в общем-то, права.

Я тянусь к ней, обхватывая рукой ее затылок, и притягиваю ближе. Она пытается сопротивляться, но ничего у нее не выходит.

Мои глаза впиваются в ее взгляд, когда я наклоняюсь ближе, а потом жадно запечатываю ее губы поцелуем, от которого у меня самого мозги плавятся. Когда я отрываюсь, чтобы перевести дыхание, контроль над собой еле-еле держится на соплях. Разворачиваю ее резко, ставлю так, чтобы она оседлала фитнес-скамью и смотрела в зеркало.

От вида ее, растянутой на этой скамье, у меня перехватывает дыхание, но я заставляю себя выглядеть холодным, как лед. Пуговицы на ее рубашке выскользнули из петель, и теперь из-под ткани выглядывает кружево лифчика. Ее грудь — большая, черт возьми, самая красивая, что я видел — тяжело поднимается и опускается, пока она пытается унять дыхание. На ней юбка, легкая, развевающаяся, а не эти строгие карандаши, которые она носит на деловые встречи. Такая юбка словно создана для дикого, жесткого секса сзади.

Я провожу рукой по ее выгнутой спине, пока она, оседлав скамью, сидит так, что край юбки открывает кружево ее черных чулок до середины бедра. Хватаю ее за волосы, заставляя откинуть голову назад.

— Три себя о скамью, Адалия, — командую я. — Катись по ней. Трахай ее.

И она подчиняется. Ее тело двигается само, еще до того, как она осознает мои слова. Она качается на скамье, а я держу ее за волосы, пока моя другая рука скользит под рубашку и проникает в лифчик. Она судорожно втягивает воздух, хотя я и стараюсь не причинить ей боль.

Я тянусь свободной рукой к ремню, выдергиваю его из петель с громким хлопком. Потом расстегиваю штаны и достаю член. Она резко втягивает воздух, глядя на все это в зеркале. Ее движения против скамьи становятся быстрее, бедра крутятся, икры напрягаются в чертовых шпильках. А я уже чувствую ее запах, как она насквозь пропитала свои трусики. Все внутри меня переключается на инстинкты, подавляющее желание полностью захватывает.

Пока она даже не понимает, что происходит, я накидываю ремень ей на шею, пропускаю его через пряжку и затягиваю ровно настолько, чтобы она чувствовала каждое мое движение, но все еще могла дышать. Наматываю конец ремня на кулак и тяну назад.

— Джакс... — шепчет она, теперь уже полностью покоренная, с ошейником из моего ремня. Я наклоняюсь и толкаю ее вперед свободной рукой, вжимая грудью в скамью. Ее грудь вываливается из чашечек, и соски, уже твердые, давят на поцарапанную старую кожу.

Шиплю сквозь зубы, думая о том, сколько других мужиков оставили свой след на этой скамье. Мысль режет по нервам, бесит до чертиков, но, черт возьми, еще больше заводит. Эта женщина моя, только моя, и я доказываю это, когда срываю с нее трусики, провожу головкой члена по ее мокрым складочкам и вхожу.

Одна рука стискивает ремень, другая вплетается в ее волосы, пока я загоняю себя глубже. Она вскрикивает, когда я раздвигаю ее, вгоняя в нее каждый сантиметр, заставляя это чувствовать, даже несмотря на ее влажность. Двигаюсь медленно, сначала давая ей привыкнуть к своему размеру, но потом начинаю трахать ее жестко. Смотрю в зеркало, на ее полуоткрытые губы, грудь, что полностью вывалилась из лифчика и вдавлена в кожаную поверхность, ее задницу, поднятую достаточно высоко, чтобы у меня был полный доступ. Это сводит меня с ума так, как никто до нее не мог.

Ее шея крепко под моим контролем через ремень, пока она извивается, гоняясь за оргазмом на моем члене. Я кончаю с рыком, как чертов первобытный мужик, входя в нее до самого конца, чувствуя, как она сжимается вокруг меня, не отпуская.

— Чертова женщина, ты сведешь меня с ума, — рычу, наклоняясь к ее горячему уху. Она стискивает меня еще сильнее, забирая из меня все, что только можно, стонет, извивается.

— Ах, сделай меня своей, Джакс, только твоей, — вскрикивает она.

Мое сердце взрывается от ее слов, пока я смотрю, как ее зад дрожит, когда она скользит вверх-вниз по моему члену.

— Ты моя, маленький ангел, навсегда, — рычу я, чувствуя, как дрожу от удовольствия, пока опустошаю себя внутри нее. — Я монстр, но ты принадлежишь мне.

Ее прекрасные голубые глаза темнеют, когда она встречается со мной взглядом в зеркале. Волосы прилипли к ее лицу и влажной шее, она вся раскаленная, дышащая тяжело.

— Не сдерживайся. Хочу видеть тебя настоящего, всего, — шепчет она, извиваясь на моем члене, принимая меня до самого конца.

Я сильнее тяну ее за волосы и ремень, оставляя ее почти без воздуха, пока мы оба снова не срываемся. Все смешивается — наше дыхание, наши тела, наша сущность.

Когда последние волны удовольствия отходят, я притягиваю Адалию к своей груди, ослабляю ремень на ее шее. Она потирает красные следы, оставшиеся на нежной коже, и склоняет голову к моей груди, между полурасстегнутыми сторонами рубашки. Ее светлые волосы разметались по мне, словно хаотичные солнечные лучи. Татуировка с колючей проволокой у меня на шее смотрится на ней, как корона из терний.

— Зачем ты это делаешь, Джакс? — тяжело дышит она. — Зачем делаешь все между нами... таким окончательным?

— Потому что я… — Хочу сказать: «Потому что я, блядь, чертовски влюблен в тебя, и это пугает меня до усрачки», но не могу. Челюсть сжимается. — Потому что я хочу полного контроля над тобой,, маленький ангел.

Моя рука скользит по ее груди, ее телу, и мягко обхватывает нежную шею, пока я встречаю ее взгляд в зеркале. Края бинта, покрывающего мою руку, порваны и торчат, как осколки.

— Я внедрюсь в каждый уголок твоей жизни, как вирус, — продолжаю я тихим, но твердым голосом. — И это единственный способ не позволить мне разрушить все к чертям.

Мои пальцы нежно скользят по ее шее, и от этой мягкости становится только страшнее. Она дышит тяжело, глаза полуприкрыты, губы влажные, приоткрытые. Она хочет большего. Я разворачиваю ее лицо к себе, целую. Сначала медленно, осторожно, а потом резко, глубоко и так, будто это последний раз.

— Выходи за меня, и я положу мир к твоим ногам, маленький ангел, — шепчу я, а затем добавляю, срываясь на хрип: — Откажись — и смотри, как он сыплется вокруг тебя, будто это мать его апокалипсис.

Адди

Только когда мы с Джаксом лежим вместе на кровати в пентхаусе, до меня наконец доходит все, что произошло на той вечеринке.

Он попросил меня выйти за него замуж. В своей долбанутой, психованной манере, но это все равно было предложение. И сделал он это прямо перед толпой гостей.

Он привез меня обратно в пентхаус на машине, за рулем которой был сам, а потом донес на руках до лифта. Я не удержалась и рассмеялась.

— Обычно это делают уже после свадьбы, — сказала я.

— Это символ того, что для меня все уже случилось, — его глаза встретились с моими, и в них была опасность. — Ты моя, Адалия. Ты принадлежишь мне. Свадьба просто закрепит это.

Он хотел, чтобы мы спали в моей спальне, но я настояла на том, чтобы разделить с ним раскладушку в его клетке.