Соловей среди лесных певцов знаменитость. Люди несут в лес магнитофон, чтоб записать на пленку песнь соловья.
Знатоки различают в соловьиной песне десять— двенадцать колен: тут и пульканье, тут и пленьканье, и «лешева дудка», и дробь, и раскат!
Но и соловей повторяет свои колена, как кукушка свои два слога. И у соловья, и у кукушки песня-повтор.
Кто знает три главных напева, тот скорей запомнит и отдельные голоса.
Где и когда дает концерты птичья капелла, не прочтешь на афишах. Но наблюдательный сумеет заметить, что у разных певцов есть свои любимые концертные залы и свои часы.
Голос иволги слышится в светлой роще, голос пеночки-теньковки — в старом хвойном лесу.
Она очень нежная, эта пеночкина песня! «Тень-тинь» — будто с вершин елей с серебряным звоном падают капли, будто вызванивают лесные куранты: «тень-тинь-тянь-тень».
Май в лесу самый певчий месяц: и днем, и вечером, и ночью можно услышать поющие голоса.
Заходящее солнце освещает остроконечную макушку молодой елочки. На зеленом шпиле зарянка: она исполняет последнюю песню вечерней зари.
Сумерки — час дроздов. Они настойчиво повторяют свое любезное приглашение: «федь, федь»… «чайпить, чайпить»… «ссахаром, ссахаром»…
Ночью ухает филин; в кустах у реки, как огромный кузнечик, трещит камышевка; ночью выступает лучший лесной солист — соловей.
Еще солнце не взошло, еще часы не пробили два, но уже задрожала хвостиком горихвостка. Ее песня — первая песня нового дня.
В три часа утра откроет глаза красногрудая чечевица. И сейчас же начнет спрашивать: «Витю видел? Витю видел?»
Потом закукует кукушка, зазвенят овсянки, проснутся пеночки и трясогузки.
Зяблик любит поспать. Он присоединяется к птичьей капелле в четыре часа утра.
В мае иди в лес в любое время, все равно попадешь на концерт: кто-нибудь да поет.
Только не ходи в дождь. Во время дождя антракт.
Бобры на крыше
На реке своя весенняя музыка: треснул лед, с тихим шуршанием поплыли льдины, начался разлив.
Вдоль большой реки тянется полоса заливных лугов— пойма. В разлив она становится морем: на километры весенний водный простор!
Исчезли луга, соседний лес по колено ушел в воду. Пни торчат со дна, как подводные камни, окунь проплывает над бывшими заячьими тропками, щука заглядывает в звериную нору.
В норе жил горностай, но вода выгнала его из дома. Горностаюшка в зубах переносит детенышей в безопасное место — дупло.
На деревьях по-птичьи сидят водяные крысы. Драчуны и задиры, они не выносят соседей, но сейчас не время показывать свой характер. Водяные крысы сидят на ветках тихо, иной раз хвост к хвосту.
Все перепутал разлив.
Куда ни глянь, вода. Лишь кое-где щетинятся кусты, будто гривы затонувших сказочных коней. Эти поросшие кустами возвышенности так и зовут гривами.
Для пролетных гусей они служат речными вокзалами: здесь можно отдохнуть, покормиться, на досуге почистить перышки, погоготать.
А для зверя, у которого разлив отнял землю, грива — это остров спасенья, последний клочок сухой земли.
Но и он не надежен. Вчера сидели на гриве зайцы, а сегодня ни заячьего острова, ни зайцев — пузыри!
По разливу плывет лодка. У людей, которые сидят в лодке, рыбацкие сети. Похоже, собрались рыбу ловить.
Но люди в лодке говорят о том, что гнать надо осторожно, чтоб с перепугу не лопнуло сердце, что нельзя связывать ноги, когда сажаешь в мешок.
Так о рыбах не говорят.
Эту сеть поставят поперек гривы и будут загонять в сеть зайцев. Не ради меха — весной у них мех никудышный, линючий. Зайцев ловят, чтоб выпустить на сухом месте: беги, живи!
На дикого кабана сеть не накинешь. А кабанам плохо в разлив. Были случаи, когда кабаны забирались на стога сена.
Стоит посреди весеннего моря, как на постаменте, осажденный водой зверь.
В Астраханском заповеднике придумали устраивать для кабанов искусственные возвышения — «кочки». Они прочнее стогов, — в землю вбиты толстые бревна. Для приманки на «кочку» положена свекла — лакомство для дикого кабана.
Нередко на кабаньих «кочках» спасаются лисица и барсук.
Бобры и выхухоли прекрасные пловцы, но и они не могут плавать круглые сутки. Сотрудники Хоперского заповедника видели бобров, которые отсиживались на штабелях дров, на крышах заброшенных рыбачьих землянок.
И в заповедниках стали нарочно делать для бобров неподвижные плоты.
В Хоперском заповеднике на одном и том же плоту дружно жили бобры и выхухоли. Выхухоли — в щелях между хворостом, у самой воды, бобры повыше — на крыше, где у них была из стружек постель.
Если зверю есть нечего, он на одном месте не усидит. В Воронежском заповеднике сидевшим на плотах бобрам подвозили продовольствие — полкубометра осиновых палок на семью. Бобры грызли осиновые палки молча: зверь любит тишину.
Но зато какой крик подняли в Астраханском заповеднике пеликаны! Пятьдесят пар пеликанов выводили птенцов на одном плоту.
Трудно сказать, что они там кричали на своем пеликаньем языке, но мне думается, они хотели сказать спасибо!
Сказка про золотую рыбку
Помнишь, как в сказке Пушкина золотая рыбка попалась к старику в невод? Золотая рыбка просила отпустить ее в море, рыбка обещала:
«Дорогой за себя дам выкуп,
Откуплюсь, чем только пожелаешь».
Эту сказку про золотую рыбку в нашей стране можно увидеть весной наяву.
Для зверя беда половодье, для рыбы — безводье.
В разлив пойма была морем, и рыба могла метать икру на мелководье, на лугу, где вода теплей.
Из икры вылупились мальки.
Паводок кончился, река вернулась в свои берега. Вместе с водой вернулась в реку взрослая рыба. А глупые мальки остались.
Пока вода в пойме стоит озерками, им еще есть где поплавать. Но это не настоящие озерки, их высушит солнце, а путь к реке отрезан.
Мальки попали в западню.
Вот тогда-то и сбывается сказка о золотой рыбке.
Люди идут на луг спасать рыбу. Или рыбу переносят ведрами, или прорывают канавы, по которым мальки могут добраться до реки.
Спасает мальков школьная молодежь — старшие школьники, комсомольцы, пионеры.
Зимой мальчик в красном галстуке читал в классе сказку Пушкина, весной он сам выпускает на волю золотую рыбку.
Ты удивляешься: разве могут быть золотой рыбкой самые обыкновенные мальки? А вот послушай! Вернувшись в реку, мальки вырастут, от них разведутся новые мальки. В реке станет много рыбы. Богатые уловы будут брать колхозные рыбаки.
Хотя мальчик не договаривался с рыбкой об откупе, она не останется в долгу.
Твое и наше
Мы хотим, чтоб в наших реках было много рыбы, а в лесах много ценного зверя, чтобы в городских парках пели лесные птицы, чтоб с каждым годом сильнее и ярче звучала в нашей стране музыка весны.
Но есть люди, которые нам мешают. Они не отвыкли от старых привычек. Им дорога лишь своя выгода, а до другого дела нет!
Они могут глушить рыбу динамитом, могут поставить сети поперек реки, они охотятся там, где нельзя охотиться, или в то время, когда охота запрещена.
Это уже не охотники, не рыбаки, а браконьеры; это воры, которые обкрадывают народ.
Советский закон говорит, что народ сам должен охранять природу — свое богатство. Народ — это все мы, вся наша страна — и взрослые и ребята.
Наши ребята сажают цветы и деревья, спасают мальков, подкармливают птиц, а самые смелые даже борются с браконьерами.
Вот какая история недавно случилась в костромском селе Лубяны.
Там завелись браконьеры. Многие деревенские об этом знали, да, боясь неприятностей, помалкивали. Но нашлись такие, которые не стали молчать.
В одну весеннюю ночь браконьеры перегородили реку своими рыболовными снастями-жаками, хотя на собрании предупреждали, что в это время ловить рыбу нельзя, она нерестится, мечет икру.
