— Вот как. Иными словами…

— Его величество передал приказ: вам немедленно отправляться в свою марку и там ждать дальнейших приказов.

— Меня высылают из столицы?! — не поверил Кессель.

— Я сожалею, — повторил чиновник. — Я лишь передаю слова его величества. Если вы сомневаетесь в том, что я верно передал их вам…

— Нет, я не сомневаюсь, — отрезал маркиз, невежливо перебив его.

Вскочил, прошелся взад-вперед по кабинету. Ни один чиновник — даже высокопоставленный и родовитый — не осмелился бы передавать ему ложный приказ. Так что причин сомневаться в услышанном не было. Не исключено, что этот человек и надавил на короля, убедив его принять такое решение. Видит какую-то опасность в продолжении дела? Опасность, которую не видит сам Кессель. Но на суть приказа это никак не влияет.

— В квартале ведется наблюдение, — устало сообщил он.

— Снять! — моментально среагировал чиновник.

— Понял, — маркиз взмахнул рукой, обрывая дальнейшие пояснения. — Наблюдение будет снято, я нынче же выезжаю в сторону марки Кессель, — он развернулся и стремительно вышел.

В душе и мыслях царила оглушающая тишина. Этому делу конец — довести его до конца, найти ответы на мучительные вопросы не дадут. По крайней мере, официально. А вполне возможно, пришел конец и его карьере. Что ж, хотя бы титул у него отнять не сумеют!

Наблюдение в квартале велось откровенно чахлое.

Людей Кесселю выделить отказались. Наутро отозвали всех, кто сопровождал его накануне и во время ночных поисков. Так что он поставил тех, кто служил лично ему. А тех было всего четверо. Правда, опытных — люди многие годы исполняли поручения самого разного свойства.

И записка от одного из них ждала маркиза в постоялом дворе. Соглядатай прислал ее с уличным мальчишкой, сам оставшись на прежнем месте.

Парень ухитрился проникнуть в дом без ведома хозяев и занять наблюдательный пост на чердаке. Так что поздним утром он увидел, как из чердачного окна дома напротив кто-то выглядывал. А потом объект, за которым гонялись целую ночь, вышел из заброшенного дома напротив, как ни в чем не бывало. Задерживать беглеца одинокий наблюдатель не рискнул — не хотел поднимать шум.

Ему пришлось ненадолго оставить пост, чтобы отправить отчет — и затем он продолжил слежку.

Маркиз вчитывался в скупые строки и хмурился. По описанию, парень вел себя подозрительно. Выйдя из дома, не ушел. Остался возле выхода. Что-то искал на земле, шаря руками, мялся и озирался. После — вернулся в дом, чтобы выйти спустя около получаса.

Задница горной гиены! Ведь была возможность схватить его. Не зря терзало чувство, что он что-то безвозвратно упускает, просиживая штаны в резиденции королевской палаты.

Надо было наплевать на приказ явиться с докладом и лично продолжить поиски. Привлечь для этого уличных головорезов, да. У него имелась при себе необходимая сумма, чтоб оплатить услуги наемников! Он приволок бы наглеца прямо в королевскую палату. А победителей не судят.

Хотя кого он обманывает. Судят — да еще и как!

Его величество и чиновники обеспокоены даже не слухами. А тем, что несколько тертых бойцов из городской стражи выведены нынешней ночью из строя. Не зря чиновник помянул о жертвах! В другое время всем было бы наплевать. Несколько стражников из привлеченных вчера отрядов очутились в лечебнице местного дома милосердия. В состоянии крайнего испуга, граничащего с безумием. Должно быть, этот факт произвел впечатление и на чиновников королевской палаты, и на самого короля.

Нужно, кстати, навестить бедняг. Узнать, как они себя чувствуют, и не нужно ли им какой-нибудь помощи.

Не то, чтобы маркиз отличался особенной сердобольностью. Но смутное чувство подсказывало, что проявить участие сейчас будет правильно.

Что-то странное произошло ночью. Странное — на грани потустороннего.

К слову, пара скупых строк в отчете-записке тоже указывала на нечто смутно нереальное. Наблюдатель, по всей видимости, сам не понимал, что увидел. И как следует расценивать увиденное.

«Со входом в дом творилось что-то странное».

Что странное могло твориться со входом в укрытие беглеца? Возможно, дело было в том, что накануне стража обшарила все дома в паре кварталов. В том числе — и том, где сейчас находился соглядатай маркиза. И ни в одном беглец найден не был.

А еще маркиз прекрасно помнил, как сам в какой-то момент ночью заметался, лишившись ориентиров. На какой-то миг улица показалась ему незнакомой.

Со стражниками, что маялись сейчас в лечебнице, судя по всему, произошло то же самое. Только… в отличие от них, маркиз легко отделался?

Нет, обед — точно не самое главное сейчас! Кессель стремительно вышел из трактира. У него еще есть время! Успеет и взглянуть на место, где укрылся вчерашний беглец. И после еще — навестить пострадавших людей. Да, он пообещал покинуть Ковентри нынче же. Но не обещал сделать это засветло. До полуночи можно успеть многое!

Правда, ворота закрывались немного спустя после восьми вечера… ну да ничего, специально для него, глядишь, откроют!

А нет — так у него будет прекрасное оправдание для того, чтобы уехать завтра. Не выпустили из города вовремя — такое тоже случается.

*** ***

— С полчаса назад ушел, ваша светлость! — вид у помощника был виноватый. — Я извелся — отправиться следом или остаться и наблюдать!

— А ты?! — грозно нахмурился маркиз, обернувшись ко второму.

— Он только пять минут назад подошел, — вступился первый. — Я ему записку отправил тогда же, когда и вам.

Кессель перевел дух. Срываться на подчиненных — последнее дело. Не их вина, что их так мало.

Подойдя, он застал на месте двоих помощников. Один — тот, что присылал ему записку с отчетом. Второй — только подошел, вызванный первым. А объект, как выяснилось, ушел в неизвестном направлении.

Оба наблюдателя давно покинули пост на чердаке чужого дома. Точнее — это сделал тайком первый из них еще до прихода второго, чтобы не вызвать подозрений у хозяев. И теперь трое собеседников наблюдали за нужным участком улицы из-за угла.

— Я думаю, он еще вернется, — добавил первый. — Потому и не пошел за ним.

— И почему он должен вернуться? Его здесь чуть не поймали!

— Так ведь не поймали. Вы сами помните — мы все здесь в какой-то момент вчера ночью потерялись. Заплутали в единственном квартале! Сдается мне, больше он такого места во всем городе не сыщет. Опять же — это ведь тот самый квартал, где мы и днем заплутали, когда гнались за ним.

Вот этого маркиз не помнил. Точнее — он помнил чушь, которую несли гнавшиеся за беглецом стражники: мол, потеряли не только его, но и дорогу.

Что за дрянь здесь творится? А стражники-то в лечебнице — ему еще предстояло расспросить их.

— Ладно, — уронил он хмуро. — Раз уж ты так уверен, что он вернется — рассказывай. Что такого странного творилось, что не сумел описать это толком?

— Ну, вы-то видите тот дом? — парень кивнул.

Маркиз окинул взглядом сумрачное строение, скупо украшенное простыми колоннами.

— Вижу. И дом выглядит жилым. На нижнем этаже вон контора стряпчего.

— Не спорю. А заброшенный дом по соседству видите? С обшарпанной дверью, — и смолк на минуту, пока Кессель глядел на него недоверчиво. — Вот и я не вижу, ваша светлость. А он есть! Вернее — был. Хоть и недолго. Понимаете, это трудно объяснить. Это прямо как нынче ночью. Ты идешь и видишь улицу перед собой, фонари, дома, мостовую. А потом вдруг не видишь то, что было перед глазами только что. А видишь что-то другое.

— Может, тебе тоже в лечебнице подлечиться у монахинь? — маркиз нахмурился.

— Пусть у монахинь лечатся впечатлительные стражники, — покачал упрямо головой парень. — А я своим глазам верю! Хоть и говорят они несообразное. Этот тип появился словно из ниоткуда. Точнее — я наблюдал за домом. И вдруг открывается дверь — обшарпанная такая. И он выходит! А дверь почти тут же и пропала, и снова — жилые дома в ряд. Этот тип торчал там какое-то время — возле места, откуда вышел. Только двери больше видно не было. Торчал-торчал, шарил чего-то по мостовой. Когда зашел обратно — дверь снова появилась. На несколько секунд. И еще раз — когда он уходил. Я пытался найти эту дверь на ощупь, когда он ушел. И ничего не вышло!