— А теперь расскажи, — адвокат упер в арестанта тяжелый взгляд. — Как ты попал в Ковентри? Что ты говорил про лабиринты? Учти — об этом тебя будет спрашивать дознаватель. Придется рассказать.

Аргент понурился. В словах ему почудилась угроза.

— Я, господин, — он запнулся. — Если бы я знал толком, — прибавил совсем тихо.

— А ты расскажи, что знаешь.

Повисло молчание. Арестант глядел на свои руки, сложенные на коленях. Мял, сжимал собственные пальцы судорожно. Адвокат глядел на него пристально, колюче. Эльза притихла на жестком стуле, глядя на парня со смесью сочувствия и легкого страха.

— У дознавателей имеются свои способы развязывать языки упрямцам, — поведал адвокат хмуро.

Арестант вздрогнул, поднял испуганный взгляд.

— Я… понимаю, господин, — отозвался он. — Но я не знаю, с чего начать. И… я вообще плохо помню, что произошло. Помню скитания по бесконечным коридорам. Наверное, это было подземелье. Но я не уверен, — и смолк.

Снова опустил взгляд.

А с чего адвокат его расспрашивает? Если его обвиняют — так и спрашивать должен дознаватель. Которого он, Аргент, так и не увидел с момента ареста. Вчера до него дела никому не оказалось. Да и нынче — сидит здесь уже битый час. А адвокат, которого не волновали проблемы безвестного бродяги, слишком уж настойчиво требует ответов.

Словно заинтересован кровно.

— Если не получается вспомнить сначала — начни с конца, — мягко подсказал он. — Ты бродил по лабиринтам. Где-то под землей. Ты так решил, должно быть, потому что там не было окон. И не видно было солнечного света. А как ты очутился в Ковентри? И где именно ты вышел в город. Ты же вышел откуда-то?

Парень снова взглянул на него. Застыл, размышляя — как лучше сказать.

— Понимаете, господин, — тихо начал он. — Я в последний раз очень долго шел. Пустые переходы тянулись и тянулись, и выхода не было видно. Так что я устал, выдохся и лег спать. Нашел место прямо на полу. А проснулся на скамейке возле какого-то дома. Встал и пошел, потому что не понял, где нахожусь. А окон там и правда не было, — прибавил он задумчиво.

— Там — это в лабиринтах? — уточнил адвокат после некоторого молчания.

— Ну да, — парень кивнул. — Я в ту казарму ночью зашел. Луна светила, — он помолчал. — А потом бродил, бродил…

— А что ты ел? — спросила вдруг Эльза. — Ты ж сказал — может, не один год бродил.

Аргент вжал слегка голову в плечи, кинул взгляд на адвоката. Ему показалось — тот сейчас одернет жену, чтоб не вмешивалась. Но он вроде как и внимания не обратил.

— Ну, — промямлил парень. — Я как-то улиток ел… голодный очень был. А я ведь помню — их едят! Помнишь, Эльза? — он сам не заметил, как тон его сделался более оживленным. -Мы детьми еще были, и как-то недалеко от речки, на поляне, видели троих, которые улиток жарили на костре и ели? А…

— Нет! — рявкнула вдруг Эльза, заставив его вздрогнуть. — Ничего такого я не помню.

Она нахмурилась, руки сложила на груди. Парень недоуменно воззрился на нее.

Судя по резкому возгласу — помнит, и даже очень. Только чего тогда так орать? Уверять, будто не помнит ничего.

Он в последний момент прикусил язык, чтоб не озвучить очевидного: всё она помнит прекрасно. Если так говорит — значит, хочет, чтоб так думали. Явно не он, Аргент — на то, что думает он, она плевать хотела. Он — простой бродяга, без имени и прошлого. А вот муж… только для чего ему врать? Что такого-то стряслось в тот день? Ему тогда было лет тринадцать, да она на полгода-год младше его. Он каким-то чудом исхитрился улизнуть из-под бдительного ока дядюшки. Попало потом, конечно, за то, что увильнул от работы. Но зато Эльза тогда еще не насмехалась над ним за то, что он — нищий! Да и друзья у него были…

— Ну да, — пробормотал он. — Я, наверное, напутал. В общем, я как-то улиток ел, вкусные оказались. Только огня не было — пожарить их. Так есть пришлось. Голодный был. А другой раз я улитками отравился, и еще они горькие были.

— Ты что, целый год, или сколько ты там блуждал — питался одними улитками? — подал голос адвокат.

— Ну, не только, — пробормотал Аргент.

Помнится, он и крыс ловил — в удачные дни. Как-то даже птичка попалась. Уж только Творцу ведомо, как она залетела в проклятое здание!

— Что ж, — резко оборвал его адвокат. — Ты сумеешь показать то место в городе, где проснулся? Ты ведь говоришь — спать ложился где-то там, — он неопределенно мотнул головой. — А проснулся уже на улице.

— Как же я найду то место, — растерялся парень. — Я города-то не знаю!

— Ну, ты же шел по улицам. Наверняка и дорогу запомнил. Дома, мимо которых шел.

Парень недоверчиво покачал головой.

— Я не найду, господин, — выдавил он. — Город такой большой! Я ведь шел, куда глаза глядят. Дорогу не запоминал. Да и на что оно вам?

— А это не твое дело, — резко оборвал тот. — Оно и не мне вовсе надо. А людям, которые заинтересовались историей твоих похождений. Шутка ли — вот так запросто из Гельвеции в Манор!

Людям, значит. Ну да, чего ж не понять. То — люди. А он — так, бродяга.

— Большой город-то, — повторил Аргент, опустив голову. — А я здесь впервые очутился. Я и назад к рынку-то вряд ли дойду. Плутать придется. А уж туда, где проснулся, — он покачал головой.

С грустью подумал, что совсем и не лукавит. Ковентри и правда велик. Он бы, может, и сам рад вернуться, откуда пришел. Да не сможет!

— Ну, пусть так, — согласился неожиданно адвокат. — Иди тогда. Посиди еще немного, подумай. А через пару-тройку дней я с тобой снова поговорю.

— Что? — переспросил парень в удивлении.

Тратить на него время и объяснения адвокат не стал. Явился стражник, бесцеремонно препроводил арестанта обратно в камеру.

Это что же — его совсем отсюда не выпустят? Да как так! Не могут ведь годами держать его взаперти?

Хотя кто ж им помешает! Аргент сжался в комок под стеной прямо возле выхода. А что за разница, чего по камере ползать? Никакого смысла. Что за место в помещении ни выбери — все одно: сиди, пока господа не сменят гнев на милость. А они, может, вовсе никогда и не сменят.

Парень представил, как идут годы. Сменяются в камере одни арестанты другими. А он все сидит и сидит, забытый тюремщиками. Представил — и внезапно успокоился.

Ну, чего ему? Он ведь помнит, как долгие дни и седмицы скитался по лабиринтам и подземельям, не в силах отыскать выход. Пил воду, где придется. Иногда — собирал ее в подставленные в дождливую ночь под прореху крыши ладони. Ел сырых мышей и слизней, запивал сырой холодной водой. И после этого его можно напугать какой-то там тюрьмой?

Ну да, сидеть в застенках — не жизнь. А блуждать по зачарованным лабиринтам одному — это жизнь была? Да и до того, — парень поморщился. Нищий батрак — вот уж была жизнь так жизнь!

Здесь еще ничего: достаточно тепло, сухо. Солома даже на полу есть, можно клочок под бок подложить, когда укладываешься. Кормят, опять же. Кашу дают, иногда — похлебку. Теплую. Забудут про него — так ему же лучше. А может, случай представится сбежать. Надо только сидеть смирно, не высовываться. И выжидать. А тем временем учить местный язык, разговаривать с людьми. Может, чего интересного услышит.

Аргент с запозданием понял, что идея была неудачной. Местные обитатели не любили тех, кто задает вопросы.

Он сам не понял, как из чудака, не знающего языка, сделался подозрительным типом. А сообразил, когда его несколькими ударами свалили на пол и начали пинать ногами. Вот ведь странность — чахлых, только приобретенных знаний языка, хватило, чтоб показаться сокамерникам подозрительным. Но чтобы объяснить — он не хотел ничего дурного — их оказалось недостаточно.

Он смолк после того, как ему прилетело с размаху по зубам.

Нападавших было несколько. А Аргент совсем не умел драться. Он мог только сжиматься беспомощно в комок на полу, силясь защитить руками голову. И корчиться раздавленным червяком.

И чего ему смирно не сиделось? Приспичило же языком трепать!