— А что в бедных кварталах? — спрашиваю я Густава.

— Бедняки тут сами по себе. Стража предпочитает в их края не заходить, только если какую-то банду поймать пытаются, что богатым дорогу сильно перейдёт.

Наверное, так оно во всех мирах. Всем наплевать на простого человека, пока он не возьмёт в руки оружие и не пойдёт убивать. С оружием тут было просто. Ножи и дубины оружием не считались, и почти у каждого мужчины что-то на поясе висело. Это мог быть небольшой нож, которым и в печень засадить, и колбасу нарезать, или небольшой молот, если он, например, из мастеровых. Встречались и просто короткие палки, которые, кроме как для самозащиты, не были на что-то годными.

Оружие же разрешалось иметь только знати — металлические мечи, копья, булавы. Охрана торговцев в основном была вооружена длинными дубинами, или "гонялами", как их тут называли. Ну да, такой палкой только алкашей да мелких воришек и гонять. Но что-то большее им вряд ли было нужно — в их районах ходила стража. И скорее всего даже получала мзду.

В квартале мастеровых запах канализации практически исчез, потому что его вытеснил запах дыма. Между зданиями здесь было много свободного места и строились они в основном из камня.

— Защита от пожара — это наше всё.

— С десяток лет назад тут всё сгорело, — объяснил Густав. — Торгаши со знатью рвали и метали, и при перестройке квартала вышло вот это.

— По крайней мере здесь просторно. Кстати, а почему мы не пошли предлагать железо торговцам?

— Потому что ты для них никто. Ты — деревенщина, у которого этого железа на один мешок. Был бы ты деревенщиной с целой телегой слитков — тогда тебя обязательно приняли бы, и постарались облапошить. А так — даже на порог не пустят. А здесь можно и договориться с мастерами.

Это объяснение вполне вписывалось в сложившееся у меня впечатление о городе. Походил по рядам, посмотрел цены на готовые изделия, подумал, что выручил бы гораздо больше, если бы сразу все слитки перековал в ножи и просто продал их, погрустил из-за упущенной выгоды.

Железное изделие не может стоить меньше, чем материал, из которого оно изготовлено, так что сильно обдурить меня было сложно.

— Сколько будет стоить у вас приобрести железный слиток весом где-то в килограмм?

— Кило что?

— Эмм, — я достал единственный взятый с собой слиток. — Вот такой.

Кузнец взял его в руку.

— Ну тут выйдет где-то два ливра веса (ливр = +-0,5 кг).

— Сколько будет стоить у вас прикупить ещё один слиток?

— Сто десять железок, — я задумался. Выходит примерно понятная картина. Монеты — как эталон веса, и в крайнем случае — кузнечный материал. В какой-то степени удобно.

— Сотню за материал и десять за работу? — проверяю я свою догадку.

— Ага, именно.

— У меня есть дело. Продаю такие слитки по девяносто железок. Эта и ещё девятнадцать.

— Ты что мне, пытаешься впарить какой-то мусор? — злобно смотрит на меня кузнец.

— А ты проверь качество, — отвечаю я ему.

— Если херь, то оставлю себе и ты больше не появишься у меня в лавке. Дело?

— Дело, — отвечаю я ему.

Печь уже была горячей, так что через полчаса мы пожали друг другу руки и я получил свои первые 90 монет.

После заключённой сделки мы с кузнецом отправились это дело обмыть в ближайшую таверну. Отдав монету железную, перед нами поставили три больших глиняных кружки, доверху наполненных прохладным пивом и выдали сдачу в несколько медных монеток.

— О-о-о, повезло нам, только-только из подвала выкатили, — сказал кузнец. Помимо нас, в зале находилось ещё человек шесть. За одним из столиков сидела пара человек в хорошей одежде. Может, пара торговцев обмывают сделку, прямо как мы.

— А что, пиво не всегда холодное? — задаю я ему провокационный в своей глупости вопрос, надеясь вывести разговор на нужные мне темы.

— Ну сейчас день ещё, народу мало — все работают. Нам правда повезло, что один бочонок успели до нас выхлебать, — отвечает мастеровой. Повезло, сейчас зацепимся.

— А как в городе с работой-то? — начинаю я.

— Если умеешь что, то и работа найдётся, — нейтрально отвечает он.

— А ты с чего взял? Ты ж небось тут родился, в семье кузнеца, да от батьки и научился!

— Зря ты так говоришь! Я всего добился сам! Я ж сам тоже деревенский, подмастерьем был у кузнеца, да как узнал, что тут весь мастеровой квартал сгорел — сразу подался сюда. И ты ж смотри, прошло лет десять, а у меня уже своя мастерская, — хвастается он.

Устраивать в городе пожар, чтобы хорошо в нём устроится — идея откровенно говоря дерьмовая.

— Так, может совет дашь? Куда податься, чтоб работа нормальная была?

— Ну, а что ты умеешь?

— В кузне немного могу, вот сам выковал, — протягиваю я ему. Он взял мой нож, покрутил его, даже попробовал погнуть его пальцами.

— Ну, богачи такое не купят, качество такое себе и украшений никаких. Но для обычного городского пойдёт. Кузнецом хочешь податься?

— Да как-то не горю желанием. Я вот думал насчёт поторговать…

— Ты такие мысли лучше при себе держи. Местные торгаши соперников не любят. Как пить дать, пришлют ребят тебя подвинуть.

Ну, кто конкуренции боится, тот в бизнес не ходит, а с бизнесом я был знаком не по наслышке. И про крышевание, и про коррупцию, да и устранение конкурентов различными методами.

— И как тут вообще становятся торговцами?

— Надобно получить разрешение на своё дело. Сейчас ярмарка, сейчас торговать могут все. А вот всё остальное время…

— И сложно такое получить?

— Да просто совсем. Прийти, уплатить налог да получить свой жетон. Во такой, — он снял с шеи висящий на верёвке металлический кружок. — Если ты тут по мелочи работаешь или продаёшь свои изделия, то могут и не трогать. Но вот если дело сильно попрёт, то либо долю захотят, либо и вовсе со свету сживут.

— Да уж, страшные вещи ты говоришь, — симулирую в голосе удивление. — А грамотному человеку тут куда идти?

— Ну либо в писари, либо в счетоводы. А ты что, грамоте обучен? Тут таких мало, ценят.

— Писать не умею, считать умею.

— Значит счетоводом сможешь быть. Роскошной жизни не видать, но в целом нормально будет.

— А обычным работягам без особых умений сколько платят? — спрашивает Густав. Ради праздного интереса или сам думает перебраться?

— Ну таких тут много, и с каждым годом всё больше становится, так что много они не получают. Сам посуди, сюда каждый год приплывают и приходят люди, бегущие от чего-то. От худой жизни, от прошлого, от закона. И большая часть из них оседает в городе. Когда я сюда пришёл жить — нас тут было гораздо меньше.

Чем больше кузнец говорил, тем понятнее и привычнее мне становились местные расклады. Да и сам мастеровой — не дурак, раз смог тут освоиться.

— И как местные относятся к приезжим? — задаю я вполне ожидаемый вопрос.

— Плохо относятся. Говорят, все улицы засрали и всю работу забирают приезжие эти. Хотя половина в городе и сами когда-то были такими.

Что же, кажется, проблемы с мигрантами существовали всегда.

— Ладно, спасибо за разговор, но пора нам, — закрывает разговор мой напарник. В таверне резко стало увеличиваться количество посетителей. Кажется, рабочий день у местных заканчивается.

— Завтра принесём остальное железо, готовь монеты, — говорю я кузнецу и, пожав его руку, выходим наружу.

На улицах стало куда более многолюдно. Всюду сновали и взрослые, и дети. Кто-то пытался продать возвращающимся с работы людям пирожки. Город постепенно оживал.

Внезапно в меня врезался один из стайки мальчишек, прямо в мою сумку с монетами. Она висела через плечо и я придерживал её рукой, так что ничего не вылетело и не рассыпалось.

— Ой, дяденька, извините, — его глаза прошлись по мне.

— Ничего страшного, беги давай, — ответил я ему и он сорвался с места.

Мне показалось, будто он ощупал мою сумку. Я взглянул на Густава.