— Я и не собиралась.

— Угу, — он указал на дверь. — Это ваша комната. Мне пора уходить. Вам не нужно работать до ужина. Пожалуйста, соблюдайте правила, помни о правилах поведения в обществе, и проблем не должно быть, — он склонил голову. — Доброго дня.

Он развернулся и оставил меня там, перед закрытой дверью. Казалось, он с нетерпением ждал возможности уйти, и я снова не могу его за это винить.

Когда я открыла дверь в свою спальню, я была удивлена тем, что обнаружила. Это было похоже на то, что я вошла в другой дом.

Я ожидала темную мебель, темные стены… в основном келью монахини.

Но эта комната была светлой. Два больших окна выходили в сад. Стены и мебель были кремового цвета, а также были персиковые шторы и покрывало, а также удобное персиковое кресло сбоку комнаты, напротив камина.

Комната была не слишком большой, но свежей, чистой и соединенной с небольшой гардеробной и соответствующей ванной комнатой из белого мрамора и персиковой плитки. Я провела рукой по ванне на ножках в центре комнаты, а затем по гигантской душевой кабине, достаточно большой для двоих.

Я затащила чемоданы в комнату, прежде чем сесть на мягкий матрас, глядя в окно.

Я решила, что все будет не так уж плохо, если я буду придерживаться правил, и что через несколько коротких месяцев я смогу вернуть Джуда.

Но вопрос, от которого я не могла избавиться, был: кто, черт возьми, хозяин этого дома?

глава 4

ЛУКА

Я проигнорировал скрип двери, глядя в окно на запущенную беседку в саду. Странно, как вещи могут быстро прийти в упадок из-за отсутствия ухода.

Я невесело рассмеялся, поглаживая шрамы на левой щеке указательным пальцем. Это касалось не только вещей; я тоже был запущен.

Дверь открылась, и я вздохнул. Только Дом осмелился бы войти без приглашения.

— Пожалуйста, чувствуй себя как дома, — сказал я с тяжелым сарказмом, не потрудившись обернуться.

— Ты послал ей сообщение, чтобы поблагодарить?

— Ты спросил моего мнения, когда дал ей лучшую гостевую комнату?

Дом вздохнул, и я услышал звук кожи, когда он сел напротив моего стола. Он был здесь, чтобы остаться. К черту все. Я отпил глоток своего односолодового шотландского виски Macallan Millennium 50-летней выдержки. Раньше я не был большим любителем спиртного, но все изменилось. По крайней мере, теперь я был пьян от вкуса.

— В этом доме четырнадцать спален, Лука. Здесь живем только ты и я. Сколько гостей у нас было за двадцать семь месяцев? О, точно. Ноль. Так что извини, что пытаюсь сделать ее жизнь лучше. Мы не хотим, чтобы эта была.

— Почему бы и нет? Твое присутствие уже слишком, а теперь ты хочешь, чтобы я поболтал с девушкой?

— Она кажется милой.

Да, она была, молодая и свежая, но также и загнанной. Я знал, кто она, дочь монстров Риверсайда, и, возможно, это заставило бы ее достаточно отчаяться, чтобы остаться здесь на некоторое время. Мой дядя был сыт по горло необходимостью нанимать людей.

Я вздохнул и, наконец, повернулся в кресле, обнаружив, что мой бывший лучший друг и нынешний глава службы безопасности критически меня описывал, но также с беспокойством, которое он не мог скрыть, как бы сильно он этого ни хотел, и это раздражало меня. Я не заслуживал и не хотел его беспокойства.

— Я занят.

— Ты занят чем? — он многозначительно посмотрел на мой пустой стол. — Утопаешь в ненависти к себе и жалости к себе?

— Не забывай о саморазрушении, — добавил я, делая большой глоток своего напитка. — Это работа на полный рабочий день.

Он наклонился вперед. — Сейчас десять утра, Лука, — он потянулся за моим стаканом. — Не рановато ли разрушать твою печень?

Я прорычал, убирая от него руку. — Это мое тело, моя жизнь. Я буду делать то, что, черт возьми, захочу. Ты мой начальник службы безопасности, а не мой брат или друг. Помни. Свое. Место, — резко бросил я.

Боль, мелькнувшая в его темных глазах, добавила мучительного груза вины, который я и так таскал с собой каждый день.

— Раньше мы были, — ответил он почти тоскливо.

— Все меняется, люди меняются, — бог знал, что я это сделал. Я даже отдаленно не был тем человеком, которым был раньше, и мне это нравилось. Я прошел путь от ужасающего, великолепного и обожаемого Джанлуки Монтанари, младшего босса самой могущественной мафиозной семьи Восточного побережья, а может быть, и всей страны, до клинически алкоголичной, зверски разваливающейся развалины человека — человеческих отбросов, мечтающих, чтобы каждый его вздох был последним.

Он вздохнул, вставая. — Думаю, я пойду поблагодарю ее, если ты этого не сделаешь.

Я приподнял бровь. — А мне должно быть не все равно, потому что? — я усмехнулся с насмешливой улыбкой. — Доменико влюблен в Белоснежку? — я вздохнул, покачав головой в фальшивом раскаянии. — Если она так невинна, как кажется, я очень сомневаюсь, что она для тебя. Твои странности… трудно проглотить, — я добавил, улыбаясь в свой напиток и допивая его одним глотком.

Его прежняя обеспокоенность и боль превратились в гнев. — Жри дерьмо и умри! — рявкнул он.

Жри дерьмо и умри… как оригинально. Я потянулся к бутылке на полу и наполнил свой стакан.

— Я работаю над этим. Пока, — он развернулся и вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью на всякий случай, если я не знаю, как я его злю.

Так было всегда в последнее время. На самом деле так было последние несколько лет. Сражаться с Домом было гораздо проще, чем признавать масштабы своих проколов.

Я покачал головой и посмотрел на закрытый ноутбук на своем столе… мое окно в мир и к Кассандре Уэст. Она была здесь уже три дня, и она была единственной, кто следовал правилам, и я должен был признать, что ее готовка восхитительна.

Я закатил глаза. Иди на хуй, Дом!

Я открыл ноутбук и вошел в HCS.

«Спасибо за еду, она была восхитительна. Особенно клубничный пирог», — я позволил своему пальцу зависнуть над кнопкой отправки. Стоит ли мне это сделать? Ей за это платили, и щедро, должен добавить. Зачем мне благодарить ее за то, что было буквально ее работой? Я переместил палец на кнопку удаления, но каким-то образом я не смог ее нажать.

Я закатил глаза и нажал «отправить», прежде чем передумал. Зачем я вообще послушал Дома?

Ответ пришел почти сразу, как будто она ждала перед экраном. Может, ей было скучно.

«Спасибо. Я не была уверена, что вам понравится. Я так рада, что вам понравилось. Я готовлю список покупок; есть ли что-нибудь еще, что вы хотите съесть?»

Я покачал головой. Старый Лука ответил бы «твою киску» в мгновение ока и понял бы, к чему это нас приведет… и я был уверен, что она, голая и мокрая, будет на кухонном столе, и я буду есть ее, как свою последнюю еду.

Мой член шевельнулся, и я посмотрел вниз, удивленный. Прошло некоторое время с тех пор, как мой член шевельнулся после своей длительной комы. Обычно он был на аппарате жизнеобеспечения — как и я, не чувствуя ничего, кроме своей постоянной ненависти к себе. Вот что происходит, когда ты становишься настоящим ходячим мертвецом.

«Все, что угодно, мне все равно».

«О, ладно. У вас прекрасный дом, а сады потрясающие. Я исследовала».

Я это знал; конечно, знал — в этом поместье не происходило ничего, о чем я не знал. Я вздохнул и встал, немного пошатываясь. Я не собирался с ней общаться. Я едва справлялся с разговорами с Домом — не для того, чтобы общаться с Астреей, богиней невинности.

Я почесал бороду, когда повернулся к окну, и впервые заметил свое отражение. Я снял все зеркала, к которым имел доступ — мне не нужно было напоминание о том, кем я стал. Сколько времени прошло с тех пор, как я видел себя сейчас? Полгода? Год? Я не был уверен, но недостаточно долго.

Борода и длинные волосы не скрывали, кем я был, что я сделал. Я носил свой стыд, свои грехи на своей коже, и не было никакого забвения, никакого движения от этого — не то чтобы я хотел этого.