Где-то бесконечно далеко над обрывом слышался перестук копыт и слабое ржание. Лошади, потерявшие всадников, беспокойно потоптались на месте, зовя ездоков, а затем ускакали прочь. В груди у обоих похолодело.

Иванов аккуратно положил сломанную руку себе на грудь. Когда её перестали бесцеремонно сжимать, боль утихла. Он повернул голову влево, чтобы кровь выливалась наружу из разбитого рта, а не стекала в горло. Закашлялся, чувствуя, как на каждом движении почти невыносимо раскалённые спицы пронизывают челюсть и как в каждом ушибе боль отдаётся эхом. Про то, что сталось с ухом, он старался просто не думать.

Сказать хотелось многое. И если бы не сломанная челюсть и отвратительно кружащаяся голова, за ним бы не встало. Как назло начало тошнить. Иванов горестно порадовался тому, что утром почти ничего не ел. Не лезло. Как чувствовал, что всё приведёт к подобному.

Алексей на нём чуть шевельнулся, и Иванов прочувствовал каждую косточку в своём теле. Покосил на него взглядом. Алексей был бледным, но на удивление целым.

— Брат? Аполлинарий Кириллович, ты жив? — он почти шептал в страхе.

Аполлинарий Кириллович красноречивым взглядом сказал, что пока ещё жив. И вообще-то он Павел. А вот будет ли жив Алексей в ближайшее время уже не такой решённый вопрос. Иванов сглотнул всё равно накопившуюся во рту кровь. Вкус был мерзким.

Алексей почувствовал, как мурашки побежали по позвоночнику. Понял, что только что второй раз чудом избежал смерти. Камень под ногой вдруг оторвался и покатился вниз. Алексей качнулся, но удержал равновесие. Зашарил ногой по стене в надежде найти выступ, на который можно будет упереться, чтобы меньше давить на брата. Подвернулась удобная ямка, и он медленно перенес вес на ногу. Сердце перестало колотиться как бешеное, и Алексей смог оценить состояние брата. Вид был явно не лучшим. Окровавленное лицо с безобразно опухшей челюстью и багровым месивом на месте уха. Что скрывалось под одеждой, Алексей боялся даже представить.

Ещё раз оглядел раны Павла и вытащил из кармана платок. Белоснежный, из тончайшего шёлка, с затейливо вышитой монограммой. Потянулся приложить к ранам, но остановился, осознав глупость. Павел ответил очень выразительным взглядом, суть которого легко читалась как «убил бы». Откинул голову обратно на камень и прикрыл глаза. Холод от камня успокаивал.

Алексей выпустил из рук платок и случайно отправил его к пистолету. Решительно снял с себя пальто, а за ним сюртук и рубашку. Решительность прерывалась ощутимыми прострелами от потревоженной разбитой спины. Стараясь не давить на тело, положил одежду на живот брата. Ветер, ещё более сильный в ущелье, чем наверху, сразу же обжёг голый торс. Несколько оставшихся иголок сосны оторвало ветром и бросило в плечи. Алексей поёжился. Накинул одежду и торопливо застегнулся. Закусил рубашку, безжалостно порвал её на длинные лоскуты. Сложил один в несколько раз и прижал к месту, где не так давно было целое ухо. Тщательно перевязал, стараясь лишний раз не задевать челюсть. Несмотря на отсутствие опыта, руки двигались ловко и быстро. Алексей задумчиво посмотрел на безжизненно лежащую на груди руку. Как мог, примотал её телу к Павла, чтобы зафиксировать кость. Павел сквозь боль вяло размышлял, не сделает ли его полудурочный брат хуже, но сил открыть глаза уже не было.

Алексей впервые с падения заглянул на дно ущелья, прикидывая, сможет ли он перенести Павла вниз. Далеко внизу текла горная речка и весело брызгала белой пеной. Прямо под ними белую ленту пересекал чёрный штрих, а пена рядом с ним была окрашена в красный. Алексей испытал отвращение, смешанное со страхом. Они тоже были очень близки, чтобы так же лежать, раздробив головы об острые камни. На значительном отдалении от их сосёнки виднелся каменный уступ, достаточно широкий, чтобы двое могли поместится на нём без стеснения. Алексей перевёл взгляд с тела на выступ. Снова на тело. На изломанного Павла. Тяжело осознал, что спуск был бы не лучшей идеей.

Павел лежал недвижим, но грудная клетка медленными волнами ходила вверх-вниз. Речная вода набежала на берег — грудь поднялась на вдохе, плеском звучали сипы. Ушла, оставляя за собой раковины беззубок — грудь впала, изо рта брызнули мелкие капли крови. Алексею стало страшно. Они были одиноки среди гор, и их единственный шанс на спасение заключался в том, что служилые лошади вернутся в знакомое стойло и их с братом начнут искать. Алексей прикинул, сколько времени уйдёт на то, чтобы разыскать двух людей в горах. Подсчёты не утешили. Как бы ему сейчас хотелось оказаться в тёплой, натопленной квартире, закурить трубочку, выпить горячий чай, а не шаг за шагом проигрывать в борьбе с наступающей паникой. «Нет. Мы ещё поборемся!» — мелькнуло в мыслях, и Алексей громко запел строевые марши. Голос неверно дрожал и трясся, а его отголоски, приносимые эхом, наводили жуть.

Тело под ним слегка заворочалось. Павел двинул головой. В ушах нещадно звенело. Он отстранёно подумал, не последствия ли это разбитой головы, но нет, по-видимому это орал Алексей. Хотелось сказать, чтобы тот немедленно заткнулся, но из горла вырвался только булькающий хрип. Алексей сразу же умолк. Склонился над ним.

— Брат?

Но силы совсем оставили Павла. Он снова закрыл глаза и постарался отделить себя от боли. Беспамятство пришло как облегчение.

Алексей с новой силой забеспокоился о его состоянии. Нащупал пальцами пульс на шее. Слишком частый. Алексею вспомнилось, чем его лечили в госпитале. Он подумал, что возможно стоит пустить кровь. Прикинул, чем было бы сподручнее, пока не вспомнил, что и саблю и кинжал унесла лошадь вместе с перевязью. Вздохнул, но на душе стало спокойнее. Каким образом правильно провести кровопускание, он мало представлял, а повредить Павлу очень страшился.

Резко опустилась тьма. Солнце склонилось к горизонту, и теперь его лучи не проникали в ущелье. Стало значительно холоднее, новый порыв ветра проник даже сквозь пальто. Алексей с тревогой посмотрел на брата. Подложил остатки рубашки тому под шею. Мельком коснулся. Прислонил одну руку к своему лбу, а вторую к его. Жар от него можно было почувствовать даже на расстоянии. Алексей не на шутку испугался. Снял с себя пальто, оставшись в одном сюртуке на голое тело, и укрыл им брата. Зябко охватил себя руками: с заходом солнца холод стал невыносим.

Вытерпеть так ему удалось недолго. В скором времени он виновато посмотрел на Павла и забрал пальто. Тоскливо посмотрел вверх. Подмога так и не спешила появиться. Ему пришлось смириться с тем, что, по меньшей мере, эту ночь им придётся провести, застряв в ущелье и находясь на пути всех ветров.

Очень бережно, так, чтобы не тревожить сломанные кости, Алексей начал расстёгивать форму Павла. Вытянул край рубашки из-под повязки. Наклонился — и левая раненая нога не выдержала. Соскользнула. Всем своим весом он навалился на брата.

Тот очнулся и взвыл. Посмотрел на Алексея и как мог попытался оттолкнуть его от себя здоровой рукой. С сожалением подумал о том, что потерять сознание снова не получилось. Чувствительность вернулась в прежней мере. Пока Алексей усиленно пытался снова нащупать опору и восстановить равновесие, он со всех сил сжимал здоровую руку, чтобы не кричать.

Как только Алексей пришёл в равновесие, то сразу почувствовал, как сзади стало задувать. Узкие форменные штаны не выдержали всех перипетий и треснули по шву. Смиренно приняв утрату штанов, он мысленно принёс краткую молитву, чтобы нога просто подвернулась, чтобы это не оказалось вывихом или переломом, однако сгибать ногу в лодыжке приходилось через боль. Алексей перестал моргать, пытаясь скрыть от Павла выступившие слёзы бессилия.

— Прости, пожалуйста. Потерпи ещё немного. Нас уже скоро должны вытащить. Лошади наверняка вернулись в конюшню.

Павел ответил только долгим взглядом. Вздохнул, насколько можно было, не тревожа ушибленных рёбер. Ну да, конечно. Двинулся, как позволял сидящий сверху Алексей и холодный камень под ним. Поудобней пристроил спину. В расстегнутую рубашку стал задувать ветер. Алексей на нём снова зашевелился. Сполз, сколько вышло, по нему вниз. Снял пальто и расстегнул сюртук — звякнули эполеты. Лёг грудью на грудь и накрыл их сверху пальто. Тщательно подоткнул снизу форму Павла, чтобы тому не дуло. Грудь Павла тяжело поднялась, и Алексей вздрогнул от того, насколько тот был горячим. Забеспокоился о том, что он очевидно слишком тяжёлый и чересчур давит, и постарался держаться в полулежащем состоянии, опираясь руками на скалу. Но усталые мышцы долго не выдержали. Когда их начали сводить судороги, Алексей сдался и медленно опустился всем телом. Печально подумал, что на общее количество боли, что он успел причинить брату, это уже мало повлияет. От Павла пахло кровью и больным животным. Алексей только тихо вздохнул.