— Аполлинарий Кириллович, подойди, — на душе скребли кошки. Не так он себе это представлял.

Спина ефрейтора окаменела. С ничего не выражающим лицом он оглядел любопытствующих рядовых. Повернулся и, четко чеканя шаг, подошёл почти вплотную.

Алексей тихим голосом продолжил:

— Я не хочу тебя оскорблять, брат. Но мне нужна дуэль. Пожалуйста.

Иванов чувствовал, что смысл ускользает от него. Двойственность фразы была выше всякого понимания. Он открыл рот, закрыл. Алексей молчаливо ждал. Иванову казалось, что на шее крепче и крепче стягивалась удавка.

— Воля ваша, господин подпоручик.

Помолчал. Добавил:

— Твой отец не простит мне, если я тебя убью, — и тут же пожалел, что не удержался. В голове отголоском прокатилось «и уж зная это, точно меня никогда не полюбит». Тоска-то какая…

Алексей удобнее перехватил трость.

— За час до заката на том же месте, — странно, но в его голосе Иванов не услышал удовлетворения или радости.

Иванов кивнул и пошёл, тая надежду, что больше ему не придётся возвращаться.

Алексей, прихрамывая, направился к командованию.

Освободился он в этот день рано, а потому сидел у окна в своём кабинете и в сотый раз протирал пистолеты. Мысли у него были невесёлыми. Не сложно было понять, что брат ни его, ни его извинений ни видеть, ни слышать не желал. А теперь ещё и посчитал, что Алексей пользуется своим дворянством как прикрытием, чтобы отомстить за простреленное колено. Алексей опустил руку на левую ногу. Под штаниной легко прощупывалась плотная перевязка. Он понадеялся, что хотя бы в этот вечер нога не подведёт его, и он не будет выглядеть жалко.

Закончил чистить пистолеты и зарядил один. В дуло второго вложил пыж без пули. Задумался. Снова причинить вред брату было страшно, потому он зарядил один холостым выстрелом, но как провернуть так, чтобы именно ему достался этот пистолет, Алексей не знал.

Тени удлинились. Алексей поднял склонённую над пистолетами голову, посмотрел в окно:

— Кажется, пора, — сказал себе и стал собираться.

Когда он добрался до места, то сразу увидел ссутулившуюся фигуру Иванова. Алексей старался не торопиться к нему, но ноги бежали сами:

— Ты пришёл!

Иванов покосил глазом. Видеть спешку в Алексее было неприятно.

— Условия те же?

Алексей почувствовал себя так, словно наткнулся на стену.

— Да. Только пройдём немного дальше. К обрыву.

Иванов задрал голову вверх:

— Зачем?

Алексей замялся, не зная как сказать.

— Если упаду, тебе не придётся отвечать.

Иванов подумал, что в случае пропажи подпоручика после сцены им устроенной отвечать ему придётся в любом случае, но решил оставить это при себе.

Алексей успел разжечь во время короткого пути трубку и теперь стоял у края обрыва и нервно вдыхал дым. Закусил мундштук и достал пистолеты. Скрестил пальцы наудачу и протянул Иванову заряженный пистолет. Тот немного удивился, что на этот раз ему не предложили выбрать, но пистолет взял. Заметил свежую царапину на полированном дереве. Вспомнилась предыдущая дуэль. Вызов на неё был куда приятней.

Алексей убрал трубку и тоже взял пистолет. Встал, для устойчивости пошире расставив ноги. Крутанул пистолет в руке и беспечно наставил дуло на ефрейтора. Тот внимательно проследил за ним. Уточнил:

— Начнём по платку?

Вместо ответа было:

— Прими мои извинения. Я виноват перед тобой, — Алексей старался стоять прямо и смотреть в глаза. — Если я каким-либо образом затронул твою честь, прости меня, — он опустил пистолет. Сглотнул. — Можешь стрелять.

Иванов понял, что удавка затянулась. Мышеловка со стальным лязгом захлопнулась. Нитка дёрнулась, и деревянная дверца перекрыла путь к свободе. Искушение выстрелить было велико, но на виселицу не хотелось совершенно.

— Приняты.

— Что? — Алексей смотрел, не понимая. Но из рук пистолета так и не выпустил.

— Ваши извинения, господин подпоручик. Приняты.

Иванов растеряно думал, зачем тогда его вызвал Петропавловский. Рассчитывал, что он не примет извинений и Алексей пристрелит его?

Из Алексея словно резко вынули опору. Напряжённая прямая поза превратилась в позу больного человека, изо всех сил опирающегося на трость. Перенеся значимую часть веса на неё, он отошёл от края. Протянул руку забрать у Иванова пистолет. Тот молча отдал и стал следить за тем, как Алексей разряжает и убирает пистолеты в ящик. Один заряд слишком легко упал на землю. Иванов подошёл и незаметно для Алексея наступил на него. Пока тот закрывал ящик, он успел поднять пыж и осмотреть его. Пули не было. Иванов посмотрел в спину подпоручику. «А ты падла, Алексей. Кириллович. Холостым зарядил один. Наверняка меня прихлопнуть хотел». Стало ещё поганей. Он поднял с земли камень, обмотал вокруг пыж и с размаху бросил в ущелье.

Глава 3. Обрыв

Подпоручик Петропавловский следил за тем, как солдаты маршируют под согласный бой барабанов. В ровном строю сразу бросалась в глаза фигура ростом в три вершка. Алексей задержал взгляд на ней и перевёл на ровные ряды солдат. Бодро гаркнул:

— На кра-ул!

Прошёлся вдоль. Глаз никак не мог привыкнуть среди форменных кафтанов, киверов и сапог встречать бешметы, папахи и ноговицы. Алексей дошёл до солдата с ефрейторскими нашивками. Ефрейтор Иванов на удивление был одет в соответствии со всеми нормами, единственное, что выделялось — фуражка, но фуражки носили здесь все. Алексей задумался, что в обычной ситуации он бы поставил ефрейтора в пример и отдал бы распоряжение остальным привести форму в порядок, но здесь ему в первые недели дали понять, что подобные послабления допустимы. Чего говорить о солдатах, если офицеры позволяли себе предстать перед командующим в архалуке? Алексей отвернул голову от ефрейтора и прошёл мимо, сожалея о невозможном.

Подпоручик стоял в сорока саженях от щита и напрасно мёрз. Выстрелить не получалось вот уже четверть часа. В двух белых линиях на чёрном не добавилось ни одной отметины. Алексей задержал дыхание и заставил себя плавно нажать на крючок спуска. Сапоги обсыпало комьями смёрзшейся земли. Пуля ушла в землю почти под ноги. Алексей решил оставить попытки, пока не навредил себе, и с тяжёлым сердцем убрал пистолет. Проклятые линии застилали взор, даже когда он отвернулся от щита. Только теперь они были не белыми, а чёрными и издевательски преследовали его, куда бы он не посмотрел.

В мишень попасть не мог, а в сердце брата с первого раза попал. Повезло, тот медальон не снял. У Алексея холодели руки, стоило подумать, что бы вышло, если бы брат последовал его примеру. Может, и правильно, что теперь такой как он стрелять не может. Братоубийца. Алексей задрал голову к небу. Небо назло мыслям было не по-ноябрьски чистым и ясным.

И ничего у него с извинениями не вышло. Только хуже сделал. Алексей опустил голову — грязь под ногами явно больше соответствовала настроению. Брат тогда так смотрел. Господином подпоручиком называл. Колено кольнуло. И чем же он его так обидел? Алексей потёр щёку. Рука у Аполлинария оказалась тяжёлой.

Послышались чьи-то разговоры. Подпоручик поднял голову и понял, что за мыслями не заметил, как дошёл до казарм. Хотел пройти мимо, считая низким слушать разговоры, чьим участником не является, но имя брата заставило повременить. Прислушался, чтобы убедиться, не показалось ли ему, а разговор продолжался:

— …возгордился, носа теперь нам не кажет.

— Ещё бы, он теперь Аполлинарий Кириллович, важная птица, его сам подпоручик Петропавловский братом кличет. А все знают, чей сын подпоручик.

— Э, нет, погоди. Велика честь фазаном считать. Да и какой же он фазан? Фазан птица благородная. А это байстрюк.

— О ком вы, братцы? Слушаю вас, а понять не могу. Не было у нас таких в роте.

— Да о Павле, сукином сыне. Крикнул я ему тут намедни табачком поделиться, а он мне челюсть своротил.

Алексей с каменным лицом отошёл от стены. Удержался от искушения заглянуть в окно. Вот, значит, к чему привело его появление. Не мудрено, что брат его видеть не хочет. Как бы ни хотелось зайти и строго выговорить болтавшим солдатам, Алексей удержался. Не стал лишний раз связывать себя и ефрейтора Иванова в сознании людей. Медленно продолжил путь, лихорадочно подыскивая варианты примирения с братом так, чтобы ему снова не повредить.