– Могу себе представить, – отозвалась я.

– Особенно, когда та обозвала ее Сивиллой, – добавила Госс, поглаживая Горацио.

– Ну надо же! – Оказывается, не одна я делаю лингвистические ошибки. Хотя супругу Бэзила Фолти [7]и звали Сивиллой, настоящие сивиллы были прорицательницами и умели предсказывать будущее. Хорошо, если Мероу воспримет это как комплимент, хотя навряд ли… Поскольку Мероу ничего про себя не рассказывает, я понятия не имею, откуда она родом, но ничуть не сомневаюсь: полицейских в тех краях не жалуют.

Впрочем, учитывая нынешнюю обстановку, таких мест в мире пруд пруди.

– А миз Уайт сказала, что именно она ищет среди зелени? – поинтересовалась я.

– Забойные травки! – сострила Госс и зашлась от хохота.

Марихуана в «Пещере Сивиллы»? Забавно. Мероу категорически против наркотиков. У нее можно найти разве что ведьмину летучую мазь или спиртовой настой паслена. И вообще, Мероу за здоровый образ жизни: она даже заговаривает курильщиков, а те под страхом вечной кармической мести расстаются с сигаретой. Даже мою привычку потягивать джин с тоником после напряженного рабочего дня Мероу не одобряет. Уверяет, будто бы это приводит к ослаблению энергии в чакрах. А я ей говорю, мол, мне нравится, когда чакры ослабевают. Так что старшего констебля Лепидоптеру Уайт ждало горькое разочарование, а то и лекция про чакры в придачу.

– Пора закрываться, – объявила я, затворяя дверь и ставни. Госс складывала остатки хлеба в мешок, а я тем временем разместила на стеллаже товар, который можно продать за полцены. Да, дел у меня по горло. Расплатившись с Госс, я проводила ее через черный ход, а сама села суммировать чеки, считать наличность и сортировать банкноты, а потом заполнила приходный ордер банковского вклада. После этого я спрятала деньги в ящик и в сопровождении Горацио проследовала в пекарню. Уфф! Вот и еще один день подошел к концу, а я еле держусь на ногах от усталости.

Дотащившись до банка на углу, я положила деньги на счет, вернулась в пекарню и, переодевшись в спортивный костюм, принялась наводить порядок. Тут всегда есть где поскрести, и это занятие меня успокаивает. В больших пекарнях для этой цели нанимают специальных работников, но я предпочитаю все делать сама. Когда я приступаю к заключительной части – мытью полов, Горацио, по своему обыкновению, с неодобрительным видом удаляется в гостиную. Ну, вот и все! Отжимаю мокрую штанину и выпрямляю спину. Все кухонные принадлежности, бадьи и миксеры отмыты до блеска. Кухня сверкает, посуда тоже, кошачьи плошки вымыты, туалеты засыпаны новым наполнителем, пол отскребла – осталось самой загрузиться в ванну. Снимаю костюм, забрасываю в стиральную машину и нажимаю «пуск».

Обожаю принимать ванну. Налив воды, щедрой рукой плескаю пену, потом еще – после одиннадцатичасового рабочего дня я грязная как прах. Погружаюсь в ванну и лежу, разглядывая роскошный бордюр с танцующими синими дельфинчиками и ощущая себя царицей Савской. На краешек ванны запрыгивает Горацио и, мягко ступая лапками, грациозно дефилирует взад-вперед. И как он умудряется не падать? Играет мой любимый диск: Воэн Уильямс, «Жаворонок все выше». Восторг!

Диск закончился, я поднялась из пены, вытерлась и облачилась в свой любимый наряд – свободное платье до пола из тяжелого темно-бордового шелка с хризантемами. Это единственный подарок моего бывшего мужа, который мне на самом деле нравится и который я бережно храню. Джеймс привез его из очередной командировки. Он вообще много чего привозил. Я, например, немного жалею, что выбросила игрушки из Музея секса в Амстердаме. Кто знает, что было бы, если бы я, следуя инструкции, налила в ту штуковину теплого молока? По всей видимости, ничего хорошего.

Люблю вторую половину дня. С сумкой-холодильником в одной руке и с котом в другой поднимаюсь в сад на крыше – ну прямо как богиня.

Сад сохранился в первозданном виде отчасти благодаря тому, что, пока дом был не в моде, вход на крышу заколотили, и вандалы не подозревали о его существовании. Тут есть башенки и уютные беседки. Горацио направился к своей любимой беседке, увитой розами. Я устроилась на плетеном диванчике, смешала джин с тоником, добавила льда и с наслаждением откинулась на спинку.

Кроме нас в саду была только миссис Пемберти со своей собачонкой по кличке Трэддлс. Признаться, я не жалую друзей человека. Они совершенно не умеют себя вести. Правда, Горацио как-то раз преподал урок хороших манер мопсику миссис Пемберти, и теперь это собачье недоразумение предпочитает обходить нас стороной.

Откуда-то из глубины сиреневых кустов слышалась болтовня мистера Пемберти и Труди. Тут на крышу беседки сел скворец, и на мое платье, плавно кружась, упали потревоженные им розовые лепестки. Горацио с заинтересованным видом наблюдал за птицей, а та в ответ косила на него черные бусинки глаз. Я же тем временем не спеша попивала джин с тоником.

В городе полным-полно бедолаг, которые в это время вкалывают в поте лица, а я вот сижу и расслабляюсь. Согласитесь, приятное ощущение. Я прикрыла глаза. Горацио запрыгнул мне на колени и, спрятав коготки, свернулся теплым клубочком. Мы с ним задремали.

А проснулись оттого, что почувствовали на себе чей-то взгляд. От неожиданности я вздрогнула и расплескала свой коктейль, а Горацио, стараясь удержать равновесие, впился в меня всеми когтями. Кошатники знают – это не со зла. Однако от этого не легче.

– Извините, – пробормотал сидевший передо мной на корточках мужчина.

Я окончательно проснулась и узнала те самые серые глаза.

– Дэниел? Как вы сюда попали?

– Я встретил на улице одну из ваших помощниц. С зелеными волосами. И она объяснила, где вас найти, – ответил он и добавил: – Славный уголок!

– Это верно. Хотите выпить? – предложила я. – Правда, у меня только один бокал.

– А мы будем пить по очереди. В этом платье вы совсем другая, – произнес Дэниел, садясь рядом и беря бокал у меня из рук.

– Мой бывший привез из Китая, – пробормотала я, наливая джин. – Это мое любимое платье.

– Понятно.

Он на самом деле напрягся, услышав «бывший», или мне только показалось? Я плеснула тоника и протянула бокал Дэниелу, чтобы тот пригубил первым. Тот аккуратно отпил. Щеки и подбородок моего гостя уже успели покрыться синевой щетины. Интересно, как часто он бреется?

– Только сейчас заметил, какие у вас необыкновенные глаза, – сказал Дэниел. – На рассвете ничего не разберешь, все цвета размыты. А теперь вижу, они у вас серые. Серые, как море в шторм. – Он протянул мне бокал.

Наши пальцы встретились. Я не нашлась, что сказать. Руки у него были мозолистые, словно он всю жизнь занимался физическим трудом. А ведь я о нем ничего не знаю. Впрочем, разве это важно?

– А вы не… – начал было Дэниел, но тут скворец спорхнул в траву, Горацио спрыгнул с моих колен, устремившись к птице, а противный мопсик миссис Пемберти решил «помочь» моему коту. Внезапно поднялась невообразимая шумиха: мопсик гавкал, скворец верещал, Горацио шипел (даже он на какое-то время потерял самообладание), а мы с миссис Пемберти голосили дуэтом. Когда эта какофония наконец-то стихла, очарование момента – если допустить, что этот самый момент все-таки имел место, – исчезло без следа. Мы снова сели. Горацио принялся умываться, а я вновь наполнила бокал.

– Что привело вас в Австралию? – спросила я, не придумав ничего лучшего для возобновления разговора.

– Я здесь родился, – ответил Дэниел и отпил еще глоток. – А потом переехал с родителями в Израиль, отслужил в армии и вернулся. Мне нравится работать в «Супах рекой». Люблю ночной образ жизни.

– Как Горацио, – сказала я, кивнув на бесстрашного охотника, сидевшего спиной к нам и тщательнейшим образом намывавшего мордочку. Не будь Горацио котом, он бы наверняка покраснел.

– Коты и влюбленные любят темноту, – изрек Дэниел. – А вы? Не всю же жизнь вы были пекарем.

– Откуда вы знаете?

– Секрет фирмы! – улыбнулся он.