Оставшись наедине с Мики, Лев вспомнил, что не умеет утешать детей. Он никогда этого не делал. Младенцев качают на руках, потягивая на разный манер букву «А», но с четырехлетним такое не сработает. А что тогда делать? Неужели разговаривать опять? Кошмар какой-то.
Мики забрался в свою кровать, накрылся с головой одеялом и начал оттуда подвывать. Лев, чуть приблизившись, строго сказал:
- Не плачь.
Он не хотел говорить строго, но так получилось – из-за неловкости.
Вой стал пронзительней – не сработало. Сделав ещё один шаг к кровати, Лев повторил попытку:
- Ну, правда, не реви.
На этот раз Мики высунул заплаканное лицо из-под одеяла и обиженно спросил:
- А чё он такой?!
- Он устал.
- От чего?!
- От всего…
Мики спрятался обратно под одеяло и пробубнил оттуда:
- Я тоже от всего устал!
Льву стало его даже жальче, чем было. Он присел на самый край кровати и утешительно похлопал комок одеяла:
- Ну, ничего… Хочешь, чем-нибудь займемся?
Мики показал заинтересованное личико:
- Чем?
- Чем хочешь?
- Давай споём песенку!
- Песенку? – перепугался Лев.
Он был к этому не готов. Одно дело машинки по полу покатать или в ту же больницу поиграть, а тут… Песни петь!
- Бабушка со мной пела!
- Я не знаю никаких песенок, - оправдывался Лев.
- Вообще никаких? – не поверил Мики.
- Вообще.
- Ты что, глупый?
- Я не…
Лев начал было заводиться, но остановил сам себя: «Так, это глупо, не показывай, что он тебя задел». Да он и не задел, обижаться на четырёхлетних – странно.
- Я знаю одну песню, - примирительно сказал он. – Про Львёнка и Черепаху.
- Это что за песня?
- Из мультика. Ты что, не смотрел?
Мики помотал головой. Лев закатил глаза: дурацкое поколение.
- А что ты смотрел?
Мики начал перечислять:
- Смешарики, Аватар, Губка Боб, Шрек, Симпсоны, Суперсемейка, Подводная братва, Лило и Стич…
Он ещё долго заваливал Льва незнакомыми названиями – остальные он не запомнил. Всё, что видел из этого списка сам Лев – «Шрек» и «Лило и Стич». Но разве там были песни?
- Я не знаю песен, которые знаешь ты, - сделал вывод Лев.
- Ладно, - покладисто отозвался Мики. – Тогда спой свою.
- Про Львёнка что ли?
- Ага.
- Но… - он смутился. – Ты же тогда не будешь петь со мной…
Он отчего-то застеснялся: Льву ещё никогда не приходилось перед кем-либо петь. Хотя нет, тогда, на кладбище, но это само собой получилось, и Пелагея быстро подхватила – так что он даже не успел утонуть в чувстве стыда. Но в остальном, он пел только в школе, на уроках музыки, когда все ребята хором фальшивили – и это было не страшно. А тут в одиночку, перед таким строгим зрителем…
Но Мики его неожиданно поддержал:
- Ты начинай, я слова запомню, и тоже буду петь.
Лев вдохнул, уже готовый затянуть строчку про солнышко, но, не решившись, резко выдохнул и предложил:
- Давай я сначала введу тебя в контекст, чтобы ты понимал, о чём песня, – предложил Лев. – Там Львёнок гулял…
- Где гулял? – тут же спросил Мики.
- Не знаю. По Африке, наверное. В общем, он гулял и услышал, как Черепаха поёт песню…
- А как его звали?
- Кого?
- Львёнка.
Лев задумался, вспоминая.
- По-моему, Р-р-р-р-мяу.
- Р-р-р-р-мяу? – засмеялся Мики. – Я тоже хочу, чтобы меня так звали.
Льву не понравилось, что мальчик всё время отвлекается, и он попытался вернуть его в сюжетное русло:
- В общем, он пошел искать Черепаху, потому что ему очень понравилась её песня, и решил спеть вместе с ней…
- А что такое контекст?
- Ну… Это то, что помогает тебе более точно интерпретировать происходящее.
- А чт…
Лев предугадал, каким будет следующий вопрос – «А что такое интерпретировать?» – и, махнув рукой, как бы обрывая его, сказал:
- Давай уже петь.
Мики в ожидании замолчал, а Лев замолчал, заново собираясь с силами. Так, это же не очень сложно, на похоронах при куче людей сделал то же самое, а тут всего лишь ребёнок. Давай, соберись…
- Ложись, - Мики вдруг подвинулся в своей кровати. – Лёжа сложное делается легким.
Лев не сдержал умильной улыбки.
- А ты откуда знаешь?
- Я когда боялся кровь сдавать, меня положили и стало не страшно.
Лев прислушался к совету: прилёг рядом с мальчиком, оставив при этом ноги на полу. И, чтобы поскорее покончить с этим, запел:
- Я на солнышке лежу-у-у, я на солнышко гляжу-у-у…
Пока Лев первый куплет, он в ужасе представлял, что впереди ещё два, и грешным делом думал, не оборвать ли песню на первом, соврав мальчику, что больше слов в песни нет. Но, пока об этом рассуждал, сам по себе запел и второй куплет:
- Носорог-рог-рог идёт, крокодил-дил-дил плывёт, только я-а-а всё лежу-у-у, и на солнышко гляжу-у-у-у.
Мики покачивал головой в такт его пению и это приободряло Льва: неужели у него даже получается передать какую-то мелодию?
- Рядом львёночек лежи-и-ит, и ушами шевели-и-ит, только я-а-а всё лежу-у-у, и на солнышко гляжу-у-у-у.
Закончив, Лев повернул голову к Мики и тот задумчиво произнёс:
- Я понял, почему ты не хотел петь.
- Почему?
- Потому что ты ужасно поёшь.
Лев фыркнул, рассмеявшись – странно, но это было даже не обидно! К тому же, потом Мики заметил:
- Это ничего. Мама говорит, если кто-то что-то делает плохо, значит, он что-то другое делает хорошо.
Льва царапнуло, что Мики сказал о маме в настоящем времени. Он спросил у него:
- А что ты делаешь хорошо?
- Я хорошо сочиняю сказки, - с гордостью ответил мальчик. – А ты?
- Я даже не знаю, - пожал плечами Лев. – Никогда не сочинял сказки.
- Может, ты рисуешь?
- Не-а.
- Не поёшь, не рисуешь и не сочиняешь сказки… – с грустью заметил Мики.
- И котлеты у меня ужасные, – напомнил Лев.
- Ага! – Мики хохотнул и в этот момент у него громко заурчало в животе. Он опустил голову и виновато глянул исподлобья: – Но я бы их поел.
Они пробирались на кухню, как шпионы: сначала в коридор выглянул Лев, убедившись, что путь чист и за ними не проследует Славин гнев. Следом между дверью и косяком протиснулся Мики, тут же прижимаясь к полу и продолжая свой путь по-пластунски. Не то чтобы этого требовала ситуация, но раз ему так больше нравится, Лев не возражал.
На кухне он заставил мальчика вымыть руки, открыл сковородку с котлетами и, только хотел переложить Микину порцию на тарелку, как тот вытянул руку и взял котлету мокрыми пальцами. Пока Лев думал, сделать ему замечание или промолчать, Мики потребовал: - Дай хлеб.
Лев машинально потянулся к хлебнице, вытащил батон, отрезал от него ломтик и передал Мики – теперь в правой руке мальчик держал хлеб, в левой – котлету. Поежившись, он присел на кухонную табуретку и начал есть, чередуя руки. Лев стоял рядом, решив, что сегодня можно – и так у всех нервы на пределе.
- А Черепаха и Львёнок подружились? – неожиданно спросил Мики.
- Подружились.
- А зачем?
- Как это – зачем?
Мики сказал, как об очевидном:
- Он же лев, он может её сожрать.
- Он не может, - возразил Лев. – У неё же панцирь.
Хотя, наверное, стоило сказать: «Друзей не едят», но вечно к нему правильные ответы приходят с опозданием.
Мики деловито ответил:
- Он может расколоть её панцирь, это легко.
- Ну… он же ещё маленький.
- То есть, когда он вырастет, он её съест?
- Надеюсь, что нет.
Мики доел ломтик хлеба и освободившейся рукой задумчиво почесал коленку. Сказал:
- Надо посмотреть этот мультик.
Он сунул последний кусок котлеты в рот и с набитым ртом проговорил:
- Котеты у тя намальные.
- Спасибо, - Лев сдержанно улыбнулся.
Хотя ему, конечно, было очень приятно. Он даже подумал, ровно на секунду, что дети бывают милыми. Может быть, и есть какое-то странное удовольствие в том, чтобы петь кому-то детские песни и готовить котлеты из детского меню. Но всё равно: сомнительная затея для двух геев.