Литмир - Электронная Библиотека

Оставшись наедине с Мики, Лев вспомнил, что не умеет утешать детей. Он никогда этого не делал. Младенцев качают на руках, потягивая на разный манер букву «А», но с четырехлетним такое не сработает. А что тогда делать? Неужели разговаривать опять? Кошмар какой-то.

Мики забрался в свою кровать, накрылся с головой одеялом и начал оттуда подвывать. Лев, чуть приблизившись, строго сказал:

- Не плачь.

Он не хотел говорить строго, но так получилось – из-за неловкости.

Вой стал пронзительней – не сработало. Сделав ещё один шаг к кровати, Лев повторил попытку:

- Ну, правда, не реви.

На этот раз Мики высунул заплаканное лицо из-под одеяла и обиженно спросил:

- А чё он такой?!

- Он устал.

- От чего?!

- От всего…

Мики спрятался обратно под одеяло и пробубнил оттуда:

- Я тоже от всего устал!

Льву стало его даже жальче, чем было. Он присел на самый край кровати и утешительно похлопал комок одеяла:

- Ну, ничего… Хочешь, чем-нибудь займемся?

Мики показал заинтересованное личико:

- Чем?

- Чем хочешь?

- Давай споём песенку!

- Песенку? – перепугался Лев.

Он был к этому не готов. Одно дело машинки по полу покатать или в ту же больницу поиграть, а тут… Песни петь!

- Бабушка со мной пела!

- Я не знаю никаких песенок, - оправдывался Лев.

- Вообще никаких? – не поверил Мики.

- Вообще.

- Ты что, глупый?

- Я не…

Лев начал было заводиться, но остановил сам себя: «Так, это глупо, не показывай, что он тебя задел». Да он и не задел, обижаться на четырёхлетних – странно.

- Я знаю одну песню, - примирительно сказал он. – Про Львёнка и Черепаху.

- Это что за песня?

- Из мультика. Ты что, не смотрел?

Мики помотал головой. Лев закатил глаза: дурацкое поколение.

- А что ты смотрел?

Мики начал перечислять:

- Смешарики, Аватар, Губка Боб, Шрек, Симпсоны, Суперсемейка, Подводная братва, Лило и Стич…

Он ещё долго заваливал Льва незнакомыми названиями – остальные он не запомнил. Всё, что видел из этого списка сам Лев – «Шрек» и «Лило и Стич». Но разве там были песни?

- Я не знаю песен, которые знаешь ты, - сделал вывод Лев.

- Ладно, - покладисто отозвался Мики. – Тогда спой свою.

- Про Львёнка что ли?

- Ага.

- Но… - он смутился. – Ты же тогда не будешь петь со мной…

Он отчего-то застеснялся: Льву ещё никогда не приходилось перед кем-либо петь. Хотя нет, тогда, на кладбище, но это само собой получилось, и Пелагея быстро подхватила – так что он даже не успел утонуть в чувстве стыда. Но в остальном, он пел только в школе, на уроках музыки, когда все ребята хором фальшивили – и это было не страшно. А тут в одиночку, перед таким строгим зрителем…

Но Мики его неожиданно поддержал:

- Ты начинай, я слова запомню, и тоже буду петь.

Лев вдохнул, уже готовый затянуть строчку про солнышко, но, не решившись, резко выдохнул и предложил:

- Давай я сначала введу тебя в контекст, чтобы ты понимал, о чём песня, – предложил Лев. – Там Львёнок гулял…

- Где гулял? – тут же спросил Мики.

- Не знаю. По Африке, наверное. В общем, он гулял и услышал, как Черепаха поёт песню…

- А как его звали?

- Кого?

- Львёнка.

Лев задумался, вспоминая.

- По-моему, Р-р-р-р-мяу.

- Р-р-р-р-мяу? – засмеялся Мики. – Я тоже хочу, чтобы меня так звали.

Льву не понравилось, что мальчик всё время отвлекается, и он попытался вернуть его в сюжетное русло:

- В общем, он пошел искать Черепаху, потому что ему очень понравилась её песня, и решил спеть вместе с ней…

- А что такое контекст?

- Ну… Это то, что помогает тебе более точно интерпретировать происходящее.

- А чт…

Лев предугадал, каким будет следующий вопрос – «А что такое интерпретировать?» – и, махнув рукой, как бы обрывая его, сказал:

- Давай уже петь.

Мики в ожидании замолчал, а Лев замолчал, заново собираясь с силами. Так, это же не очень сложно, на похоронах при куче людей сделал то же самое, а тут всего лишь ребёнок. Давай, соберись…

- Ложись, - Мики вдруг подвинулся в своей кровати. – Лёжа сложное делается легким.

Лев не сдержал умильной улыбки.

- А ты откуда знаешь?

- Я когда боялся кровь сдавать, меня положили и стало не страшно.

Лев прислушался к совету: прилёг рядом с мальчиком, оставив при этом ноги на полу. И, чтобы поскорее покончить с этим, запел:

- Я на солнышке лежу-у-у, я на солнышко гляжу-у-у…

Пока Лев первый куплет, он в ужасе представлял, что впереди ещё два, и грешным делом думал, не оборвать ли песню на первом, соврав мальчику, что больше слов в песни нет. Но, пока об этом рассуждал, сам по себе запел и второй куплет:

- Носорог-рог-рог идёт, крокодил-дил-дил плывёт, только я-а-а всё лежу-у-у, и на солнышко гляжу-у-у-у.

Мики покачивал головой в такт его пению и это приободряло Льва: неужели у него даже получается передать какую-то мелодию?

- Рядом львёночек лежи-и-ит, и ушами шевели-и-ит, только я-а-а всё лежу-у-у, и на солнышко гляжу-у-у-у.

Закончив, Лев повернул голову к Мики и тот задумчиво произнёс:

- Я понял, почему ты не хотел петь.

- Почему?

- Потому что ты ужасно поёшь.

Лев фыркнул, рассмеявшись – странно, но это было даже не обидно! К тому же, потом Мики заметил:

- Это ничего. Мама говорит, если кто-то что-то делает плохо, значит, он что-то другое делает хорошо.

Льва царапнуло, что Мики сказал о маме в настоящем времени. Он спросил у него:

- А что ты делаешь хорошо?

- Я хорошо сочиняю сказки, - с гордостью ответил мальчик. – А ты?

- Я даже не знаю, - пожал плечами Лев. – Никогда не сочинял сказки.

- Может, ты рисуешь?

- Не-а.

- Не поёшь, не рисуешь и не сочиняешь сказки… – с грустью заметил Мики.

- И котлеты у меня ужасные, – напомнил Лев.

- Ага! – Мики хохотнул и в этот момент у него громко заурчало в животе. Он опустил голову и виновато глянул исподлобья: – Но я бы их поел.

Они пробирались на кухню, как шпионы: сначала в коридор выглянул Лев, убедившись, что путь чист и за ними не проследует Славин гнев. Следом между дверью и косяком протиснулся Мики, тут же прижимаясь к полу и продолжая свой путь по-пластунски. Не то чтобы этого требовала ситуация, но раз ему так больше нравится, Лев не возражал.

На кухне он заставил мальчика вымыть руки, открыл сковородку с котлетами и, только хотел переложить Микину порцию на тарелку, как тот вытянул руку и взял котлету мокрыми пальцами. Пока Лев думал, сделать ему замечание или промолчать, Мики потребовал: - Дай хлеб.

Лев машинально потянулся к хлебнице, вытащил батон, отрезал от него ломтик и передал Мики – теперь в правой руке мальчик держал хлеб, в левой – котлету. Поежившись, он присел на кухонную табуретку и начал есть, чередуя руки. Лев стоял рядом, решив, что сегодня можно – и так у всех нервы на пределе.

- А Черепаха и Львёнок подружились? – неожиданно спросил Мики.

- Подружились.

- А зачем?

- Как это – зачем?

Мики сказал, как об очевидном:

- Он же лев, он может её сожрать.

- Он не может, - возразил Лев. – У неё же панцирь.

Хотя, наверное, стоило сказать: «Друзей не едят», но вечно к нему правильные ответы приходят с опозданием.

Мики деловито ответил:

- Он может расколоть её панцирь, это легко.

- Ну… он же ещё маленький.

- То есть, когда он вырастет, он её съест?

- Надеюсь, что нет.

Мики доел ломтик хлеба и освободившейся рукой задумчиво почесал коленку. Сказал:

- Надо посмотреть этот мультик.

Он сунул последний кусок котлеты в рот и с набитым ртом проговорил:

- Котеты у тя намальные.

- Спасибо, - Лев сдержанно улыбнулся.

Хотя ему, конечно, было очень приятно. Он даже подумал, ровно на секунду, что дети бывают милыми. Может быть, и есть какое-то странное удовольствие в том, чтобы петь кому-то детские песни и готовить котлеты из детского меню. Но всё равно: сомнительная затея для двух геев.

122
{"b":"936230","o":1}