Что бы ты ни сделал, я всё равно тебя люблю.

Может, из всего, что произошло, моя непроходящая любовь к тебе – самое странное?

Остальное – жутко, но не странно. Теперь всё случившееся казалось Льву очевидным. Закономерным. Как он раньше не понял?

Лев так глубоко задумался, что упустил момент, когда к ним вышел лечащий врач и предложил Славе пройти в палату. Пока тот медленно отрывал себя от сидения, Лев, уже вскочив на ноги, спрашивал:

- Как он? Что с ним?

- Критический момент позади, состояние стабильное, – коротко ответили ему. – За жизнь можно не опасаться.

- А за всё остальное? – вяло спросил Слава.

Он выглядел таким скучающим – будто дома его ждали дела поинтересней, но приходилось торчать в больнице. Лев понимал, что Слава кажется таким от усталости, но всё равно переживал за то впечатление, которое он может создать у медиков.

- Он в сознании? – следом спросил Лев.

Врач предпочел ответить именно на его вопрос:

- Глубокий сон. Скорее всего, до завтра не проснётся.

А про «всё остальное» так и не сказал. Велел идти домой. Сказал не переживать. Пообещал позвонить, когда Мики проснётся. Лев бесконечно повторял про себя: «Сделайте ему МРТ. Пожалуйста. Вдруг там органика?», но почему-то так и не попросил об этом вслух. Утешил себя: если что-то с мозгом, это будет сразу понятно. Память отшибет. Речь потеряет. Крыша поедет. Так, хватит на сегодня съезжающих крыш… И не съезжающих — тоже. Вообще с крышами — всё.

Слава помотал головой:

- Он ничего не поймёт и испугается. Мне надо быть с ним.

Врач охотно откликнулся:

- Это возможно, вас могут разместить вместе с ребёнком.

- Нет, – вклинился Лев. – Не надо.

Слава готов был начать с ним спорить, но он схватил его за рукав толстовки, увлекая за собой и одновременно прощаясь с врачом:

- Спасибо. Совместная госпитализация не нужна. До свидания.

Льву было жаль, что при других людях приходится хватать Славу вот так: за одежду, за кисти рук, за места выше локтя. На самом деле ему бы хотелось его обнять, а не тащить за рукав, как собаку на поводке.

Зажав Славу в углу между кофейным автоматом и папоротником в горшке, Лев заговорил - жестко и с расстановкой. Он так не планировал, но сбился с мягкого тона уже на третьем предложении.

- Ты не будешь лежать с ним в больнице, ты пойдешь домой и поешь. А с завтрашнего дня я беру отпуск, и мы вместе идем к врачу... Да, в психушку, и не надо так на меня смотреть! Я буду проводить с тобой каждый час твоей жизни, но ничего приятного можешь не ждать. Ты будешь лечиться. И, если окажешься хорошим пациентом, я, так и быть, буду придерживаться перед твоей мамой легенды, что Мики… ну, не знаю, переел арбузов? Сам придумаешь. Но если ты заставишь меня хоть на секунду усомниться в том, что тебе можно доверять ребёнка, я расскажу ей о сегодняшнем дне в мельчайших подробностях. Можешь быть уверен, я их никогда не забуду.

Слава спросил, вглядываясь в лицо Льва:

- А что будешь делать ты?

- Я же сказал: проводить с тобой каждый час нашей жизни.

- Я имел в виду, потом… Когда я вылечусь. После отпуска.

Лев повторил, как попугай:

- Я же сказал: проводить с тобой каждый час нашей жизни.

- То есть, ты…

Слава сбился, и Лев решил разом поставить точку в этом вопросе:

- Я съеду сегодня с той квартиры, я буду жить с вами.

Славины губы изобразили подобие улыбки – впервые за многие недели (или месяцы? Или годы?) Лев снова увидел свою любимую ямочку.

- Каждый час всё равно не получится, - заметил Слава. – Если ты всё-таки планируешь выйти из отпуска.

- Значит, каждый день, - поправился Лев. – Каждый день нашей жизни.

- Каждый день нашей жизни… - шепотом повторил Слава.

Лев поцеловал его в лоб, аккуратно притянул к себе за плечи и всё-таки прошептал на ухо то, о чём думал перед дверью реанимации:

- Прости, что я тебя ударил. Я очень испугался.