Переведя дух и немного выплеснув эмоции, гвардейцы двинулись дальше. Здание ещё было зачищать и зачищать, а оно, было не одно такое в их секторе ответственности.

На этаж выше часто затрещали автоматы и заухали дробовики. Бахнула граната.

Пауль снова подхватил штурмовой щит и двинул к лестнице. На душе было гадко. В памяти, ярко запечатлелись кадры красивой молодой девчонки с фиолетовыми волосами и кольцом в носу, изломанной куклой оставшейся лежать на полу в луже крови. На последок, она успела дать очередь из короткого штурмового пистолета-пулемёта, прежде чем её жизнь прервала ответная очередь гвардейца. Пауль никак не мог понять этой исступлённой, алогичной ненависти антифа к патриотам Германии. Как же нужно было промыть мозги этой молодёжи, тем же женщинам, что они так исступлённо защищали тех, кто насиловал и убивал их самих, отлавливал для отправки в подпольные бордели, барыжил наркотиками и занимался бандитизмом? Поддерживать правительство, которое под разговоры о борьбе за экологию, постоянно поднимало тарифы на энергию и убивало отечественную промышленность и сельское хозяйство запредельной регламентацией всего и вся на радость конкурентам. Правительство и политику, при которых жизнь становилась всё сложнее и дороже. И это непонимание таких простых вещей, распаляло в душе простого немецкого парня ещё большую ненависть ко всей этой политической шушере что вела к гибели его родную страну. Ко всем этим проповедникам новой культуры и этики, почему то, не касавшейся мигрантского отребья живущего за счёт нормальных, законопослушных налогоплательщиков и плевавших на законы и культуру принимавшей их страны.

Вслед за непониманием, в душе парня полыхнула уже откровенная злоба и ненависть. Всю эту нечисть, что уничтожала Германию, следовало выжечь калёным железом. Всех этих политиков, общественных деятелей, мигрантов и паршивых овец, что с исступлением защищали волков, что их же и резали. Если человек сам, по доброй воле готов превратить сам себя в некое уродское нечто не имеющее ни пола, ни собственного мнения, а глупо плывущее по течению навязываемому политикой правящего сообщества, да ещё и агрессивно отстаивающий право этого сообщества навязывать всем остальным необходимость превратиться в такое же безликое ЧМО, то пусть будет готов к тому, что кто то другой, так же агрессивно станет этому сопротивляться в отстаивании собственного права быть самим собой!

Примером для подражания национальных гвардейцев была Венедия и Российская империя. Никакого заигрывания с гендерами, женщины, это женщины, мужчины, это мужчины, всё! Ноль терпимости к неуважению мигрантами местных культур, законов и обычаев! Никакого бодипозитива и прочего уродства превращающего человека в непонятное нечто из свисающих складок жира, или обилия партаков на теле, особенно у женщин выглядевших от такого ещё более отталкивающе, пирсинга во всевозможных местах, неприличной одежды уродующей человека, кричащих расцветок в причёске. И законы, защищающие всё это, а так же семью, без мракобесия в воспитании современной либеральной повесточкой. Здоровый рационализм в законах и свобода от мелочного контроля со стороны государства.

Тоже что творилось на данный момент в Европе и конкретно в Германии, Пауль был готов выжигать железом и кровью. Этот запаршивевший организм следовало лечить, даже если ему будет очень больно. Потому что в ином случае — смерть! Страна просто сгниёт сожранная толпами полудиких мигрантов и своих обезумевших леваков из либерального лагеря.

Эрих Бергер, гвардейский комтур оперативного района, озабоченно уставился на карту города и окрестностей. Обстановка складывалась сложнее, чем они рассчитывали. Национальная гвардия быстро мобилизованная из заранее подготовленных членов партии и неофициальных дружин, откровенно зашивалась мотаясь по всему Бранденбургу в попытке решить сразу множество горящих задач.

В отличии от соседнего Мекленбурга — Передней Померании, в Бранденбурге, монархисты и союзники не имели такого подавляющего преимущества в правительстве и парламенте Федеральной Земли. Да и само правительство с парламентом больно долго раскачивалось для принятия необходимой декларации и воззвания к народу. Так что противник смог неплохо мобилизоваться, подтянуть резервы из западных земель и теперь, гвардейцам приходилось довольно туго. Их и было то не так много, как хотелось бы. Каких то тридцать тысяч, далеко не все из которых прошли необходимую подготовку. Да ещё и полиция и армия, на которых очень рассчитывали, не везде, а скорее, едва в половине случаев, поддержала восставших. Так что антифа, ещё получив оружие из полицейских и военных арсеналов решительно вступили с гвардейцами в противоборство. По всему было видно, они так же управляются чьей то невидимой рукой.

А ещё обычные граждане вышедшие на акции протеста против сецессии дополнительно осложняли обстановку. Антифа очень умело пользовались прикрытием толпы. Сторонники левых идей, привыкшие к безнаказанности, попытались агрессивно нападать на гвардию и поддержавшую её полицию, очень быстро получили вслед за струями воды из водомётов и порций слезоточивого газа, реальные пули. Тем более что сами антифа, открыли огонь первыми. Довольно быстро, это привело к пролитию крови среди обычных, непричастных людей, что серьёзно портило имидж восставших, но отступать никто не собирался. Из Мекленбурга и Венедии уже прибывали подкрепления, а сама гвардия начала вербовку сторонников среди недовольного федеральными властями населения. Главное, за восставшими, было всё же преимущество лучшей организации и инициативы.

Руководство гваридии оперативно реагировало на беспорядки устраиваемые протестующими и занималось превентивным отловом и изоляцией потенциальных противников и представителей власти из противоположного лагеря. Только так, парализовав управление противника, можно было рассчитывать на победу. Пока политики, далеко не все из которых были в курсе масштабной подготовки к нынешнему действию ещё спорили о мерах и способах борьбы, гвардия уже делала свою работу, расчищала политическое и общественное пространство для победы своего дела.

— Абель, бери своих и выдвигайся к Рейхстагу на усиление наших. Приказ прежний, никого не впускать и не выпускать! — Приказал он командиру одной из рот.

Тот коротко козырнул и умчался исполнять приказ.

С федеральным парламентом вышла проблема. Его окружил батальон верных федеральному правительству войск с танками и бронетранспортёрами. А плюсом к ним, на защиту своих марионеток успел подойти танковый батальон американской армии. Больше, таких проколов гвардейцы не допускали. Американские силы в восточных землях были показательно заперты на своих базах минированием всех выездных дорог. Пара попыток проехать и разминировать, закончилась подрывами техники и сапёров. Но было ясно, американцы на этом не успокоятся. Просто так сдавать восточные земли Германии они были не намерены.

Дитрих Хартманн, майор танковых войск устало потёр глаза и снова вгляделся в картинку транслируемую танковым прицелом. Последние дни выдались не из лёгких. Постоянное нервное напряжение и игра с огнём.

Восстание в восточных землях случилось совершенно неожиданно, хотя давно уже и с нетерпением ожидалось. Правда не всеми, далеко не всеми! Но сторонников Венедии и противников нынешнего курса правительства в офицерском корпусе Бундесвера хватало. Вот только командир танкового полка, полковник Келлер, карьеристская скотина, был до крайности этим возмущён и с готовностью откликнулся на приказ федерального правительства выдвинуть его полк на помощь верным правительству войскам на Берлин. К несчастью для него, с этим были согласны далеко не все и в первую очередь, его заместитель майор Хартманн, давно задвигаемый в карьерном продвижении из за недостаточно хорошо скрываемой симпатии к Венедии и антипатии к проводимой в Германии политике. В армии было полно тех, кто был очень недоволен политикой проводимой руководством страны, но поделать ничего не мог. И что самое интересное, в правительстве неплохо себе представляли настроения царящие в офицерском корпусе бундесвера, но так же, ничего особо поделать с этим не могли. Нельзя было избавиться от лучших армейских офицеров и не развалить окончательно армию. Но вот что политики могли, так это поставить во главе армейских волков, карьеристских баранов из смотрящих в рот политикам немногих, поддерживающих правительство офицеров, а то и вовсе, обычных политиков, надевших погоны, что бы держать в узде подчинения и вертикали власти, остальных офицеров.