— Ну вот и все, сейчас мы парня закинем тут неподалеку, и я вас мигом домчу до пансионата.
— Мы уже чуть не сварились тут, вас ожидая, — недовольно проворчала мамочка, пытаясь усадить непоседливую девочку на место, но та упрямо пыталась высунуться чуть ли не по пояс в открытое окно.
— Не переживайте, девушка, — жизнерадостно ответил ей водитель. — Сейчас поедем, ветерком вас немного обдует и станет совсем хорошо. Посмотрите, как вокруг здорово. Наслаждайтесь моментом! Южное солнце припекает, повсюду горы самых вкусных фруктов, песочек на пляже золотистый, как перина, а водичка просто парное молоко.
— Хотелось бы побыстрее добраться до всего этого, — буркнула недовольная мамочка сзади.
— Один момент, и вы все это увидите сами.
Ашот резво сдал назад и, вырулив на дорогу, рванул со всей возможной скоростью. Он оказался прав, мы доехали буквально минут за десять, оказавшись на небольшой улочке, ведущей вниз к Лиману, перед старыми железными воротами с калиткой. Пять рублей, конечно, многовато за такой короткий путь, но мне уже было все равно, быстрее бы устроиться и сгонять на море. Я с трудом определился на местности, уж очень тут было все по-другому, чем много лет спустя, когда я бывал в этих местах. Но общее местоположение дома я понял и прикинул, что пешком до моря здесь минут пятнадцать неторопливым шагом. С густо заросшего камышом лимана, до которого здесь рукой подать, конечно, могут залетать комары, а до фумигаторов здесь еще дело не дошло. Придется придумывать что-то от кусачих насекомых.
Ашот первым прошел через калитку, я вошел вслед за ним. Мы очутились в длинном дворике, густо засаженном разной зеленой растительностью. Над головами у нас по натянутым направляющим густо вился виноград, даря тень и прохладу, он был еще преимущественно зеленым, но кое-где на свисающих густых тяжелых гроздьях уже начинали наливаться спелой чернотой крупные ягоды. Слева от ворот стоял добротный кирпичный хозяйский дом, а справа тянулась легкая постройка с множеством дверей и окон, которая, по всей видимости, и была предназначена под сдачу отдыхающим.
Рядом с одной из раскрытых настежь дверей сидел парнишка лет пяти и увлеченно возил машинку без одного колеса по выщербленной от времени бетонной дорожке, пытаясь переехать железных солдатиков, разбросанных вокруг него. Вырастет, я бы ему права не давал, мало ли привыкнет вот так кататься по беспределу. В стоящей чуть в отдалении старой беседке, тоже густо увитой виноградом, сидела девчонка лет шестнадцати-семнадцати на вид и читала книгу. При нашем появлении она подняла голову, на миг задержалась на моей личности, а когда я залихватски ей подмигнул, она, вспыхнув до корней волос, снова уткнулась в книгу.
— Степановна, посмотри, какого я тебе симпатичного постояльца привез, — громко сказал Ашот, увидев полную женщину лет шестидесяти в цветастом халате, которая шла по двору с большой миской, полной красных спелых помидоров. Женщина подошла ближе и придирчиво окинула меня взглядом с ног до головы.
— Молодой слишком, — проворчала она, ставя миску на рассохшуюся деревянную скамейку рядом с нами.
— Так я же тебе его и не в качестве жениха предлагаю, — громко заржал Ашот. — Он на месяц хочет снять твою дальнюю комнату. Возьмешь?
— А чего бы и не взять, коль в цене сойдемся, — кивнула она и продолжила, — пойдем, я тебе комнату покажу.
Мы вместе прошли через весь двор к небольшому покосившемуся деревянному сарайчику, с грубо сбитой из потемневших от времени и рассохшихся досок дверью и покрытого крышей из старого, усыпанного опавшей листвой шифера. Слева от входной двери располагалось небольшое окно с шестью квадратами стекол, закрепленных на наборной раме деревянными штапиками, и засиженных мухами. Хозяйка откинула простой железный крючок, на который запирался этот местный Форт-Нокс и открыла дверь.
Я зашел внутрь и огляделся. Изнутри сарайчик был почти таким же, как и снаружи, старым, повидавшим много на своем веку, но, на удивление, опрятным и чистеньким. Площадь всего метров восемь. Узкая металлическая кровать с панцирной сеткой, застеленная и покрытая сверху зеленым хлопковым покрывалом, небольшой старый двустворчатый шкаф светло-коричневого цвета с покосившейся дверью, маленькая тумбочка в изголовье кровати. У второго окна, расположенного напротив входа, стоял небольшой деревянный столик, застеленный белой клеенкой с цветочками и две деревянные табуретки. А мне, ей богу, все нравится. Меблировка сарайчика минималистична, а много ли мне одному надо? Зато буду проживать как король один и без соседей.
— Туалет и летний душ во дворе. — прервала мои размышления хозяйка и поинтересовалась: — Ну что подходит?
— Подходит, — кивнул я. — Ашот сказал цена три рубля за ночь?
— Да, доплатишь еще три рубля, буду кормить три раза в день, — ответила мне хозяйка.
— Соглашайся, — закивал мне Ашот. — Степановна готовит так, что пальчики оближешь, сам бы каждый день у нее столовался, да времени сюда ехать нет.
— Согласен вместе с питанием. Хочу заселиться предварительно на месяц, а там посмотрим, — подтвердил я свое первоначальное решение.
— Ну вот и хорошо, — обрадовался Ашот, — пойдем к машине за твоим рюкзаком, а то мне еще других пассажиров в профилакторий везти надо.
Я прошел за Ашотом, забрал свой рюкзак из багажника и, расплатившись с ним, вернулся обратно. Девчонка в беседке исподтишка глянула на меня, когда я проходил мимо, и я опять подмигнул ей, а она, прыснув со смеха, приняла неприступный вид и снова уткнулась в книжку. Хозяйка ждала меня внутри сарайчика. Она уже принесла чистую постель, которая аккуратно сложенная лежала на кровати. Сейчас она вытирала старой тряпкой пыль со стола. Услышав мои шаги, хозяйка развернулась и строго на меня посмотрела.
— В общем так Юра, меня зовут Надежда Степановна, я хозяйка этого дома и по всем вопросам можешь обращаться ко мне. В комнате не курить, водку не пить и девок не водить.
— Понял вас, Надежда Степановна, — я поставил рюкзак на пол, — а меня Юра зовут. Можете не беспокоиться, я спортсмен, не курю, не пью и по девочкам не пока бегаю, потому как молод ышшо. Спорт нынче– это наше все.
— Ну вот и хорошо, — сразу подобрела Степановна. — За вещички свои не волнуйся, у нас тут не воруют. Люди отдыхают хорошие, семейные, все с детками. Один ты без семьи, поэтому тебе сарайчик и сдаю. Давай сразу расплатишься, за сколько ты сейчас сможешь.
— Да, я сразу за месяц вам дам сто восемьдесят шесть рублей и еще сто четырнадцать рублей сверху, чтобы у вас в доме лежали на всякий случай. — Сказал я, положив на стол триста рублей, оставляя себе пятьдесят пять рублей на мелкие расходы.
— Хорошо, — довольно кивнула Степановна. — У нас хоть и не воруют, а у меня в доме твои деньги целее будут. В общем располагайся. Если хочешь, я тебя сейчас покормлю. Завтрак у нас обычно в восемь, обед в час, а ужин в шесть вечера. Опоздаешь, ничего страшного. Я подогрею потом.
— Спасибо, поем с удовольствием, а то я, признаться, порядком проголодался в дороге, — обрадовался я предложению.
— Подходи минут через десять, там во дворе есть стол под навесом, я пока тебе все вынесу и накрою.
* * *
Уже через десять минут я, переодевшись в легкие шорты, майку и сланцы, с аппетитом хлебал густой наваристый борщ с большими кусками мяса. Передо мной еще стояла тарелка макарон с большой котлетой и миска салата из свежих огурцов с помидорами и зеленью, все это великолепие было заправлено одуряюще пахнущим кубанским душистым маслом. Если здесь так кормят каждый день, то я точно не прогадал с выбором места базирования. Набив живот до отвала, я решил не тянуть и разведать окрестности. Поэтому, заперев свой сарайчик на навесной замок, который лежал вместе с ключом на подоконнике, я вышел со двора и, пройдя совсем немного, оказался на улице Черноморской, по которой Ашот меня и привез сюда.
Если пройти по главной дороге еще пару километров, то она перейдет в самую длинную улицу Анапы — Пионерский проспект, который тянется больше чем на десять километров параллельно береговой линии через поселок Джемете и и так до самой Анапы. Вдоль этой длинной улицы и расположены основные пионерские лагеря и базы отдыха, которыми славится этот курорт. Мне в Анапу не нужно, поэтому я не пошел по главной дороге, там, где она делала поворот на Пионерский проспект. Вместе с другими отдыхающими, направляющимися после обеда на пляж, я спустился по дорожке вниз к песчаным дюнам и уже буквально через пять минут, пройдя между двумя заросшими зеленью высокими дюнами, вышел на широкий, метров под двести, от моря до дюн, песчаный пляж. Море пенилось барашками небольших волн, сверкало отраженными солнечными лучами, и было какого нереально сине-зеленого цвета. Как же я соскучился по этому чудесному виду! Как будто сто лет не был на море. Весь пляж у берега был усеян загорающими людьми, напоминавшими колонию морских котиков, подставляющих свои бока теплому солнышку. Я, держа в руках свои сланцы, шел по обжигающе горячему песку и глупо улыбался, наслаждаясь ярким солнцем, этим горячим песком, гулом многочисленных людских голосов, шумом прибоя и запахом моря.