— О такой ученице, как ты, можно только мечтать. Ты еще прославишь мое имя. — Подмигнул заговорщически и добавил: — А, кроме того, таким людям, как твой отец, не отказывают.

И все. Больше она ничего не смогла от него добиться.

Но что беспокоило ее больше всего, так это человек по имени Атанас. Он был правой рукой ее отца, пользовался его безграничным доверием и, судя по всему, был посвящен во все его дела. Это был огромный детина, косая сажень в плечах, с грубым типом и кудлатыми черными волосами. Глубоко посаженные глаза под густыми бровями и покатый лоб делали его похожим на гориллу. Сходство довершали перебитый, как у боксера, нос и длинные руки с пудовыми кулаками. Очень впечатляющий типаж. Она как-то набросала его портрет, показала Ивану. Тот долго смеялся, похвалил, а потом посоветовал выбросить. И она почему-то послушалась.

Поначалу Атанас был подчеркнуто, любезен с ней, насколько он вообще мог быть любезен, но со временем становился все более фамильярным, и это не нравилось ей. В его присутствии она почему-то не чувствовала себя в безопасности и старалась не оставаться с ним наедине.

Вообще ее новый жизненный уклад все сильнее тяготил ее. У нее не было друзей, она нигде не бывала. Единственным человеком из внешнего мира был Иван, и она каждый раз ждала его прихода как особенного подарка. Люди, постоянно присутствовавшие в доме, не нравились ей, и она инстинктивно сторонилась их.

Ее любимым временем стали часы раннего утра, когда солнце только-только встает, а жемчужное небо сливается с морем и невозможно отличить одно от другого. Тихо, чтобы никого не потревожить, она выскальзывает из дому и идет по дорожке к пляжу. Гларусы, пернатые хозяева побережья, как будто только и ждут ее прихода, чтобы вылететь на утреннюю охоту. Они снимаются с пирса огромной бело-розовой стаей, медленно описывают круг над ее головой и исчезают в искрящейся дали.

Виолетта на пирсе совсем одна. Она раздевается и, описав изящную дугу, уходит под воду. Прохладные струн ласкают ее обнаженное тело, оно сливается с морем. Теперь они одно целое. Неописуемое ощущение! Стоило пересечь половину Европы, чтобы понять, какое это наслаждение — купаться голой. Виолетта была воспитана в достаточно строгих правилах, чтобы не посещать нудистские пляжи у себя на родине, да она и не знала, были ли они там. Даже новая мода на купание «топлесс» — без верха — оставила ее равнодушной. Она не любила обнажаться при посторонних. И только уединение частного пляжа и ранние утренние часы позволили ей испытать это невиданное доселе удовольствие.

Однажды утром Виолетта по своему обыкновению беззаботно плескалась в волнах. Море слегка штормило. Она легко подныривала под волны, кувыркалась, штопором уходила на дно, наслаждаясь невесомостью своего тела. Вода была хороша, но прохладнее, чем обычно. Виолетта скоро замерзла и поплыла к пирсу. Вдруг она увидела, что на пирсе стоит какой-то человек. К своему ужасу, она узнала Атанаса. Он стоял, широко расставив ноги, и внимательно наблюдал за ней. Виолетта подплыла ближе и остановилась, не зная, что ей делать дальше. Атанас молчал, насмешливо глядя на нее, и уходить вроде не собирался. Она подплыла к лесенке, ведущей из воды, ухватилась за поручень и замерла. Все удовольствие куда-то улетучилось. Ее колотило от холода, зубы стучали, руки онемели.

Атанас подошел к лесенке, присел на корточки и протянул ей руку:

— Вылезай! Ты уже синяя вся.

— Уходи, — еле выговорила Виолетта.

Внезапно накатившая волна предательски накрыла ее с головом. Она вынырнула, кашляя и отплевываясь. Волосы залепили глаза. Она попыталась откинуть их назад, на мгновение отцепилась от лестницы и вновь ушла под воду.

Когда она вынырнула, Атанас уже стоял на лесенке по колено в воде. Он поймал ее за руку и потянул на пирс. Она вдруг почувствовала, что совсем выбилась из сил. В изнеможении опустилась на дощатый настил, подтянула колени к груди и обхватила их руками. С нее лило в три ручья. Атанас принес полотенце, набросил на нее и принялся вытирать. Его огромные ручищи, будто невзначай, касались ее тела, гладили через полотенце грудь, становясь все настойчивее. От него исходила мощная волна грубой силы. Виолетта чувствовала себя совершенно беспомощной в его руках. Теперь она поняла, почему при встрече с ним ее охватывало необъяснимое ощущение опасности.

Улучив мгновение, она вывернулась из его рук и бросилась к своей одежде, бесформенным комочком брошенной на краю пирса. Он вскочил и устремился к ней. Виолетта в смятении обернулась, туго стягивая полотенце на груди.

— Брось эту тряпку, — скомандовал Атанас. — Без нее ты выглядишь гораздо лучше. Грешно прятать такую красоту.

Он быстро шагнул к ней. Виолетта не успела сообразить, как все это получилось. Одним прыжком она обошла его сбоку, сделала подножку и, роняя полотенце, обеими руками изо всех сил толкнула в плечо. Атанас потерял равновесие и полетел в воду. Виолетта подхватила свои вещи, быстро натянула джинсы и майку и бросилась бежать к берегу.

У калитки она столкнулась лицом к лицу с одним из охранников. Судя по насмешливым искоркам в его глазах, он все видел. Виолетта кивнула ему на бегу и скрылась в доме.

Ее первым побуждением было рассказать обо всем отцу. Уж он-то сможет защитить ее и поставить наглеца па место. Но, поразмыслив, она решила не торопиться. Если Атанас смеет так вести себя с дочерью хозяина, значит, здесь что-то кроется. Ей надо сначала самой во всем разобраться.

Чашка с остывающим кофе. Мерцающий экран компьютера. Слова, которые никак не хотят складываться в связный текст.

— У меня будет ребенок. — Голос ее прозвучал странно гулкой пустоте комнаты.

— Что ты сказала? — спросила, заглянув в комнату, мать.

— Да так, ничего. Болтаю с Алоизнем.

— Ну-ну.

И тут раздался звонок в дверь. Раскатистый и требовательный. Так может звонить только человек, уверенный, что его здесь ждут.

— Ты кого-нибудь ждешь?

— Никого.

— Яоткрою. — сказала Лика и, как была, босиком побежала к двери.

На пороге стоял Митя, полускрытый огромным букетом цветов. Потрясенная Лика что было силы вцепилась похолодевшими пальцами в дверной косяк. В горле застрял комок.

— Ты!

— Вот приехал испортить тебе свадьбу. Страдал, страдал, мучился, мучился, а потом подумал — уж если гы такая дурища, почему и я должен быть таким же. И вот я здесь, наглец наглецом. Примчался уводить невесту из-под венца. Не опоздал?

— О какой невесте речь? — спросила Анна Владимировна, очень кстати появившаяся в прихожей.

— Сама не пойму. Митя — ты его помнишь, мама?

— А как же!

— Митя приехал ко мне на свадьбу.

— Вот даже как!

— А где фата и прочие прибамбасы? Где гости, наконец? Я приготовил речь. — Митя выпятил грудь и орлом посмотрел вокруг.

— Вынуждена тебя огорчить. Речь отменяется. Никакой свадьбы нет.

— И не предвидится?

— Нет.

— Это точно? Я не ослышался?

— Да нет же, говорю тебе.

Митя опустился на одно колено, театрально прижал одну руку к сердцу, в другой, как факел, пылал букет. Удивительно, что даже в этой комичной позе он выглядел естественным. Лика уже отвыкла от его приколов, и теперь будто студенческим вольным ветром повеяло. Что он еще отмочит?

— Выходи за меня замуж, — сказал он вдруг совсем другим, серьезным, голосом. Искорки смеха в глазах потухли. — И не говори «нет», не поверю.

— Двоеженство у нас запрещено.

«Господи, какую чушь я несу, — подумала Лика. — Редкостную чушь. Разве это я хотела сказать ему?»

— Да я уже сто лет как развелся! И не женился бы вовсе, если бы меня не окружали такие прикольщицы. У Вики свои приколы, у тебя свои, а я один.

— Я, пожалуй, пойду, покормлю Ларисиных кошек, — сказала Анна Владимировна и исчезла за дверью.

Митя продолжал:

— У одной эпохальная любовь, у другой ребенок какой-то мифический.