Он стоял у входа, небрежно прислонившись к стене, и смотрел на нее через зал. Безупречно элегантный, в белом смокинге, алая бабочка на белоснежной рубашке, изломанная полоска темных усиков над верхней губой. Истинный лондонский денди в компании нуворишей.

Что-то неизъяснимое в выражении его глаз перенеслось в тот датский уже вечер. Услужливая память ярко, как в кино, высветила одинокую скамейку в зарослях кустов, мечущиеся тени в подворотне, его блестящие глаза, все ближе, ближе… Она снова, будто это было вчера, ощутила на губах вкус его поцелуев. Сколько лет прошло, а воспоминания живут, никуда, оказывается, не делись.

Лика тряхнула волосами, отгоняя наваждение. Глухое раздражение шевельнулось в ней. Ну, зачем именно сейчас, когда она только начала вползать в шкуру Миссис «Лось»! И эти усики идиотские, очень изысканные, кстати, усики, откуда они-то взялись? Лика подумала, что сейчас ей хорошо бы скрыться, исчезнуть на время, чтобы прийти в себя, а потом она найдет способ увести Игоря. А где лучшее убежище встревоженной девушки, всем известно.

— Где здесь туалет? — неожиданно громко спросила она.

— Вон там. — Бульдог махнул куда-то в глубину зала, выпустив, наконец, ее руку.

Почувствовав себя свободной, Лика чуть ли не бросилась в толпу гостей.

— Тебя проводить?

Голос Игоря остановил ее. «Да, — хотелось ей крикнуть. — Да!»

— Нет, спасибо, я сама. Ты принеси пока что-нибудь поесть.

Вокруг мелькали чьи-то лица. Она слышала и не слышала обрывки чужих фраз. Спасительная дверь уже маячила перед глазами. Лика рванула ручку. Сверкающее белизной и металлом пространство поглотило ее.

Тяжело дыша, она остановилась перед зеркалом. Хорошо, что здесь никого нет, что никто не видит ее сейчас.

Дверь бесшумно распахнулась, пропуская высокую фигуру в белом. Он-то как посмел сюда войти?!

— Какое стремительное бегство! — услышхпа она его насмешливый голос. — Или это следует понимать как приглашение? Нетривиальное, надо сказать, место для свидания.

Сверкающая поверхность зеркал отразила их силуэты. Черное на белом. Он подошел совсем близко. Она уже чувствовала его дыхание в своих волосах. Слишком близко, чтобы это возможно было терпеть!

Лика стремительно повернулась к нему, намереваясь сказать, чтобы он немедленно ушел, немедленно, пока… Но он не дал ей и рта раскрыть. Бережно удерживая в ладонях ее лицо, он наклонился к ней и поцеловал прямо в нежные, причудливо изогнутые губы. Лика почувствовала, как у нее слабеют колени, и вцепилась в его плечи, чтобы не упасть.

— Надо же. Все тот же вкус, — тихо сказал он, отрываясь от нее. — Ну же, зачем так крепко? Я не исчезну.

Осторожно разжал сс пальцы и прикоснулся губами к каждому в отдельности, не отрывая глаз от ее зарозовевшего вдруг лица.

— По-моему, нам пора, а то еще какой-нибудь дамочке вздумается попудрить нос.

— Я не одна.

— Я уже заметил. Это имеет значение для тебя?

Он еще не договорил, а она уже знала ответ. Ответ, который был немыслим еще какие-нибудь четверть часа назад. Какая же она все-таки дрянь! Игорь ждет ее сейчас в зале с полной тарелкой в руках. Она попыталась вспомнить его лицо и не смогла.

— Пойдем. Нам надо поговорить.

Она последовала за ним в холл, безучастная ко всем вокруг.

Зеркальный лифт мчал их вверх. Казалось, ничто не может остановить бесшумный стремительный бег мерцающей капсулы, и она вынесет их прямо в ночное московское небо и закружит среди мириад сияющих огней, мешая небо и землю.

— Куда мы? — спросила Лика.

— Я снял номер. Там мы сможем спокойно…

— В номера, значит? Как говорил Василий Аксенов, на пистон.

— Не пошли. А впрочем, все равно. Ты не возражаешь?

— А ты изменился, — заметила Лика.

— Наверное. Но эта свежая мысль целиком твоя, или нет?

Лика предпочла промолчать, лишь безразлично дернула плечиком. Что за глупый вопрос! Серебристые двери, шурша, поползли в стороны. Прямые серые стены. Острый бездушный свет. Коридоры любого большого отеля сродни больничным, подумала Лика. Здесь все равны и безличны. Просто постояльцы, просто пациенты. Никому ни до кого дела ист. Вот сейчас они вступят в этот бесконечный коридор и станут одними из них, песчинками на этих коврах, зернышками на жерновах времени.

Лика обернулась к Мите. Лицо его бесстрастно, даже улыбочка куда-то исчезла. Только в глазах плясали искорки, шальные, лохматые, вот бы поймать такую.

Лика даже протянула, было руку, но поймала только его рукав, предусмотрительно протянутый навстречу. Так они и вступили в коридор, торжественно и церемонно, как в старинном танце, и заскользили по ковру, плавно и величаво, грациозно и немножко смешно, самую чуточку.

Лика скосила глаза на Митю и увидела, как прыгают его губы от еле сдерживаемого смеха. Ах, негодяй! Еще забавляться вздумал! Но ей самой отчего-то стало смешно.

— Тс-с-с… — Митя загадочно приложил палеи к губам. — Прекрати хихикать. Пусть мистер Памкинс спокойно чистит свою вставную челюсть.

— Кто это такой? — спросила Лика, давясь от смеха.

— Ты не знаешь? Наш сосед справа. Плешивый добропорядочный бизнесмен, оплот общества. Любит собак и московских девочек, но только до двенадцати, а после ему снится миссис Памкинс в пеньюаре с рюшечками и ночном чепце. Не будем ему мешать.

Он ловко отомкнул дверь и протолкнул уже откровенно смеющуюся Лику в номер.

Из всего света осталась лишь пузатая настольная лампочка под кремовым абажуром. Просторная комната тонула в полумраке.

— Расскажи еще про мистера Памкинса, — попросила Лика.

Ей так хорошо было сидеть в кресле и слушать его. Самое приятное занятие на свете.

— Да Бог с ним. Eщe разикается во сне,

Митя разлил по бокалам шампанское и протянул ей.

— Давай лучше выпьем. За тебя. Я знал, что мы когда-нибудь встретимся, но не сегодня и не здесь. Нечаянная радость моя.

Они соприкоснулись бокалами.

— Ты хоть вспоминала обо мне?

— Нет. — Янка покрутила бокал за ножку. — Нет.

— Правда?

— Нет.

— Дипломатичный ответ. А на самом деле?

— Поцелуй меня.

Митя опустился на пол у ее ног. Она качнулась ему встречу. Две четкие тени на стене слились в одну.

Егo губы были само пламя, обжигающее, беспощадно. Оно испепелило последние воспоминания о мальчике и девочке из прошлого, заблудившихся в закоулках жизни. Oни оба стили другими. Мужчиной и женщиной в клокочущей лаве страсти.

Янка высвободилась из его рук и одним гибким движением скинула платье. Она стояла над ним, слегка покачиваясь на высоких тонких каблуках, во всем великолепии своей наготы. Тонкая кружевная полоска на бедрах лишь подперчивала белизну ее кожи. Мерцающий жемчуг на шее, струящееся золото волос.

— Господи, как ты прекрасна! — прошептал он, потрясённый.

— Я слишком долго жила без тебя. Больше не могу, ни секунды.

Она требовательно протянула к нему руки. Митя подхватил ее, как пушинку, и перенес на кровать. Она не помнил, как он разделся, как присоединился к ней. Все затмило безудержное, огненное желание, которое только он мог утолить.

Разгоряченные тела их переплелись. Она почувствовала его в себе и поняла, трепеща и задыхаясь от блаженства, что наконец-то нашла свою вторую, потерянную, половинку и стала целой. Сердце выбивало в висках бешеную дробь, выстукивало одну и ту же фразу: «Как могла я жить без тебя? Как я могла? Как могла?!»

Они лежали, не размыкая объятий, не говоря ни слова, настолько полные друг другом, что никакие звуки были не нужны, кроме легкого дыхания, чуть колеблющего волосы. Он легко водил рукой по ее спине, и от этой простой ласки eй стало так светло и горько, что защемило сердце. Слезы, выскользнув из-под ресниц, побежали по шокам. Митя почувствовал, как дрогнули ее плечи.

— Ну что ты, что ты, маленькая, — шепнул он, теснее прижимая ее к себе. — Все хорошо, не надо плакать.