Лика снова переставила пленки и услышала свой собственный голос.
— Кто для вас Грега Гарбо?
— Грета Гарбо — это я.
— ???
— Ее душа переселилась в меня.
— Я не слишком большой эксперт в этом деле, но мне всегда казалось, что душа переселяется в человека в момент его рождения. Когда вы родились, Грега Гарбо еще была жива.
— Со мной было иначе. В какой-то момент ее душа просто вытеснила мою.
— И вы помните, как это произошло?
— Я как бы умерла и родилась заново, уже совсем другим человеком. Я перестала узнавать себя в зеркале. Пришлось многое изменить, прежде чем я себя узнала и сказала: «Да, это я!»
— Значит, вам приходилось уже умирать?
— Меня зовут Агата. Агат — мой камень, черный камень смерти. Мне суждено не раз еще умирать и возрождаться в новом обличье.
«Великолепная мистификаторша, — подумала Лика. — Истинный талант. Как раз то, что надо нашим читателям. Слопают и попросят еще, письмами завалят».
Мелодичное журчание телефона оторвало ее от работы. Кто там еще? Оказалось, Лариса.
— Лика, ты? Слава Богy, что я тебя застала! Немедленно приезжай домой.
— Я сейчас не могу. Срочная работа. Интервью надо сдавать.
— К черту твое интервью? Ребенок гибнет!
— Машка?
— Я нашла у нее на руках следы иглы.
Пока она мчалась из редакции домой, успела передумать обо всем, что произошло с Машей за последние годы. Воспоминания роем теснились в голове. Маша на школьном вечере в белом кружевном платье, с огромным бантом в струящихся волосах поет «Аве Марию». Молитвенно сложила на груди ручки в белоснежных перчатках, глазки-незабудочки устремлены в небо. Звонкий голосок порхает по залу. Слезы на глазах директрисы. Ангел, ангел!
Победа на конкурсе «Юные таланты Москвы», приглашение на телевидение, восторги, цветы, съемки о рекламных роликах. И наряду со всем этим сомнительные друзья, мелкие кражи из дома, участившиеся в последнее время поздние возвращения, неприкрытая ложь. И теперь вот это.
Удочерила ее Лариса. Все получилось как-то само собой. Они много времени проводили вместе, очень привязались друг к другу, и мама Лара вскоре стала для девочки самым близким человеком. Когда с подачи Ольги Всеволодовны встал вопрос об оформлении, Лариса зазвала Лику к себе и, смущаясь, спросила, что она собирается делать.
— Как что? — Лику слегка удивил ее вопрос. — Ты же знаешь.
— А мама?
Лариса знала, что несмотря ни на, что Анна Владимировна далеко не в восторге от решения дочери.
— По-моему, опа уже смирилась с неизбежностью и даже где-то полюбила Машку. А почему ты спрашиваешь?
— Видишь ли… — Лариса замялась, — ты так еще молода, у тебя будут свои дети, а я…
— Ну конечно, ты у нас древняя старушка, — попробовала пошутить Лика, но тут же поняла, что игривый тон здесь неуместен.
Лариса вся напряглась и так крепко вцепилась в подлокотники кресла, что побелели костяшки пальцев.
— Дело тут вовсе не в возрасте, — глухо сказала она. — Просто у меня не может быть детей. Неудачный аборт в восемнадцать лет. Приговор окончательный, проверено. А так хочется…
Голос ее оборвался. Лика не знала, что и сказать ей. В голове вертелись какие-то избитые фразы, одна другой пошлее. Лариса опередила ее:
— Не напрягайся, не надо ничего говорить. Я уже давно думала о том, чтобы взять ребенка из детдома, но тут появилась Машка, и все встало на свои места. Для меня началась новая жизнь. Пусть она станет моей дочкой, а? Так будет лучше для всех.
Глядя на нее, Лика не нашла, что возразить, и довольно легко согласилась.
Оглядываясь назад. Лика понимала, что ей не в чем упрекнуть Ларису. Она делала для девочки все, что могла, и даже больше. Равно, как и она. Лика. Тогда почему же, почему?
Лариса встретила ее простоволосая, бледная, без малейших следов косметики на лице. Она как-то сразу постарела, осунулась, смотрела встревоженными глазами, как подстреленная птица. Из-за ее плеча высунулась Маша. Волосы вздыблены в немыслимом начесе, глаза, обведенные черным, лихорадочно блестят, улыбка какая-то идиотская.
— Ну вот, явилась по тревоге? Скорая помощь на дому.
— Маша, что это с тобой? Ты похожа на пугало?
Лика силилась улыбнуться, но выходило плохо. Перемена в девочке была чудовищна. И губы темно-синие. Жуть!
— И ты туда же! Вот скукотища! Это ж мой новый имидж. Но-вый и-миджжжж! — упоенно зажужжала она, тряся волосами. — Отпад!
— Отпад, — согласилась Лика. — Как в страшном сне. И кто же тебе такой сотворил?
— Знакомый один, в «Утопии» познакомились. Или нет, в студии, — Она нахмурила бровки, вспоминая. — А в «Утопии» уже продолжили. Или нет… Не помню точно.
— Много же ты успела за вчерашний день. И кто же он, твой новый знакомый?
— Фотограф, профессионал, между прочим. Виталий зовут. Отпадный мужик. Обещал меня поснимать задаром.
— Так-таки и задаром?
— Да говорю ж тебе. Считает, что из меня выйдет толк, ну, для фотомодельного бизнеса. У него связи. Еще сказал, что если буду хороню себя вести, устроит мне гастроли. А я — девочка-паинька. Так что еду! Греция, Турция. Египет! Сказка! Oй! — Спохватившись, она захлопнула себе ладошкой рот. — И трепло же я.
Лика сделала незаметный предупреждающий жест побелевшей. как мел, Ларисе. Улыбнулась, как могла, бодро:
— Потрясающие новости. И когда же ты едешь?
— А ты не против? — Маша подозрительно уставилась на нее.
— Нет, конечно. Такое предложение на дороге не валяется. А он что, просил родителям не говорить?
— Просты. Ни родителям, ни вообще никому. «Предки, — говорит, — старье отсталое, не поймут».
— Очень мило. Но ты не можешь уехать без разрешения родителей. Ты пока несовершеннолетняя.
— Фигня все это! — самоуверенно заявила Маша. — Он обещал паспорт сделать. Я на вид совсем взрослая. Аза деньги сейчас что угодно отштампуют.
— Ты что, разбогатела?
— Не-а. Он все берет на себя.
— Ясно. А это тоже он?
Лика взяла ее руку и повернула к свету. На нежной, в голубых прожилочках, коже виднелись темные точки. Маша попыталась выдернуть руку, но Лика крепко держала ее.
— Ну что ты вцепилась, больно! Я ж не виновата, что меня от другого не колбасит.
Лика обменялась с Ларисой озабоченным взглядом. И кто мог знать, что дело зашло так далеко.
— Как его фамилия, не помнишь?
— Федченко, кажется, а может, и нет. Не помню, блин, начисто память отшибло. Мне бы сейчас поспать, а?
— Ты бы поела сначала, — сказала, поморщивший Лариса.
— Неохота.
Она ушла в спальню. Лика сделала Ларисе знак остаться.
— Ее надо срочно в клинику. У меня есть знакомый врач, я все устрою. Не выпускай ее никуда.
Виталий. Виталий Федченко, а может, и нет. Превосходные стартовые данные для поиска, ничего не скажешь. Лику буквально начинало трясти от ярости, когда она произносила про себя это имя. И как такую мразь только земля носит?
Она только что отвезла Ларису с Машей в частную клинику в Одинцово. Небольшая старинная усадьба посреди парка, свежий воздух, уютные интерьеры, ничто не напоминает больницу.
— Не волнуйтесь, — успокаивал ее главврач. — Ей здесь будет хорошо. А вы пока подумайте, где она будет жить после курса лечения. Главное — оторвать ее от московской среды, сменить на время антураж и образ жизни.
Легко сказать. Ей впервые приходилось принимать такое важное решение. Деньги, в общем, не такая уж большая проблема. Она достаточно зарабатывает, но именно поэтому уехать с Машей надолго никуда не может, накрепко привязана к Москве. Значит, бросить работу и полностью взять на себя заботу о Маше придется Ларисе. Но об этом они поговорят потом. Еще будет время.
Сейчас ее испепеляла только одна мысль. Разыскать этого подонка Виталия и размазать по стенке. Камня на камне не оставить.