Она слушала его вполуха, не вникая особо в его слова, спросили только:

— Где ж ты был эти три дня? Почему меня не искал?

— А что тебя искать? — опешил он. — Не маленькая ведь. Я тут с Нинель колготился, ни сна ни отдыха. Виноват я перед ней, понимаешь?

— Понимаю. Решил искупить свою вину и поэтому меня Борову в пользование оставил, чтобы ему не обидно было. Очень хорошо понимаю.

— Да о чем ты? Какое такое пользование? Я не…

— Ты вот что, забудь мой номер и больше не звони.

Он замолчал, будто переваривал ее слова. Она хотела повесить трубку, но почему-то медлила. Размазывала манную кашу по тарелке, по выражению Ларисы. Тягомотина.

— А он правда тобой попользовался? — неожиданно спросил Виталий.

Лика растерялась, не зная, что ответить, столько было в его вопросе неподдельного любопытства.

— Эй, Ленка, не томи, — настаивал он. — Боров сам тебя трахнул или уступил кому-нибудь? Нет, погоди, не отвечай. Сам попробую догадаться. М-м-м, значит, так. Кликухи так просто не даются, то есть он наверняка импотент, логично?

— Логично, — нехотя согласилась Лика.

Он говорил так деловито и увлеченно, что у нее появилось чувство, будто ее втягивают в какую-то занимательную игру, вроде «Угадайки». Не ломаться, не юлить, «да» и «нет» не говорить. Угадайка, угадайка — интересная игра. Она даже слегка развеселилась. Почему бы и не поморочить ему голову напоследок.

— Поехали дальше, — продолжал между тем он. — Если не Боров, значит, кто-то еще. Скажем, клиент. Плешивый командировочный, добропорядочный отец семейства, который спит и видит вырваться из объятий своей женушки и, добравшись ло Первопрестольной, оттянуться там по полной программе. Я прав?

— Угу, — Лике оставалось только поражаться его прозорливости. Типаж срисован, как с натуры.

— Тебе понравилось?

— Что? — Лика даже поперхнулась.

— Ну, с ним — понравилось?

— Ты что, спятил?

— Да ладно тебе. Не на парткоме ведь. Это ж мечта каждой женщины — хоть минутку побыть в шкуре шлюхи. Так что можешь считать, что тебе подфартило.

Лика не выдержала и расхохоталась, настолько самоуверенным и нелепым был его тон.

— Вот это здорово. Может, я тебя еще и благодарить должна?

— А что? Может быть.

— Вынуждена тебя разочаровать. Ничего такого не было. Вернее, плешивый был, но и только.

— Ты все врешь!

— Как угодно. А номер мой все же забудь. Пока!

Она решительно опустила трубку на рычаг, как отрезала. Телефон трезвонил еще с полчаса, но она не отвечала. С нее довольно. И ничего, кроме облегчения, она в тот момент не чувствовала.

Знакомый подъезд, знакомая лестница. А вот и его дверь. Лика протянула руку к кнопке звонка и в нерешительности отдернула ее. А что, если он дома?

Когда она договаривалась с Ольгой Всеволодовной о встрече, то не решилась спросить, дома ли Митя. И теперь жалела об этом. Слишком много разного обрушилось на нее в последнее время — заботы, волнения, разочарования. Увидеть сейчас его глаза, полные любви и боли, было бы чересчур. События последних дней притупили грызущее чувство вины перед ним и ей хотелось, чтобы все оставалось как есть.

«Ну что я дергаюсь, — подумала Лика. — Может быть все уже прошло, отболело и забылось, и я, как всегда, преувеличиваю». Она поправила волосы и позвонила. Дверь бесшумно распахнулась. Ее ждали.

Ольга Всеволодовна была хрупкой, миниатюрной женщиной, что называется, неопределенного возраста. Ее удлинённое бледное лицо было все еще красиво. Темные глаза, которые всегда так напоминали ей Митю, смотрели сейчас сдержанно и прохладно.

Она отступила назад, пропуская Лику в переднюю, и протянула ухоженную, наманикюренную руку. Тихо звякнули тонкие серебряные браслеты.

— Здравствуй.

— Здравствуйте. Ольга Всеволодовна. Извините, что пришлось побеспокоить вас.

— Ничего. Я рада буду помочь. Заходи.

В квартире было тихо, только где-то приглушенно урчал телевизор.

— Чай будешь? Или, может быть, кофе?

— Нет спасибо. Я на минутку.

Они устроились в гостиной под лампой с оранжевым абажуром. В ее теплом свете лицо Ольги Всеволодовны казалось совсем молодым.

Сгладились даже озабоченные трещинки у рта. Видно, не случайно все абажуры в доме были выдержаны в розово-оранжевых тонах.

— Итак, твоя девочка.

— Да, девочка. Я подобрала ее на Казанском вокзале. Она там пела, попрошайничала, ну, как это бывает. На вид ей лет десять.

— Анна Владимировна сказала мне, что у нее есть мать.

— Если можно ее так назвать. Чудовищное создание, алкоголичка.

— Но все же мать.

— Маша согласилась пойти со мной без всякого принуждения, с радостью при одном лишь условии.

— И каком же?

— Что я ее не буду бить.

Ольга Всеволодовна вопросительно приподняла тонкие брови.

— Она была вся в кровоподтеках, — пояснила Лика, отвечая на ее немой вопрос. — Живого места не было.

— Ужасно.

— Да. Она как маленький забитый зверек. Сжимается в комочек при каждом резком движении. Сейчас, правда, немного успокоилась.

— Ты хочешь удочерить ее? — неожиданно спросила Ольга Всеволодовна.

— Н-не знаю. — Лика замялась. — Я еще не решила, как лучше. Одно ясно — матери ее возвращать нельзя. И в детский дом тоже. Пропадет.

— Но ты понимаешь, надеюсь, какую ответственность берешь на себя? Ты еще так молода. Зачем тебе такая обуза? И ещe неизвестно, какие пороки она унаследовала у своих родителей.

— Вы прямо как моя мама! — сорвалось у Лики.

— Ничего удивительного. Мы лучше знаем жизнь. А тебе стоило бы прислушаться.

— И выбросить ее обратно на помойку, как старый башмак! — горячо воскликнула Лика. — А потом всю жизнь не знать ни минуты покоя и замаливать свой грех.

— Ну, грех-то, положим, не твой.

— А чей же? Я дала ей надежду и не могу ее отнять. Такое страшное предательство она не перенесет.

— Понимаю. Ну что ж, если ты так решительно настроена. подумаем, что можно сделать. — Она на секунду задумалась. — М-м-м… Для начала можно оформить опеку, но для этого все равно необходимо лишить мамашу родительских прав. Как фамилия девочки?

— Разуваева, Разуваева Мария. Отчества не знает.

— Москвичка?

— Точно не знает, но вряд ли.

Ольга Всеволодовна черкнула пару слов в изящном перламутровом блокноте.

— Я постараюсь навести справки.

— Спасибо. — Лика с облегчением вздохнула. — Есть еще вопрос со школой.

— Ну, это не вопрос. Выбери какую-нибудь недалека от дома и сообщи мне номер. Я договорюсь.

— Ольга Всеволодовна, я… я…

От волнения и переполнявшей ее благодарности Лика едва могла говорить. Голос ее задрожал. Она прижала руки к груди, силясь хоть как-то выразить свои чувства.

— Я так признательна вам. Вы и сами не знаете, что для нас сделали.

— Успокойся, я пока еще ничего не сделала. А вообще-то я должна была бы ненавидеть тебя, но что-то не очень получается.

От такого поворота Лика опешила.

— Но… но за что?

— За то, что ты сделала с моим сыном. Он ведь женится.

— Как?!

— А ты не знала?

— Нет. На ком?

— На этой вашей Виктории. Она почему-то беременна от него. И он, как честный человек…

Она не договорила, только горло дернулось, судорожно и беспомощно. Лика молчала, не зная, что сказать. Услышанное сразило ее. Она и помыслить не могла, что все зайдет так далеко. «Митя, Митя, что же ты наделал!»

— А я так надеялась, что моей невесткой станешь ты, — тихо сказала Ольга Всеволодовна, так тихо, что Лике пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать.

Она увидела ее глаза совсем близко, и сердце ее сжалось, столько было в них невысказанной боли и отчаяния.

Словно весь мир рушился вокруг нее. Лика впервые видела ве такой, без защитной брони, без привычной радушной улыбки. Но это продолжалось всего лишь какое-то мгновение. Ольга Всеволодовна виновато улыбнулась, словно устыдившись своей несдержанности, и легко провела руками по лицу. Приладила на место сползшую маску. Подбородок дернулся вверх, плечи расправились. Лика поняла, что аудиенция закончена.