Сбрасываю в комнате свои вещи и иду в душ.

Во мне вибрирует адреналиновая энергия. От усталости, которую я ощущала еще полчаса назад, не осталось и следа. Сердце, как ненормальное, заходится от волнения и страха. Хотя бояться вроде уже больше нечего, а все равно как-то стремно.

Вместо душа решаю принять ванну, потому что только так смогу нормально расслабиться. Засыпав соль и налив ударную дозу пены, наполняю ванну и укладываюсь в нее.

Закрыв глаза, пытаюсь расслабиться, но, кажется, напрягаюсь еще сильнее. Потому что перед глазами пролетает вся свадьба. И нет, моя дурацкая фантазия занята совсем не красавицей невестой и очаровательным, трогательным женихом. В моей голове засранец Исаков.

Его горячий взгляд.

Его жадные, наглые руки.

Его слова.

Обрывки фраз.

Намеки.

Обещания.

Все это смешивается в какой-то адский коктейль в моей больной головушке, и я обнаруживаю свою руку у себя между ног.

– Черт, – выдыхаю и выдергиваю руку из воды.

Обе руки. Буквально поднимаю их над пеной и смотрю на них так, будто эти конечности принадлежат не мне. Моргаю, пялясь на свои пальцы, которые чуть не…

– Черт, черт, черт, – бормочу и погружаюсь в воду с головой.

Ну что за дура? Разве можно грезить о таком подонке, как Исаков?

Я просто устала, и мне надо поспать.

Моюсь так быстро, как только могу. Потом ополаскиваюсь в душе и делаю то, что для меня является жестким табу – ложусь спать с мокрой головой.

Просыпаюсь ближе к вечеру и ожидаемо с гнездом на голове.

Сажусь на кровати и пялюсь в напольное зеркало, стоящее недалеко от кровати. Мои кудрявые волосы сбились в какую-то мочалку, и пружинки теперь торчат во все стороны. Если мама увидит меня такой, она меня четвертует.

Примерно час трачу на то, чтобы снова помыть голову и сделать укладку. Вытягиваю свои локоны до состояния зеркальной гладкости, и только потом иду на кухню, чтобы съесть свой завтракоужин.

– Привет, – здороваюсь с младшим братом, который, как всегда, тупит в телефон.

– Ага, – отзывается Макс, не снимая наушники. – Мама сказала, чтобы ты показалась, как проснешься.

– О, нет, я пас, – смеюсь и открываю холодильник. Достав фаршированные мясом блинчики, ставлю их в микроволновку, а сама устраиваюсь  с телефоном за кухонным островком.

Полина прислала несколько их фоток с моря. На них счастливая новоиспеченная жена широко улыбается в окружении цветов, пальм и воды. Улыбнувшись, закрываю соцсети и вижу новое сообщение с незнакомого номера.

“Как двустволка? Ты там еще жива, Няшка?”

– Придурок, – бормочу.

– Римма, что за слова? – раздается голос мамы, и я вздыхаю, потому что нормально лопать блинчики со сметаной мне не дадут.

– Прости, мам. Вырвалось, – поднимаю голову и встречаю свою безупречную мать с елейной улыбкой, от которой сводит скулы.

Макс фыркает на диване, а я, опустив под стол руку, незаметно показываю брату средний палец.

– Ты поздно вернулась.

– Рано, – встревает мой брат. И, по идее, от моего испепеляющего взгляда он должен был сейчас расплавиться на диване, но, к сожалению, этого не происходит.

– Хорошо погуляли? – срашивает мама, внимательно провожая взглядом тарелку с блинчиками, которую я вытаскиваю из микроволновки и ставлю на стол. – Сегодня бы сделать разгрузочный день, – напоминает она под скрип моих зубов. – Наверняка ты на свадьбе не считала калории. Так что я бы рекомендовала овощные смузи. Я вот сегодня так и сделала. В теле такая легкость.

– У меня живот болит от голода. Я на свадьбе мало ела.

– Но ты пила алкоголь, а он калорийный.

– Почти не пила, мам, – вру я. – Не было времени. Я ж была подружкой невесты. Надо было постоянно следить за ней и помогать.

Поджав губы, мама кивает и наблюдает за тем, как я начинаю поглощать свою еду.

– Ладно, я на пилатес. Ты не хочешь со мной?

– Сегодня у меня выходной.

– Римма, ты же знаешь…

– Один пропуск ведет к тому, что я заброшу спорт, – цитирую ее же слова. – Знаю. Хорошо тебе позаниматься.

Вижу, что мама недовольна моим ответом, но стараюсь игнорировать чувство вины за то, что ем некошерные, с ее точки зрения, блинчики. А когда за ней закрывается входная дверь, я еще и тяну из холодильника сметану и апельсиновый сок.

Поздно вечером, когда весь дом затихает, я устраиваюсь под одеялом и включаю на ноутбуке фильм. Хочется чего-то такого тихого и уютного, так что я выбираю историческую эпопею. На стене над столом горят фиолетовые и розовые фонарики, за окном стрекочут насекомые, а у меня в комнате прохладно и кайфово.

На телефон снова приходит сообщение.

Еще после пробуждения я дала название этому контакту. Непонятно только, почему не заблокировала.

Прилипала: “Не спишь, Кудрявая?”

Фыркнув, блокирую экран. Не собираюсь ему отвечать. Слишком много чести для такого раздражающего говнюка.

Телефон снова вибрирует, и я бросаю взгляд на экран.

Прилипала: “Не спишь, я точно знаю. Как фильм?”

Вздрогнув, обвожу взглядом комнату и смотрю на погасший экран.

Прилипала: “Открой окно”

Сердце подскакивает к горлу и начинает там колотиться так, что становится тяжело дышать.

Бросаю взгляд на окно. Тонкий тюль колышется от легкого ветерка, то и дело показываясь между створками плотно задернутых штор.

Сглотнув, поднимаюсь с кровати и на цыпочках крадусь к окну.

Отодвигаю край шторы и вскрикиваю, увидев нечто кроваво-красное сразу за стеклом.

Римма

– Тихо, Няшка, это всего лишь я, – произносит Исаков, и я всматриваюсь в то, что вижу за окном.

Букет кроваво-красных роз. Большой. Не в смысле настолько большой, какой выставляют в соцсети, чтобы похвастаться, сколько бабла на них папики всаживают. Просто большой.

Повернув ручку оконной рамы, распахиваю ее и впиваюсь в Захара взглядом.

– Какого черта ты тут делаешь? – шиплю на него.

– Принес тебе цветы, – отвечает он настолько будничным тоном, как будто делает так каждый день.

– Зачем?

– Что за тупые вопросы, Кудрявая? – набычивается он. – Отойди.

– Ты не зайдешь в мою комнату! – шиплю.

– Ошибаешься.

– Я буду кричать.

– А я скажу, что ты сама позвала.

– Говнюк, – рычу. – Какой же ты говнюк!

– Какой? Очаровательный? – светит своей невозможно бесячей улыбкой. – Так что? Отойдешь? Я на пять минут. Приставать не буду.

Не знаю, почему делаю это, но отступаю в сторону и впускаю козла в огород. То есть, Исакова в свою комнату.

Отдав мне букет, он легко подтягивается на руках и спрыгивает на пол комнаты. Задергивает штору и начинает медленно прохаживаться.

– Что смотришь? – спрашивает, кивнув на ноутбук.

– Тебе какая разница? – шиплю, наблюдая за ним и захлопываю крышку ноута.

Исаков только усмехается и продолжает ходить по комнате. Цепляет пальцем гирлянду, отчего та покачивается и отбрасывает блики на стены. Потом смотрит в зеркало, переводит взгляд на кровать и снова – на зеркало. Хмыкает. А я краснею, подозревая, какие ассоциации у него вызывает стоящее напротив кровати зеркало.

Подходит к моему письменному столу, включает лампу и разглядывает висящие на стене фотографии.

– А ты симпатяшка, Кудрявая.

– Все посмотрел? – раздражительно бросаю я. – Проваливай.

– Грубо, Римма, – качает головой этот паршивец.

Выключив лампу, резко разворачивается и направляется ко мне. Замираю и плотнее прижимаю к себе букет, как будто пытаюсь им защититься от стремительно приближающегося Захара.

Остановившись в шаге от меня, он берет прядь моих волос и скользит по ней пальцами.

– Я так люблю твои кудряшки, а ты все время выпрямляешь волосы. Зачем?

– Чтобы ты не радовался.

Захар снова хмыкает.

– А ты все делаешь назло мне? Пижамку такую надела тоже с этой целью?

Меня окатывает жаром, когда я вспоминаю, что на мне надето. Короткий шелковый комбинезон с кружевными вставками. Он прикрывает все стратегически важные места, но все равно оставляет немало простора для фантазии.