– Тс-с-с. Помолчи хоть раз. Просто сделай вид, что я просто парень, который пригласил тебя на танец. Потом продолжим войну, ладно? Не порть праздник нашим друзьям.

Она напрягается всем телом. Пальцы ощущаются так, будто созданы из металла.

– Пожалуйста, – прошу. – Просто потанцуй со мной.

Чувствую, как Римма медленно расслабляется и выдыхает.

Я охереваю. А что, так можно было? Типа просто спокойно что-то сказать ей, и она бы повелась и успокоилась? Может, удастся даже убедить ее не желать мне мучительной смерти?

Но интересно другое. Как долго я выдержу, не задирая ее? Потому что молчаливая, тихая Римма меня пугает еще сильнее, чем объятая яростью валькирия, которую она обычно из себя представляет.

– От тебя воняет, – говорит она через несколько секунд.

– Фух, я уже начал переживать, что сломал тебя.

– Ломалка не выросла, – фыркает она.

– Кстати, про то, что воняет, ты уже говорила. Повторяешься, Кудрявая.

– Сигаретами воняет.

– Потому что я только что курил.

– Надо сказать своему парню, чтобы никогда не брал в руки эту гадость. Запах ужасный.

Хмыкнув, трусь щекой о ее, а Римма пытается отстраниться.

– Фу, – пищит она, а я смеюсь.

– У меня даже туалетная вода с нотками табака, – добавляю, чтобы раздраконить ее еще сильнее.

– Знаю я, с чем у тебя туалетная вода! – недовольно восклицает Няшка.

– Да? Разложила уже на ноты? – улыбаюсь.

Я знаю о фетише Кудрявой. Она тащится по запахам. Ее просто охренительно прет, когда она угадывает ноты чьего-то парфюма. Я как-то со стороны наблюдал, как она разбирала на составляющие аромат духов Веры с третьего курса. Я тогда, честно сказать, охерел, как быстро она это сделала. Вера потом вслух зачитывала состав этих духов, и выяснилось, что Римма угадала почти все ноты, заложенные в парфюме.

– А что тут раскладывать? Немножко дерьма, капелька табака, запах пота и сена. Хочешь знать, какой аромат ведущий? Типа верхняя нота.

– Ебать ты бесячая, – качаю головой, но улыбаюсь.

Не пойму, почему, но меня прет даже когда она меня пытается оскорбить. Выходит у нее так себе, зато выглядит забавно.

– А хочешь я брошу курить? – спрашиваю, не давая ей ответить на мой комментарий.

– Мне-то какая разница? – фыркает строптивая сучка.

– Чтобы к нашей свадьбе я благоухал.

– К какой еще, нафиг, свадьбе? – хмурится она и пытается вырваться из моих объятий.

На моем лице появляется многообещающая дьявольская улыбка.

Римма

Шумный праздник подходит к концу, когда молодожены, переодевшись, садятся в роскошный автомобиль представительского класса и, гремя привязанными банками, укатывают в аэропорт.

Я так и не добилась ответа от Исакова. Ему повезло, песня закончилась, и он сразу ретировался с танцпола, оставив меня хмуриться и гадать, что он имел в виду под своими словами. Он же не настроен серьезно воплотить в жизнь свою угрозу?

Но думать уже не получается, я так сильно устала, что еле держусь на ногах. А мне еще надо собрать свои вещи и доехать до дома. Игнорируя всех и вся, поднимаюсь на второй этаж и быстро забрасываю в предусмотрительно захваченный шоппер свои пожитки. Потом меняю босоножки на кроссовки и захожу в приложение, чтобы вызвать такси.

Спускаюсь по ступенькам, пытаясь заказать машину, но мне раз за разом выпрыгивает сообщение, что свободных машин в этом районе нет. Психую, потому что адски хочу в душ и спать.

– Да что за фигня? – восклицаю тихо.

– Кудрявая, карета подана. Я долго буду тебя ждать? – раздается ненавистный голос, и я поднимаю голову.

Сталкиваюсь взглядом с Захаром, стоящим внизу лестницы. Он положил локоть на край балюстрады и с интересом рассматривает меня. Ну и я теперь – его, чего уж? Интересный он все-таки персонаж, если отбросить его бесячую натуру.

Пиджак расстегнут, рубашка – на три пуговицы, развязанный галстук болтается на шее, волосы взъерошены. В общем, выглядит очень – не про Захара будет сказано – сексуально. Я поднимаю руку, чтобы по привычке коснуться колечка в носу, но на свадьбу я сняла его, поэтому просто тру место с дырочкой для украшения.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю, нахмурившись, когда меня наконец догоняет смысл его слов.

– То, что мы едем домой. Или ты не хочешь? Может, отвезти тебя к твоему парню? – хмыкает он с кривой ухмылкой.

Мне прямо хочется вызвать какого-то таксиста с нереальной внешностью, чтобы подраконить этого самодовольного засранца. Но машин нет. А если бы были, есть риск того, что приедет какой-нибудь дядька с пузом. С ним в любовь я уж точно не сыграю.

– Малыш, у тебя не настолько медленные извилины, – продолжает дразнить меня Исаков. – Соображай быстрее. Машина ждет.

– Какая машина?

– Моя, Римма! – восклицает он. – Ну ты едешь?

– Ты пил! Я не поеду с пьяным водителем.

– Во-первых, я не водитель. Во-вторых, за рулем буду не я. Давай уже пошевеливай своей увесистой задницей.

– Да пошел ты! – рявкаю.

Моя фигура для меня всегда была просто… как бы это сказать? Главный раздражитель моей жизни. Я склонна к полноте, да. Но не сказать, что толстая. Просто у меня есть формы. Но моя мама – бывшая модель. За всю жизнь она столько раз говорила мне о пользе правильного питания, что я могу повторить эту фразу по памяти. Еще и при этом сохранив оригинальную интонацию.

Поэтому моя фигура – мое слабое место. Я не могу позволить себе есть то, что едят другие. Мне постоянно надо контролировать количество потребляемых калорий. Я подыхаю в зале четырежды в неделю и страдаю из-за каждых лишних ста грамм.

Обхожу Исакова и, вколачивая пятки в пол, мчусь на улицу, как будто за мной гонятся черти. Сейчас, когда я очень уставшая и дико хочу спать, у меня нет сил на противостояние с ним. Я как оголенный провод.

В глазах скапливаются слезы, и от этого я бешусь еще сильнее. Не хватало еще показать этой шакальей стае свои слабости.

– Стой-стой! – слышу за спиной голос, а потом Захар хватает меня за локоть и резко разворачивает к себе лицом. – Ты чего рванула? За задницу обиделась, что ли?

– Пошел на хрен, придурок, – цежу.

К счастью, с этой стороны дома довольно темно, и Исаков не видит, как блестят мои глаза от непролитых слез.

– Няшка, я ж ничего такого…

– Что тебе надо от меня?! – выкрикиваю. – Отвали! Я не хочу ничего общего с тобой иметь, ясно?! И домой я сама доберусь!

– Как, блядь?! – подхватывает Захар мой тон. – На собаках?!

– Пешком пойду! Как угодно, только не с тобой!

– О, новое представление, – ржет Адам Манн, один из стаи. Он прижимает к своему боку дальнюю родственницу Льва, а та пьяненько хихикает. – Вы бы уже трахнулись, что ли.

– Пошел на хрен! – рявкаем мы с Исаковым в один голос. Но друга Захара это не пугает и не останавливает. Наоборот, он начинает ржать во весь голос.

– Вот это вас взяло, – смеясь, отвечает. – Снимите номер! – выкрикивает и тащится за ворота, щипая хихикающую девчонку за попку. – Мы так и сделаем, правда, крошка?

– Конечно, – игриво отзывается она.

Мы с Исаковым провожаем их взглядами. Для нас это как передышка от боевых действий. Время перевести дух и собраться с мыслями, чтобы продолжить противостояние.

Когда Манн с подружкой скрываются за калиткой, наши с Захаром взгляды снова сталкиваются.

– Так ты едешь со мной? – спрашивает он.

– Ни за что! Я лучше отсосу кому-то из твоих друзей, чем сяду в одну машину с тобой.

Он крепко сжимает челюсти, и я чувствую, насколько сильно он закипает. Между нами такое напряжение, что можно было бы, как минимум, зарядить телефон.

Я жду, что он начнет что-то говорить, но Исаков, психанув, молча разворачивается и сваливает прочь со двора. А я остаюсь слушать, как еще одна машина отъезжает от ворот.

Топаю на выход. Мне ничего не остается, как долбить службу такси, пока не появится машина. Закидываю на установку приложение другой службы в надежде, что хотя бы у них нет такой загрузки. Куда вообще подевались все машины? Я понимаю, лето, тусовки и все такое. Но уже четыре часа утра! Большинство тусовщиков уже спят в своих постельках.