— Мама…

— Сейчас я накладываю сонный полог, — голос Погожина звучал тихо. — Потому что вам нужен отдых. Дети сильно истощены, особенно младшие. Они не отдыхали толком очень давно. Если и спали, то урывками… и нарушения уже есть.

Надежда закусила губу.

— Вообще ты тоже должна была бы спать, — Погожин потянулся. — И я… я тоже должен был бы спать.

— Ложись.

— Нельзя. Если я ослаблю контроль, вы снова выйдете в кошмары. А это плохо. Детям надо отдыхать.

— Какой-то он… странный, — Надежда сунула руки в подмышки. — Так где мама?

В подвале тоже было тихо.

Светло.

И жутковато с точки зрения нормального человека, вот только нормальной Надежда, кажется, уже не была. Теперь, когда энергетическое поле её, подпитанное целительскою силой, начало восстанавливаться, Гремислав чётко увидел характерные особенности.

Некромант.

Ещё один некромант.

Говорить? Придётся. Некромантов не так много, чтобы разбрасываться потенциальными. А женского полу и вовсе единицы… с другой стороны хорошо. Даже если тварь ускользнёт, что вполне возможно, то и девочку, и семью её эвакуируют в безопасное место.

— А вы его убьёте? — деловито осведомилась Надежда, оглядевшись. — Вы ведь убьёте его?

— Постараемся.

— Постарайтесь, пожалуйста.

— Тебя это не пугает?

Глаза её почернели и Гремислав увидел ответ: не пугает. Тот, кто долго жил рядом с нежитью, кто видел, как она высасывает жизненные силы из близких, не оставляя шанса сбежать, тот смерти не испугается.

Губы девочки растянулись в улыбке.

— Пусть сдохнет! Я сама думала, но… понимаете… сложно. Он как будто вот в голову залазил. Большею частью маме… они думают, я ничего не помню.

— Кто?

— Мама. И тётя Катя. А я помню… помню, как он мою родную маму… как заставлял её танцевать. Я стояла на стульчике, а она танцевала… танцевала… падала и опять вставала. И снова танцевала. И смеялась. И я тоже смеялась и хлопала. Руки болели уже. И ноги болели. И всё болело. Но она танцевала, а я хлопала. Он сказал, что если мы продержимся ночь, он нас отпустит.

Тварь.

— Если не я, — Гремислав присел и заглянул в глаза. — То другие. Таких тварей не оставляют на свободе.

— А у мелкой дар?

— И у тебя.

— Знаю. Я научилась прятать от него мысли. Я думала, что когда совсем-совсем научусь, то возьму нож и воткну ему в глотку. Обычно он видит такое. Но мои не увидел… когда в первый раз случилось, я испугалась, что накажет. Что он это специально. Так-то, когда он приходит, все радуются. Даже кто не хочет, тот всё равно… а я вот улыбалась и думала, что хорошо бы его убить. А он и не понял.

— Ты что-нибудь знаешь про некромантов?

— Ну… это такие, которые ходят по кладбищам и поднимают мертвецов? И ещё армии делают?

— Поверь, армия из мертвецов — так себе затея. И воняют они зверски, и толку мало. Скорее уж наоборот, большей частью мы мертвецов упокаиваем, а заодно ищем тех, кто балуется с тёмной силой. На нежить охотимся вот.

— Я некромант?

Умная девочка.

— Скорее всего… думаю, что я не ошибаюсь. Возможно, изначально твой дар был иным, но рядом с тварью он изменился. Так бывает. Редко, но случаи описаны. Главная задача дара — защитить своего носителя, вот он и меняется. Целителя твой отец…

— Он мне не отец! — вскрикнула девочка, сжимая кулаки. — Он мне…

— Прости.

— Ничего, — она с той же лёгкостью успокоилась. — Это просто я… вы ведь заберете нас? Если я некромант, то меня тут не оставят, так? Тут магов нет.

— Не оставят. Некромантов немного. И учат их… не здесь.

— Хорошо. Но я не согласна одна! Не знаю… контракт ведь можно подписать? Скажем, что я потом расходы компенсирую? Когда выучусь? И мама тоже работать может… и если его не станет, она же…

— Ваша матушка, — раздался мягкий голос Погожина-старшего. — Думаю, не будет испытывать такой нужды в деньгах, чтобы перекладывать долговые обстоятельства на вас.

Он вышел в коридор.

— Она спит, дитя… будить не стоит. Ей нужен отдых. Иди, посиди, а мы побеседуем.

И взгляд у целителя был таким, говорящим.

— Не буду спрашивать, где вы нашли это чудо, но давненько я не встречал целителей с таким уровнем дара, пусть и подавленного…

— Она жила рядом с жорником.

— Это весьма многое объясняет… и то, что она жива, и то, что дар её развился в такой мере. Её раз за разом вычёрпывали до дна, а она восстанавливалась, чудом тянула силы в этом мире. Да… весьма интересный опыт. Познавательный во многом… в чём-то даже полезный.

— Но теперь она поправится?

— Сомневались? — недобро поинтересовался целитель.

— Что вы! — Гремислав замотал головой. — Как можно… я в вас уверен… метку твари надо бы снять. Точнее…

Идея, поселившаяся в голове Гремислава, была безумной, но…

— Метку я пока не трогал, — сказал Погожин.

— И хорошо…

Совершенно безумной.

И ему надо было посоветоваться.

— Возможно… она мне понадобится, как и ваша помощь…

— Это вне всяких сомнений, — согласился Погожин-старший. — Причём, если продолжите отдыхать в том же духе, то весьма скоро. Причём в отношении вас в успехе оной я не буду уверен.

— Я не собираюсь умирать!

— Да, да… все вы так говорите… вот что за манера? Обращаться к целителям, а после не выполнять рекомендации. Вам что было сказано? Отдыхать… ладно, идёмте, расскажете, что пришло в вашу совершенно безумную некромантскую голову… вот почему все люди как люди, а некроманты через одного с выраженными суицидальными наклонностями? Вам бы к врачу, батенька… подлечиться там. Я про голову. Нельзя же столь беспечно…

— Я лечусь, — с честным видом соврал Гремислав. — У меня даже свой психиатр имеется!

— Надо же… — Погожин-старший прищурился. — Тогда пусть он выдаст документ, что вы в здравом уме находитесь… можно потом, после того, как изложите мне свою гениальную идею. Но до её воплощения!

Домой Катерину не пустили.

Опасно, мол. Она и не сильно рвалась. Как-то вот от мысли, что придётся остаться одной в большом пустом доме становилось не по себе.

Жорник там.

Некромант.

И стычка на дороге… и ладно сам, но ведь с него станется нанять кого-то. А ещё руки тряслись мелко-мелко, и не отпускало чувство вины. Это ж так очевидно всё.

Надо было спасать Настасью.

Катерна же видела неладное, но отговаривалась, что дело не её, что силой не поможет… а надо было помогать. В какой-то момент, кажется, после того, как бледная девушка со светлыми волосами принесла чаю и бутерброды, и о чём-то щебетала, при этом держа Катерину за руку, она отключилась.

А в себя пришла уже лежащей. Кровать сдвинули к окну, отделивши эту, явно чью-то кровать, от комнаты занавеской. Из-под ткани пробивался свет, да и голоса слышались.

— Да херню ты городишь! — громким шёпотом возмущался Матвей. — Ну сам поглянь! Какой из меня на хрен князь?

— Весьма внушительный, — Гремислав отвечал спокойно.

— Да я как-то тоже в политику собирался, но знающие люди отсоветовали. И рожа у меня не эта… не благолепная… доверия, стало быть, не внушает. И биография. И вовсе мне на выборы соваться — себя хоронить.

— Князя не выбирают. Разве ты сам не чувствуешь, насколько тебе здесь…

— Тесно? А то… я ж к Катьке чего пошёл? Долго маялся… а оно чем дальше, тем гаже. Порой вижу несправедливость, так прям и корёжит всего. Наизнанку выворачивает. А порой просыпаюсь и мысль такая, что надобно сделать чего-то. Главное чего-то такого, во благо… а чего? Хрен его знает. Сперва на приюты жертвовал. На храмы там… фондам всяко-разным. Но не то, не помогает…

— Дальше будет хуже. Отец слабеет и потому земля тебя зовёт. Ты и слышишь эхо. Князь душой чует нужды земли и народа.

Катерина села.

Подслушивать было слегка неудобно, но с другой стороны, она не просила так громко разговаривать.

— Тебе просто нужно оказаться дома. Тогда ты всё поймёшь.