– О-о! Это вы?! – Одной морщиной на лбу стало меньше. – Вас искали.

Кто бы в этом сомневался!

– Я нашлась, – сухо оповестила я, – мужу моему не звони, хочу сделать ему сюрприз.

Теперь я была уверена, что Игорь не кинется к телефону внутренней связи сообщать Митровичу о моем прибытии.

В квартиру вошла, не особенно сторожась, но меня никто не услышал. Там царил Стефан, вернее, бушевал.

– Как не нашли?! Как не нашли?!! – орал он во все горло.

Собеседник отвечал ему гораздо тише:

– В «Якоре», потом в «Морфее», и в «Лукоморье»…

По отдельным фразам, достигшим моих ушей, стало понятно, что в обсуждении мой вчерашний маршрут передвижений. А повествует о нем Герка Сарычев. Ну, кому же еще мог доверить столь щепетильное дело супруг, как не Герасиму?

Сарычев предпочитает именоваться Герардом. Но я-то знаю, что наречен он Герасимом. А в школе больше откликался на прозвище «му-му» (вполне естественном при таком-то имени). Знала эти интимности оттого, что Герка и Стефан – одноклассники, почти друзья детства…

Желание Сарычева облагородить свое имя мне понятно. У самой родители были с большой чудинкой. Нарекли меня Корделией! Вроде, должно радовать – предки были не чужды всемирной литературы – читали Шекспира… но не радовало! Все школьное детство я была «сарделькой». Не в смысле – «упитанным ребенком». В воображении моих сверстников мое нестандартное имечко очень здорово рифмовалось: «Корделька – сарделька». Я свое имя ненавидела, но со временем научилась это мастерски скрывать под маской высокомерия. При знакомстве всегда представлялась полным именем, добилась того, что иначе, чем Корделия меня никто не называл. Труднее всего было отучить старых друзей видеть во мне «сардельку». Так я и не стала этого делать. Просто покинула драгоценное Заполье и обосновалась в городе С.

Как я попала в С. – отдельная песня. И я вам её непременно спою, но позже…

Пробудил меня от воспоминаний вопль супруга:

– Тетка! У неё в городе тетка! Или сестра.

Ага, речь зашла о Натахе. Не хватало еще, чтобы они принялись трясти мою кузину! Впрочем, Наташа была мне не кузина и не тетка. Можно было бы назвать её «сводной сестрой»… Наталья Петровна, если быть до конца откровенной, была внебрачным ребенком моего непутевого папаши. Разница в возрасте у нас составляет 10 лет, но мы не плохо ужились, и я привыкла называть Натку «кузиной». Кстати, именно благодаря Наталье Петровне я и поселилась в городе С. Благодаря ей и своей предприимчивой мамаше… Впрочем, об этом позже. Пришла пора предстать перед мужем, пока он не поднял на уши весь город в поисках моей родственницы и меня соответственно…

Я весело чихнула и ввалилась в кабинет Митровича, который он называл «библиотекой» лишь потому, что одна стена была заставлена красивыми изданиями русской и зарубежной классики. По моим понятиям «библиотека» – это там, где книги читают, а не хранят для создания интерьера.

– При-в-ее-т! – я глупо кривила в улыбке губы и моталась из угла в угол, как корабль в шторм.

Их было в комнате двое, и они от моего появления впали в ступор.

– Не ждали, с-суки?! – я густо рыгнула, исторгая из себя аромат дедова первача.

Даже это не привело в действие их мыслительные процессы, и я серьезно призадумалась, что неплохо бы блевануть на иранский ковер, коим так гордится Митрович. Вот только сомневаюсь, что мне удастся совершить это действо – в желудке было пусто. Несколько глотков дедова бальзама всосались в кровь до последней капли. Блевать душой я еще не научилась, поэтому ограничилась тем, что запуталась ногами и рухнула прямо на грудь Герарду. Близко подходить к Митровичу опасалась – в пылу гнева придушит безо всяких выяснений обстоятельств.

Герка ухватил меня.

– Спит, – сказал он тихо, и такое изумление нарисовалось на его смазливой физиономии, что я едва не захохотала.

– Она п-п-ьяная ч-что ли? – у Стефана тряслись губы и руки.

– Вусмерть, – Сарычев положил меня на диван и некоторое время внимательно изучал.

Я приоткрыла губы, всхрапывала и пускала слюни, чтобы сивушный дух явственней ощущался.

– Ребята сказали, что она по кабакам моталась, а потом с какими-то двумя придурками слиняла… Мать её! – Герасим отскочил от меня, как ужаленный. – У неё уже СПИД и сифилис.

– Да, брось! – Митрович уже не трясся, а наполнился злостью. Он подлетел к моему ложу. – Это у неё аллергия на красное вино. Как нажрется, так идет пятнами. Вставай! – Он дернул меня за руку очень больно. – Где деньги? Говори, сука!

Тычки посыпались на меня градом. Больших усилий стоило изображать из себя боксерскую грушу – её бьют, а она – лишь мягкая в ответ. А вот пощечины были лишними! Ярость закипела во мне. Я открыла глаза и маханула Стефана в сторону одним жестом – уж больно разозлилась!

– Деньги?! – завопила я. – Какие деньги?! – Скакнув к письменному столу, уцепила письменный прибор (каслинское литье было не только обворожительным, но и массивным). Проломлю голову придурку!

Сарычев перехватил бешенного Митровича, с которым мы могли посоперничать в неистовстве.

– Сядь. У неё «белочка»… наверное… Глянь, глаза горят… Кора, лапа моя, – масленно запел Герка в мою сторону.

Корой меня начал величать Митрович. По его понятиям это было стильно. Я сопротивлялась, но лишь для порядка. Потому как с именем Корделия Пантази только в цирке выступать в качестве рыжего клоуна. Кора Митрович звучит хоть не слишком гламурно, но вполне благозвучно для окружающих. Это была одна из причин, по которой я вышла за Стефана замуж. А Натка и сейчас утверждает, что это была определяющая причина моего внезапного помутнения рассудка (иным словом наш союз кузина не называет).

– Ласточка моя сизокрылая, – сюсюкал Герасим, сбиваясь на певческий слоган. Он подбирался ко мне все ближе, кусок металла в моих руках его напрягал. Он следил за моими руками с прозорливостью беркута. – Брось, коняшку, не дай Бог, пальчик зашибешь.

Литье представляло собой изящного Пегаса. Услышав призыв «брось», я шандарахнула прибор в Геркину голову, и с удовольствием созерцала его проворный отскок, сделавший бы честь любому горному барану. Пегас въехал в шкаф с книгами, нанеся значительный урон красному дереву и богемскому стеклу. После этого воцарилась тишина. Даже Митрович перестал кипеть от злости. Предполагаю, что набирал силы для нового витка напряженности. А я, уперев руки в бока, сказала:

– Какие, к черту, деньги? Неужто за три года семейной жизни я не заработала поганых 5 штук? Да ты мне в 5 раз больше должен.

Меня до того пробило на злость, что я успокоилась, подошла прямо к мужу и вперилась в него немигающим взглядом. Моя наглость Митровича ошарашила.

– Взяла чужие деньги и еще права качаешь? – спросил он безразличным голосом.

Я затряслась всем телом: такое показное безразличие не сулило мне ничего хорошего. Выходило, что супруг зол до того, что уже не испытывает эмоций. С таким настроем – только убивать.

– Отчего же, чужие?! – я перла напролом, сообразив, что терять мне нечего: или пан, или пропал. – Муж и жена – едина плоть. Да еще и «сатана»! – Валила я все в кучу. – Ты со мной не в разводе, так что на деньги в сейфе у меня есть право.

– Может быть, в суд обратимся? – усмехнулся Стефан.

Конструктивного разговора не получалось.

– Стоп! – заорал Герка, поняв, что без посредников нам не разобраться. – Сколько денег взяла?

Я внутренне облегченно вздохнула: все же, Герасим во всех отношениях человек более сообразительный, более умный… полный дурак, короче!

– Ну… сколько было в сейфе… – промякала я гнусавым голосом. – Только их все равно уж нету, – я захлюпала носом. – Все прос… прогуляла, в общем. – Я густо икнула и засмеялась. – Веришь, Герка, как вода меж пальцев…

У Сарычева сделался вид полностью обалдевшего человека.

– Купила себе «Челси»?

Пришла моя пора изображать непонимание. Впрочем, это не составило труда. Я ощущала себя великой Тарасовой на сцене – готова была импровизировать и повторять на «бис».