Хрусткие щелчки вокруг меня были ни чем иным как пулями, а вовсе не погибающим от моих телодвижений боярышником. Оказывается, перед «зелеными» я была чиста. Осознание всего этого добавило мне прыти. Теперь я бежала гораздо быстрее, рука на моем загривке играла теперь скорее направляющую роль. Живот стучал по коленкам, и я со злостью подумала, что с таким грузом далеко не убегу. Я упала на колени, распахнула полы пальто и принялась сражаться с шалью. Развязать узел в таких условиях было делом невозможным, поэтому я принялась извиваться, пытаясь освободиться.

–Ты что? – мой спутник стиснул мне плечо, привалившись рядом.

Я вдохнула аромат кожи, дешевых сигарет и еще чего-то неуловимо знакомого… Выходило, я удирала в компании с автобусным «засоней».

– Рожаю, – откликнулась я сквозь стиснутые зубы.

– Сдурела? Не смей! Брошу к чертовой матери, – коротко отрубил попутчик и отдалился от меня.

Я как-то сразу поняла, что он не шутит и через мгновение оставит меня здесь в темноте и опасности. Это прибавило мне сил. Я одновременно втянула живот и яростно рванула китайский шелк. Помогло! Рюкзак выпал, я закинула его себе за плечи и намертво вцепилась в руку покидающего меня мужчины.

Теперь мы были как два лося – неслись огромными скачками, разве что рогов на голове не хватало. Мой попутчик видел в темноте не хуже кошки. Время то времени он дергал рукой, за которую я держалась, корректировал направление. А я бежала крепко зажмурившись. Чего зря глаза таращить? Все равно ничего не вижу. Боялась получить веткой по глазам. Все время вспоминала свою бабку, что по молодости славно покаталась на лошадке: хлестнула ветка по лицу – ослепла бабка на добрых 10 лет. Потом, правда, неожиданно прозрела, вышла замуж и произвела на свет моего папочку. Зря старалась, никчемный получился мужичонка – враль, пьяница и бабник. Хотя мне-то обижаться грех…

Еще с полчаса мы активно маневрировали, а потом мой проводник остановился, прислушиваясь. Я затаилась рядом, для уверенности прихватив его локоть еще и второй рукой.

Мы слушали тишину – занятие бесполезное по моим понятиям. Поэтому я нетерпеливо переступала с ноги на ногу и подталкивала спутника в спину своим не в меру приближенным боком. Он разозлился и попытался выхватить у меня свой локоть.

Не тут-то было! Памятуя о живописном рассказе водителя, я проявляла бдительность, избавиться от меня «засоня» мог, лишь потеряв при этом руку.

– Стой спокойно, – сказал парень мне тихо и внушительно так, что захотелось его послушаться.

Теперь двигались едва-едва. В результате умозаключений, основанных на внешнем восприятии действительности, мой попутчик выбирал направление. Уж куда он хотел попасть, мне было невдомек и, по большому счету, все равно. Адреналин в крови испарился как пузырьки с поверхности шампанского – все, что я хотела – прибыть хоть куда-нибудь. Мозг охватила тупая усталость, я молча сопела, то и дело заплетаясь ногами в подмерзающих кочках пожухлой травы. Движение наше было неровным. А вскоре я определила, что оно сродни броуновскому движению молекул – мы никуда не шли. То есть, мы шли, конечно, только бестолково и никуда. Осознав это, я взбодрилась, приказала себе отбросить рабскую покорность, с которой плелась вслед за своим поводырем. Уже с новыми чувствами всмотрелась во мрак ночи, прислушалась и принюхалась.

В своей прошлой жизни я точно была собакой. Обоняние – самый развитый орган моего организма. Поэтому к выбору духов я отношусь весьма ответственно. Этот процесс может занять у меня весь день, а может ограничиться одной секундой. Все зависит от того на какой аромат нападет в первую очередь мой нос.

Чтобы сбить собаку со следа посыпают дорогу перцем, мне же достаточно втянуть какой-нибудь слащавый аромат, чтобы приобрести моментальную отечность слизистой носа и, как следствие, насморк и слезоизвержение. Поэтому я стойко ненавижу дам, которые не имеют чувства меры и чувства времени. Что, сколько и когда – вот три параметра, которыми нужно руководствоваться в выборе своей ауры.

Представьте: час пик – и мадам, облитая, судя по запаху, целой цистерной духов.

Милые дамы! Тело должно быть чистым! Нет ничего приятнее аромата вымытого тела – и духи никакие не нужны!

Помню, сказала об этом Митровичу в первый день нашего знакомства. Он снисходительно хмыкнул – мол, чего ждать от провинциальной дурочки. А через месяц после нашей встречи возвел мою сокровенную идею в категорию собственного постулата, незыблемого, как закон всемирного тяготения. Собственно говоря, я не испытала от этого неудобств, скорее наоборот. И даже первое время воспринимала это как подтверждение «чувств» к моей персоне – ведь заботился Стефан о моем обонянии. Со временем, правда, прозрела: Стефан все делает лишь во благо себе. Эта концепция «чистого тела», выстраданная мной и прочувствованная собственным жизненным опытом, стала его визитной карточкой. Его «пунктиком», «чудачеством», так необходимым человеку творческому, а, следовательно, человеку с тонкой организацией чувств. И если он начинал в присутствии кого-нибудь из своих «звездулек» характерно шевелить ноздрями, девчонки (а порой и парнишки) мчались, сломя голову, в душ – к Мойдодыру.

Все эти мысли заполнили мою голову совсем некстати. Мой чувствительный орган уловил изменение окружающего воздуха – запахло неуловимо сыростью, большой водой. Направление движения следовало срочно менять. Вместо этого я впала в воспоминания. И произошло то, что должно было произойти. Мой спутник негромко охнул и устремился куда-то…

Я вовремя разжала пальчики, чтобы не стать соучастницей его экскурса в неведомое, и с интересом прислушалась. Звуки были разнообразные; перемежались руганью и закончились веселым плеском. Парень плюхнулся в воду. А потом наступила тишина…

Я заволновалась. Представить себя, лазающую в осенней воде в поисках утопающего, я не могла. Поэтому крикнула шепотом:

– Эй, ты где?

Мне ответили коротко и ясно, в традициях народного сленга. Я облегченно вздохнула.

– Руку давай, – сказала я и наугад в темноту сунула ладонь.

Удивительно, но он нашел мою протянутую длань и крепко зацепился. Склон был мокрый и скользкий. Одно мгновение я думала, что сейчас тоже кубарем покачусь в «гостеприимную» воду. Мне этого ужас как не хотелось. Поэтому я поднапряглась и выволокла мужика наверх.

Он находился рядом огромный и мокрый, от него веяло холодом. Он молчал. Митрович в такой ситуации, во-первых, проклял бы все на свете; во-вторых, начал бы искать виноватых. А поскольку, кроме меня здесь никого из живых людей не наблюдалось, все шишки достались бы мне.

Парень молчал, а я ощущала себя виноватой.

– Замерз? – робко спросила я.

Он четко клацнул зубами и ответил почти безразлично:

– Зато умылся.

Нужно срочно найти какое-нибудь убежище! Я прихватила рукав его куртки, набрякший от воды, и потянула за собой. Теперь Сусаниным была я. На наше счастье, поднялся ветерок, и сквозь низкие облака, что с вечера затянули небо, начали робко просвечивать звезды. Повезет, так и луна выглянет!

Я бодро топала вперед, надеясь на свою интуицию – раньше она меня никогда не подводила. Разве что в минуты опасности замолкала напрочь. С перепугу порой я соображала плохо, действовала рефлекторно (Стефан сказал бы – «спонтанно»).

«Засоня» околел уже окончательно, я чувствовала, как дрожь сотрясает его тело.

– Т-тут п-погост, – продребезжал он невнятно.

Я тоже успела разглядеть кресты, краешек луны уже просвечивал, как сквозь толщу воды. Стало чуть светлее. А, может быть, я привыкла к ночному мраку?

– П-поищем с-склеп? – спросил парень.

Видали вы на сельском кладбище фамильные усыпальницы? Я – очень редко, да и то во сне. Парень был далек от жизни нашей российской глубинки. Только растолковывать все это мне показалось утомительным, поэтому я буркнула:

– Боюсь.

– Ж-живых н-надо б-бояться…